А утром, едва солнце вызолотило верхушки деревьев, снова тронулись в путь. До Ладоги было рукой подать, так что, спустя полтора часа мы уже въезжали в один из древнейших городов Руси, когда — то бывший вотчиной Гостомысла, полулегендарного основателя ныне правящей на Руси великокняжеской династии. А сейчас, это не более чем обычный княжий городок, живущий ремеслом и торговлей. Не очень большой, но и не маленький, под двести тысяч жителей.

Честно говоря, я совершенно не опасался того, что кто — то здесь, сможет опознать наш автомобиль, или нас самих. Город зажиточный и таких вот темно — зеленых «Классиков» здесь хватает. А потому, мы совершенно спокойно проехали чуть ли не через весь город и, свернув в обширный, но неприметный двор, каких здесь, на ремесленной окраине Старой Ладоги хватало с избытком, выбрались из авто, у огромного и высокого, рубленного дома, сложенного из толстенных, в три обхвата, бревен, украшенного затейливой резьбой наличников и карнизов, с высоким расписным хорсом — коньком крыши, и таким же резным и ярким высоким крыльцом под добротным двускатным навесом.

— Виталий Родионович, вы ли это? — Вышедший на звук из дома, хозяин — медведеподобный, высокий и грузный мужчина, с забранными под плетеный кожаный ремешок длинными, сверкающими сединой, русыми волосами, раскинул руки в стороны, и улыбнулся, отчего подкрученные кончики седоватых усов приподнялись над ухоженной бородкой, демонстрируя крупные желтые, но явно крепкие зубы. — Вот нежданная радость. Мать! Неси корец, взгляни, какие гости к нам пожаловали! Да скажи Герде, чтоб на стол накрывала. Вижу, дорога была дальняя. Добро поснедать после такой, первое дело.

— Ох ты ж, Виталий Родионович. Доброго дня! Как добрались? — Статная женщина, чем — то неуловимо похожая на Смольянину, в длинном «народном» платье, выплывая из — за немаленькой спины мужа с корцом в руках, толкнула благоверного крутым бедром, чтоб не застил. — Ишь встал на дороге, медведь косолапый, ни обойти, ни объехать. Отожрался!

— Сама откормила, Олюшка. Так неча теперь и жалиться. — Хохотнул в бороду хозяин дома, спускаясь с высокого крыльца, вслед за женой. А та, остановившись в паре шагов от нас с недоумевающим Грегуаром, отвесила поясной поклон.

— Вот, батюшка Виталий Родионыч, отведай с дороги холодненького. — Распрямившись так, что высокая грудь тяжело колыхнулась под тонким платьем, Ольга протянула мне корец. Принюхался и, укоризненно глянув на хитро поблескивающую голубыми глазами женщину, приник к посудине.

Водка не водка, но градусов тридцать в этом литровом корце было. Выхлебав больше половины, я бросил короткий взгляд на Грега и передал напиток ему, в двух словах и шепотом, пояснив, что к чему. Естественно, умолчав о крепости напитка. А тут и Герда, дочка хозяев подлетела с тарелкой наполненной румяными и явно сладкими пирожками. Вроде как, подсластить шуточку. Ну да… вот только в голове у меня с голодухи — то, уже зашумело, так что, проигнорировав пирожки, обнял одной рукой девушку, обещающую в скором времени стать такой же статной красавицей, как и мать, и «закусил» ее губами.

Антон — хозяин дома крякнул, скрывая смешок, Его супруга развела руками, дескать, уел, гостюшка, а сама Герда, едва я ее отпустил, предательски запунцовела и вихрем унеслась в дом. Только каблучки форсистых алых сапожек дробно простучали по крепким дубовым доскам лестницы.

Тем временем, пребывающий в удивлении Грегуар, добил — таки корец и, следуя инструкции, перевернул его вверх дном. Положенные три капли упали на плахи двора и мой бывший дворецкий, чуть не последовал за ними. Повело его знатно. Оно и понятно. Ели — то мы последний раз сутки тому назад, а почти поллитра коварной фирменной наливки Ольги, да выпитые одним махом, могут свалить и сытого.

— Уморился в дороге, бедолага. — Прогудел Антон, подхватывая «поплывшего» Грега за плечи и уводя его в дом. — Ну да ничего, проспишься и будешь как новенький. У моей хозяйки рука легкая, так что о похмелье можешь и не думать. Идем — идем, болезный. Мы тебя в задней комнате, на полатях положим, медвежьей полостью укроем…

Так, бухтя что — то засыпающему на ходу Грегу, и увел. А следом и мы с Ольгой, поднявшись на высокое крыльцо, шагнули в специально сделанный низким, дверной проем. Миновав сени, еще раз пригнулись, входя в горницу. Я дернулся было снять головной убор, но поняв, что на мне его нет и в помине, просто поклонился на красный угол, и протопал к столу, у которого уже суетилась по — прежнему алая, словно маков цвет, Герда. Заметив, что я уселся на лавку, рядом с ее отцом, сунулась было к печи, но Ольга ее шуганула ухватом и, вытащив из зева огромный чугунок, одним ловким движением поставила его на толстую дубовую подставку, в центре стола.

Окинув меня взглядом, Антон покачал головой и кивнул Герде на поставец в углу горницы, за печкой.

— Ну — ка, доча, найди гостю ложку. А то он, вишь, какой неподготовленный пришел. — Тихонько прогрохотал хозяин дома и уже через секунду я сжимал в руке новенькую, вырезанную из липы ложку. Пока мать с дочерью крутились у стола, выставляя хлеб, соленья и свежие крупно порубленные овощи, Антон ткнул меня пудовым кулачищем в бок. — Где ж ты свою серебряную — то потерял, а, твое сиятельство?

— Какое из меня сиятельство, кузнец! — Чувствуя, что меня все больше и больше забирает хмель, проговорил я. — Все там осталось. В столице. И сиятельство, и дом, и семья… А я теперь… перекати — поле. Знаешь, трава такая. Ветер ее по пустыне гонит — гонит…

Ольга бросила на меня короткий взгляд и… шикнув на уже открывшего рот для очередного вопроса, мужа, молча выставила на стол четвертьведерную бутыль с жидкостью теплого янтарного оттенка. Под горячий борщ, в желудок упала первая рюмка домашнего самогона, за ней вторая… и я не понял, как уснул.

21.08.14. Лечить, так лечить…

Проснувшись следующим утром на широкой лежанке, я попытался встать и едва не навернулся с почти двухметровой высоты. И честное слово, мое состояние было совсем не похоже на похмелье, которое, в отличие от фирменной наливки Ольги, самогон ее мужа — медведя вполне предусматривал… Ну, разве что, чуть — чуть. Но, с какого перепоя так кружится голова?!

Я медленно, стараясь не расплескать расплавленный свинец в моем черепе, опустил голову обратно на подушку, и чуть не застонал… Идиот! Точнее, контуженный идиот! В прямом смысле этого слова. Трудно было догадаться, что произойдет с моей несчастной головой при наложении похмелья на контузию? Хоть бы хозяев предупредил, так ведь нет…

С другой стороны, когда бы я успел это сделать? Отказаться от приветственного угощения? Это ж обидеть хозяев. А что Антон, что Ольга, к старым традициям относятся трепетно, так что могли действительно отказать от дома. А выпив наливку… В общем, понятно. Будем считать, что внутренний адвокат оправдал внутреннего же пьяницу, и тот отделался устным выговором, вместо общественных работ…

— Эй, твое сиятельство, ты там живой? — Прогрохотавший прямо над ухом, голос хозяина дома, заставил меня дернуться, отчего виски прострелила совершенно сумасшедшая боль, и во рту появился отчетливый привкус крови. Вот счастье — то… Я тихо зашипел и поднявшийся на приступку, хозяин дома окинул меня обеспокоенным взглядом. — Э-э, Виталий, да ты что — то совсем плох. Мать, поди сюда, кажись это по твоей части.

— Рассол на столе. — Откликнулась откуда — то из — за печи Ольга.

— Да не, тут не похмелье… тут что — то серьезнее. Ну, кому говорю, иди сюда! — К концу фразы, Антон, только что лосем не ревел. Хм, действительно, беспокоится. Иначе б на жену голоса ни за что не повысил… ну, до тех пор, пока она в его дела не лезет… Уж это — то я знаю, наверняка. Не первый год с этой семьей дружу.

— Вот, как отхожу ухватом, чтоб горлО дома не драл. — Треснув мужа полотенцем по спине, Ольга все же прислушалась к его словам и, встав на приступку, попыталась взглянуть на меня… Вот только не с ее ростом. Нет, так — то Ольга, женщина высокая, но не настолько же… Но она тут же нашла выход из положения. — Так, косолапый. Тащи лавку. Да смотри, стол по дороге не свороти!