Наконец оказались у оврага, за которым должна была проходить железнодорожная линия. К ней направилась разведка. Остальные, спасаясь от пронизывающего ветра, зарылись в снег.

Сидеть в норах довелось недолго. Вернувшиеся бойцы доложили, что на дороге никого нет. Сгибаясь под тяжестью мешков со взрывчаткой, десантники гуськом направились к насыпи. В рассветном тумане она хотя и плохо, но уже различалась. Дальше идти во весь рост было опасно. Поползли, таща за собой груз.

Когда до полотна оставалось немногим более десяти метров, Балякин, расположившийся со своей группой прикрытия на небольшом возвышении сзади, просигналил: «Немедленно возвращайтесь!» Авдеенков и все, кто были вместе с ним, едва успели укрыться в ближайших кустах, как по рельсам простучала тяжело нагруженная дрезина. Не успела она скрыться за поворотом — показалась еще одна. Остановив ее недалеко от парашютистов, немцы что-то сняли с тележки, опустили на землю.

— Вот здорово, — прошептал рядом с Авдеенковым кто-то из бойцов, — они, кажется, занимаются тем же, за чем пришли и мы.

Это предположение подтвердилось. Когда дрезина уехала, прозвучал взрыв. Отходивший неприятель разрушал путь. К Авдеенкову подполз Балякин.

— Как же теперь быть с мостом? — спросил он.

— Обстановка меняется. Если враг сам разрушает за собой путь, то мы, ясное дело, должны поступать наоборот — мешать ему в этом.

Десантники встали на лыжи и по опушке леса двинулись в том же направлении, куда укатили фашисты. Настигли их у реки. Они закладывали взрывчатку под мостовые опоры. Поджечь бикфордов шнур им не удалось. В белых маскировочных халатах, правда уже изрядно закопченных у костров, лыжники подкрались к гитлеровцам и внезапным ударом всех перебили.

Нагрузившись трофейным подрывным имуществом, они перебрались на противоположный берег и пошли по насыпи.

Совсем рассвело. Сначала прояснилось небо над макушками сосен, потом свет озарил стволы и, наконец, добрался до сугробов. Защищая лицо от обжигающего ветра, Авдеенков ворчал:

— И когда все это кончится!..

— Устал, что ли? — отозвался Балякин.

— Не о том я. Добра народного вон сколько гибнет. Одни мы на миллионы на воздух подняли...

До войны Анатолий Авдеенков окончил лесотехнический техникум, работал техноруком на лесопильном заводе в Ивановской области. В нем угадывался рачительный хозяин. А пришлось разрушать...

— Шпалы хотя бы взять, — продолжал он, — дорогие они. А мы вынуждены их в пыль, в пепел превращать...

— Стой, — вдруг прервал его Балякин, — посмотри вперед!..

Авдеенков напряг зрение. Там, где лес с обеих сторон подступал к дороге, на путях стоял состав. Анатолий насчитал три крытых вагона, шесть платформ с танками. Остальная часть не была видна за поворотом.

Послали разведчиков. Вернувшись, они доложили, что сопровождает эшелон взвод. Располагается в головном, классном пульмане. Человек десять — в тамбурах и на площадках в хвосте.

— Сколько всего вагонов и платформ?

— Восемнадцать. В трех последних — военнопленные.

Посовещавшись, Балякин и Авдеенков решили напасть и ни в коем случае не дать противнику уйти. Группа Балякина завязала бой с конвоем, а Авдеенков со своими ребятами пошел в обход, чтобы севернее станции Мятлево взорвать линию. У Владимира Балякина было всего шесть человек. С такими силами трудно атаковать, да еще в светлое время и карабкаясь на высокую насыпь. Выручила смелость и стремительность. Первыми же выстрелами парашютисты сняли дежурного у пулемета на задней площадке, потом ударили по тамбурам, где укрылись от холода и ветра вражеские солдаты. Уничтожив охрану, они бросились к товарным пульманам, пооткрывали двери.

— Товарищи, выходите! — кричал Балякин.

Обмороженные, с гноящимися ранами, опухшие, покрытые сажей и копотью, освобожденные высыпали из вагонов.

От паровоза, таща за собой пулеметы, бежали вражеские солдаты. Укрывшись за колесами, бойцы остановили их автоматным огнем: надо было выиграть время, чтобы отбитые люди могли скрыться в лесу.

Завязалась ожесточенная перестрелка. Гитлеровцы начали наседать.

Положение осложнялось. Группа Балякина начала медленно отходить. Вдруг в конце состава на полотне заговорил пулемет. Он хлестнул по фашистам. Кто и когда снял его с площадки? Балякин решил, что это кто-нибудь из десантников. Владимир приказал прикрыть смельчака огнем и подавал знаки, чтобы тот уходил. Но пулеметчик все стрелял и стрелял. К нему подкрались и бросили три гранаты. Заливистый стрекот оборвался...

Когда группа вышла из боя и собралась в глубине леса, Балякин, окинув взглядом бойцов, понял, что за пулеметом был не парашютист. Кто же пожертвовал жизнью для спасения других?

Освобожденные в один голос заявили:

— Это старшина Кешка.

Фамилии его никто не знал. Вспомнили только, что он из Иркутска.

Спасенные рассказали, что в октябре 1941 года попали в окружение. До декабря держались, а потом, истощенные, израненные, оказались в плену. Их включили в рабочую команду и заставили расчищать аэродром возле Калуги. Многие умерли от непосильного труда, голода и мороза, некоторых расстреляли.

* * *

Группа Анатолия Алексеевича Авдеенкова также успешно справилась со своей задачей. Возвратившись на нашу главную стоянку, он представил мне письменный отчет. На небольшом листке было всего несколько строк. Но вместилось в них много. На участке Мятлево — Вязьма подрывники в пяти местах разрушили железнодорожное полотно. На станции Мятлево оказались блокированными эшелоны с воинскими частями и боевой техникой, прибывшие из Калуги. Группа потеряла двух человек: одного ранило, другой обморозился. Оба оставлены у местных жителей.

Подобные боевые донесения в те дни поступали и из других подразделений. Выслушивать подробные устные доклады возвращавшихся с заданий я не всегда мог. Начальник штаба отряда старший лейтенант Александр Васильевич Самарин вел что-то вроде журнала боевых действий. И тем дороже теперь оставленные им скупые записи. Тогда это были наши обыденные дела. Сейчас за каждой строкой я вижу подвиг. Да, именно подвиг. Иначе как же назвать то, что в метель, при двадцатипяти — тридцатиградусном морозе совершали десантники? Вот итоги только одного январского дня.

Группа лейтенанта Шатрова уничтожила четыре автомашины и пять повозок, следовавших в сторону фронта. В трех местах перерезала кабельную связь, на дорогах установила шесть мин. Бубнов и Ляпин истребили одиннадцать гитлеровцев, расположившихся на ночлег. Бойцы, возглавляемые старшиной Кулешовым, обстреляли две гужевые и автомобильные колонны, разбили две машины, пять повозок. На линии связи в трех местах вырезали по десять метров кабеля, убили четырех гитлеровцев.

Отделение сержанта Жеведь взорвало на шоссе двухпролетный мост грузоподъемностью тридцать тонн. Дважды вело огонь по маршевым колоннам, следовавшим в свой тыл. Из строя выведено девять солдат. Пятерых из них сразил сержант Петров.

Парашютисты под командой старшины Стафеева блокировали дорогу, напали на автоколонну. На установленных ими минах подорвались два автомобиля и трактор.

Отделение сержанта Токарева захватило транспорт с горючим. Горючее слили. Из засады рассеяли маршевую ротную колонну. Противник потерял семнадцать человек.

Подразделение лейтенанта Тимофеева заставило разбежаться два неприятельских взвода, уничтожив при этом двадцать три солдата, захватив станковый пулемет и много боеприпасов. В схватках особенно отличились бойцы Горшков и Малявин.

Сержант Соколов со своей командой разгромил обоз. Взорвано семнадцать повозок с грузом, убито двенадцать фашистов.

Группа политрука Жгуна оседлала две дороги, выходящие на шоссе, обратила в бегство вражеских артиллеристов. Спасаясь, они бросили боевую технику.

Несли утраты и мы. И надо сказать, от мороза порой больше, чем от пуль врага. Холод отнюдь не был нашим союзником, как об этом часто пишут буржуазные военные историки, и особенно западногерманские мемуаристы. Он не щадил и нас.