Фальсификация «Экономическо-философских рукописей» в духе экзистенциализма сопровождалась противопоставлением их всему последующему идейному развитию Маркса. Начало этому положил С. Ландсгут, увидевший в этих рукописях отрицание необходимости социалистической революции[97], а Г. де-Ман и Г. Маркузе еще более углубили это противопоставление, объявив эту незрелую работу Маркса вершиной его творчества: «Как бы высоко ни ценились поздние произведения Маркса, – писал де-Ман, – тем не менее они обнаруживают известное торможение и ослабление его творческих возможностей»[98].

Объективный смысл этой позиции правых социал-демократов заключался в отказе от революционного содержания марксизма, в попытке прикрыть свой переход на позиции буржуазной идеологии апелляцией к незрелым произведениям Маркса как якобы к продуктам «истинного марксизма». «Вклад» правых социал-демократов заключался в том, что они наполнили новым, противоположным содержанием традиционное для буржуазной историографии противопоставление молодого Маркса позднему: зрелым теперь стал изображаться не поздний, а именно молодой Маркс.

Таким образом, на рубеже 20 – 30-х гг. буржуазная историография совершила подлинное сальто мортале: все внимание оказалось теперь сосредоточено на том периоде духовного развития Маркса, который до сих пор вообще игнорировался ею; раннее произведение Маркса, представлявшее собой одну из первоначальных ступеней формирования его научного мировоззрения, объявлялось теперь вершиной зрелости; молодой Маркс, третировавшийся прежде как спекулятивный революционер, превратился теперь в строго научного исследователя-либерала и к тому же предшественника самоновейшей буржуазной философии; «Капитал», с полным основанием характеризовавшийся как вершина научного подвига Маркса, теперь интерпретируется как свидетельство «ослабления его творческих возможностей».

Проблема «молодого Маркса», возникшая путем такого сальто-мортале буржуазной историографии и интерпретируемая как проблема отрыва ранних произведений Маркса от зрелых его работ, более того – как проблема противопоставления первых последним, – в строго научном смысле является псевдопроблемой. Тем не менее, она заслуживает самой серьезной научной критики, ибо, во-первых, она представляет собой факт буржуазного общественного сознания, а анализ такого рода фактов позволяет выяснить подлинное содержание этого сознания; во-вторых, она и в теоретическом отношении возникла не на пустом месте, а в результате спекуляций буржуазных идеологов на некоторых трудностях действительной проблемы – проблемы формирования взглядов Маркса.

Характеризуя основные направления спекуляции буржуазных идеологов вокруг «молодого Маркса», можно выделить две большие группы их: либерально-ревизионистскую и откровенно антикоммунистическую.

Сюда относятся: неогегельяно-экзистенциалистская интерпретация молодого Маркса как форма восприятия марксизма либеральными буржуазными философами и позитивистское освещение ранних работ Маркса как форма отхода современных ревизионистов от марксизма.

В основе неогегельяно-экзистенциалистской интерпретации лежит неправомерное сближение позиции молодого Маркса с позицией Гегеля и Фейербаха. Причем первоначально сближение Маркса с Гегелем существовало наряду со сближением его с Фейербахом, то и другое представляло собой как бы самостоятельную, особую форму интерпретации духовного развития молодого Маркса: неогегельянскую и экзистенциалистскую.

Исторически исходным и вплоть до настоящего времени одним из важнейших является неогегельянская интерпретация духовной эволюции молодого Маркса. Впервые с развернутым изложением такого подхода к вопросу выступил И. Пленге, книга которого «Гегель и Маркс» (1911 г.) явилась одним из моментов развивавшегося в то время процесса возрождения Гегеля. Хотя в этой работе Маркс еще характеризовался как противник Гегеля, тем не менее в ней подчеркивалось, что тот и другой акцентировали внимание на внутренней необходимости проникновения диалектики в историю и социологию – в этом и усмотрел Пленге общую сферу, сближавшую Маркса с Гегелем[99].

Впоследствии основой неогегельянской интерпретации молодого Маркса стало изображение его теоретического развития в виде чисто количественного процесса конкретизации и систематического изложения некоторой исходной точки зрения, принятой Марксом еще во время учебы в университете, то есть в общем – гегелевской точки зрения, Так, С. Ландсгут в предисловии к двухтомнику ранних произведений Маркса утверждал, что в письме Маркса к отцу в 1837 г. «уже содержится в зародыше вся марксова позиция»[100]. Развивая эту концепцию, Г. Макмерри без обиняков заявил, будто конфликт Маркса с «гегелевским идеализмом не означал недовольства гегельянством как теорией», будто Маркс так и остался «убежденным гегельянцем в теории» и лишь искал путей для перехода от этой теории к эмпирической действительности[101]. Неправомерное сближение философской позиции Маркса в период формирования его взглядов с позицией Гегеля приобрело в современной буржуазной философии прочность предрассудка, войдя в основные курсы истории философии и в практику преподавания философии в университетах[102].

Другим направлением фальсификации буржуазными теоретиками процесса формирования марксизма является неправомерное сближение философской позиции молодого Маркса с позицией Фейербаха и изображение на этой основе молодого Маркса в качестве предшественника экзистенциализма. Решающий шаг в утверждении такого подхода сделали правые социал-демократы Г. де-Ман и Г. Маркузе, выступившие, как мы видели выше, с экзистенциалистской интерпретацией «Экономическо-философских рукописей». Подхватив эту интерпретацию, буржуазные теоретики пошли дальше: они сблизили молодого Маркса с Кьеркегором и наряду с последним объявили Маркса предшественником экзистенциализма[103].

На такого рода фальсификациях в особенности специализируются современные экзистенциалисты – Э. Тир, Г. Попиц и другие[104]. Видя свою задачу в том, чтобы «примирить Маркса и Кьеркегора», экзистенциалисты прежде всего извращают воззрения Фейербаха, трактуя его материалистический антропологизм как идеалистический, иррационалистический, то есть изображая его правоверным экзистенциалистом. Вторым этапом «примирения» Маркса и Кьеркегора является возведение отдельных моментов фейербаховского антропологизма, содержащихся в ранних работах Маркса, в законченную систему философского иррационализма. В результате молодой Маркс вместе с Кьеркегором оказывается предшественником современного экзистенциализма.

Основным приемом такого рода фальсификаций является выхватывание отдельных выражений из ранних произведений Маркса, внешне, словесно напоминающих те или иные положения экзистенциализма, но по сути дела выражающих совершенно другое содержание, сокрытие этого их действительного содержания, и на этой «основе» – попытка выдать чисто внешние совпадения с экзистенциалистскими положениями за совпадения существенные. Рассмотрим один пример какого рода операции.

В рукописи 1843 г. «К критике гегелевской философии права» Маркс, разоблачая мистификаторский характер гегелевской философии, подчеркивает, что идея личности является абстрактной идеей, если она мыслится вне реальных лиц, но в качестве действительной идеи она выступает «только в своем родовом бытии, в качестве лиц»[105]. Отсюда Г. Попиц делает вывод, будто Маркс, подобно экзистенциалистам, «ищет единство человеческих сущностных сил в самом индивидууме»[106].