— Что же это за ересь? — спросил Максим.

— Это были неразумные жидовствующие, те, что поверили жалкому иудею Схарии,[57] — резко ответил Иона.

— А что они проповедовали?

— Они все отрицали, — с жаром сказал Даниил. — Не признавали Ветхого завета, отвергали и три божественные ипостаси, не считались с духовенством, церковью, монастырями.

— С бешеной яростью, святой отец, ополчились они на монастыри, — вмешался Иона. — Хотели отобрать то, что даровал нам бог.

— С исступлением неверующих боролись против монастырских вотчин, — сказал Даниил. — Но господь жестоко покарал их. Еретиков осудил священный синод, и господь наставил великого князя справедливой рукой своей отсечь главу ереси. Однако яд нечестия еще остался.

— Есть еще нечестивцы, что кипят яростью и ненавистью к монастырям, — снова вмешался Иона. — У них свободный доступ в собор, и государь к ним милостив. Повторяется старая история.

— Отец Иона, ты не прав, — спокойно возразил Даниил. — Нет, не старая это история. Великий князь, наш отец, мудрый и великодушный, неусыпно печется о монастырях и церкви. Но грех есть, что правда, то правда. А посему, отец Максим, хоть мы и людишки ничтожные, но сознаем, что господь повелел нам противостоять сатане, не считаясь ни с чем, повинуясь одной лишь воле всемилостивого Христа. И я грешен, пора мне просветиться, изучить священные тексты. Темный я и знаю это. А если мы денно и нощно не будем держать в уме того, чему учит нас Святое писание, как найти нам путь к спасению? Без священных книг мы как деревья без корней. При первом порыве ветра падаем на землю и не за что нам ухватиться. И вот снова мы слышим, что еретики ополчились против монастырей. Умы мутят! Пытаются скрыть истинный смысл священных канонов, установленных отцами церкви нашей. Меня наставил господь, и по воле его стремлюсь я привести в порядок священную Кормчую книгу. Ведь в ней узаконена воля господня. Но все переводы, сделанные ранее с греческого, болгарского и сербского на славянский, в беспорядке, каждый толкует их, как хочет, и противники наших монастырей замалчивают то, что им не на пользу, утаивают истинные законы…

Даниил был одарен красноречием. Речь потоком лилась с его уст. Он мог бы продолжать до бесконечности, но его остановил Максим:

— Святой отец, ваши священные книги, насколько успел я ознакомиться с ними, и правда не в порядке. Есть в них ошибки.

— Дошел и до нас слух, — покачал головой Даниил, — что ты, человек ученый, находишь ошибки в наших богослужебных книгах. Великий государь пригласил тебя сюда, поскольку известна мудрость твоя. Однако, думается мне, тебе следует все же быть осмотрительным. Когда кажется тебе, будто видишь ошибку, неужто ты ничуть не сомневаешься, а вдруг это воля самого господа, подлинного смысла коей не в силах понять слабые люди?

— Святой брат, — отвечал Максим, — найти ошибку в тексте нетрудно. Надо только сравнить перевод со священным оригиналом.

Кивнув в знак согласия, Даниил продолжал:

— Но не забывай, отец Максим, что наши церковные книги не сегодня появились и не вчера, они древние. С этими книгами, где ты видишь столько ошибок, обрели святость многие мученики, наши епископы, митрополиты. Как могло это быть?

И хотя Даниил начал говорить мягко, спокойно, голос его в конце прозвучал твердо и резко. Строгий его взгляд остановился на лице святогорского монаха: пусть, мол, он поймет, что последние слова самое значительное из всего сказанного и на них следует обратить особое внимание.

И Максим понял. Прочел во взгляде Даниила то, чего тот недоговорил: у нас эти книги много веков. И движемся мы не назад, а вперед, процветает, растет и крепнет наше княжество. Святой Петр, святой Алексей, святой Сергий и святой Иона, великие чудотворцы наши и епископы держали в руках эти книги. С ними совершали богослужения в храмах, ими благословляли наших князей, идущих на войну, ими освящали и творили чудеса. И теперь явился ты, человечишка незначительный, никому не ведомый, и хочешь изъять из книг все ошибочное и бесполезное? Ах, несчастный грек, подумай, на что ты посягаешь!

— Отец Даниил, неудивительно все это, — сказал Максим. — Святые чудотворцы вашей церкви освящали и творили чудеса, ибо были воистину святые. Не по их вине сделаны ошибки в священных книгах, не указывал им господь на погрешности, они их и не видали. Ныне же нам указал он на ошибки, и долг наш их исправить.

Такого ответа не ожидал Даниил.

— Твоя милость забывает, что мы не на Святой Горе, — запальчиво проговорил он. — Молодо государство наше и неопытно, горе нам, ежели искус сомнения закрадется в душу верующего.

Подняв руку, святогорец заставил его замолчать.

— Ты, Даниил, представляешься мне человеком просвещенным и любознательным. Неужто, по-твоему, разумно пренебречь сутью и сохранить искаженную форму? Что лучше: идти, не замечая того, по ложному пути или, пораскинув умом, снова выйти на правильную дорогу? Куда придем мы, следуя по неверному пути?

— Ты сам не ведаешь, где находишься, — откровенно сказал Даниил. — Ведь ты иноземец и не знаешь, что мы тут погрязли в грехах. Оскудели христианские нравы, новое поколение забывает священные догмы. Мужчины пьянствуют, грешат, заботясь лишь о нечистой плоти. А женщины даже превзошли их. Не только в простолюдинах укоренилось зло, оно в боярах и правителях, столпах княжества. Погляди на наших молодых бояр, погрязли они в распутстве. В бога не верят, о церкви слышать не желают. Падки до увеселений, трудолюбия нет у них, и помышляют лишь об утехах мимолетных. Носят золотые украшения, красятся и мажутся, подобно женщинам. Совращение повсюду великое, отец Максим, от проклятого содомизма и другого распутства.

Даниил пришел в волнение. Он говорил возбужденно, на его розоватом лбу выступили капельки пота.

— И, по-твоему, святой игумен, — сказал Максим, — все это не связано с ошибками в священных книгах и со многими прегрешениями, отягощающими нас, людей божьих, монахов и попов?

Даниил хотел что-то возразить, но лишь молча перекрестился.

— Кто ты такой, монах? — вскричал Иона. — На кого ополчился? И что собираешься делать здесь, у нас?

Игумен в гневе вскочил с лавки. Теперь уже нелегко было прервать поток его слов. Но Даниил решительным жестом заставил его замолчать и обратился к Максиму ласково, как в начале беседы:

— Дражайший брат, быть может, и прав ты. Ты — само знание, само просвещение, а мы людишки темные, неученые. О каких прегрешениях ты говоришь?

— Отец Даниил, я слыхал, будто ты получил игуменство в нарушение устава, — глядя ему в глаза, сказал Максим. — Так ли это?

— Не тебе судить, монах! — стукнул кулаком по столу Иона.

— Судить будет бог, святой игумен. Он рассудит по своему разумению.

— Знаю, кто задурил тебе голову! — стукнул опять кулаком Иона.

— Не впадай во искушение, святой отец, грех это, — остановил его Даниил и со вздохом обратился к Максиму: — Видно, дурные люди, дражайший брат, подучили тебя так говорить. Но ты не должен им верить. Они желают зла монастырям и церкви.

— А правдивы ли слухи, будто поставили тебя, нарушив устав? — снова спросил Максим.

— Пусть судит о том господь, — ответил Даниил.

— Аминь! — проговорил святогорец. — Но и во многом другом далеки вы от старых порядков. Своего митрополита уже многие годы назначаете не как положено. Точно и нет патриархии! Ваш князь сажает кого вздумает, и вы не спрашиваете разрешения вселенского пастыря. Угодно сие богу?

— Горе тебе! — воскликнул Иона. — Ты и князя осмеливаешься осуждать! Велика твоя гордыня.

— Не лица осуждаю я, а дела, — ответил Максим.

— И тут тебя обманули, — возразил Даниил. — Великий князь и наш священный синод действуют не бесчинно, не самовольно, у них есть на то дозволение вселенского пастыря, есть патриаршая грамота.

— Патриаршая грамота? — с удивлением переспросил Максим. — Кто из вселенских патриархов подписал ее? Почему неведомо о том в патриархии?