– Мы в Галактике посоветовались, – продолжал пришелец, подлетая ближе и заключая Удалова в пределы своего сияния, – и решили, что ты нам подходишь. Сам понимаешь.

– Понимаю, – сказал Удалов.

– И вот в благодарность за твои прошлые и будущие заслуги мы тебе даем дар. Космического масштаба. Одновременно должен тебя предупредить, дар этот – испытание всей планете, всему человечеству. Сможешь подарком распорядиться – значит, человечество доросло. Нет – придется подождать.

– А почему ваш выбор пал на меня? – спросил Удалов из скромности.

– Я же сказал – за заслуги. И к тому же ты самый что ни на есть средний и обычный человек в Гусляре.

– Я-то? – спросил Удалов с некоторой обидой.

– Не важно, – ответил пришелец. – Спешу я. Энергия на исходе. За то время, пока я с тобой нахожусь в телепатической связи, пришлось выключить свет на двадцати трех планетах. Так что принимай дар – и до свидания. В случае если не справишься, только скажи вслух: «Игра закончена». И все вернется на свои места.

Не успел Удалов ничего ответить, не успел даже руки протянуть за даром, как сверкнула молния, и Удалов проснулся.

Было раннее утро. За окном шел дождь. Рядом спала Ксения и вздыхала во сне. «Интересно, – подумал Удалов, – она наш разговор слышала?» Где-то за тремя стенами зазвонил будильник. Пять тридцать, старик Ложкин встает делать зарядку и кормить птичек. А может, сон как сон? Может, и не было пришельца?

Удалов выпростал из-под одеяла руки. Руки были пусты. Никакого дара.

– Чепуха, – сказал Удалов и снова заснул. Вторично он раскрыл глаза в половине восьмого. Сын Максим собирался в школу, Ксения хлопотала на кухне.

– Уроки выучил? – спросила она сына. – Опять вчера с Сашкой мяч гонял до темноты?

– А нам ничего не задали, – ответил Максим Удалов, очень похожий на своего отца курносым носом, цветом пшеничных волос и склонностью к излишнему фантазированию.

– Как так не задали? – сердилась Ксения. – Я в дневник смотрела. По истории про бунт стрельцов кому задавали?

– Я про бунт знаю, – сказал Максим.

– Господи, если бы я проверить могла, – говорила Ксения. – Я бы тебя по урокам гоняла как cидорову козу. Все дела, хозяйство.

– Ксения, разбудила ты меня, – произнес Удалов. – Мне сегодня только к одиннадцати в контору. Вчера говорил.

– Все равно вставай, – ответила Ксения, которая легко переносила свое раздражение с одного члена семейства на другого. – Сколько раз просила – почини замок в прихожей. В один прекрасный день всех нас унесут, ты даже не заметишь. Сын опять уроков не выучил. Опять двойку принесет. Про стрелецкий бунт ничего не знает.

– Ничего не знаю, да больше вас, – ответил грубо Максимка. – Если вам сказать, что Суворов его подавлял, даже не удивитесь.

– Историю я крепко подзабыл, – сознался Удалов.

И тут что-то щелкнуло у него в мозгу. Будто открытая страница учебника возникла перед глазами. Удалов просмотрел страницу и сказал совершенно спокойно:

– Плохо вас учат, сынок, если Суворов стрелецкое восстание подавлял. Особенно если учесть, что за спинами стрельцов стояла царица Софья, старшая сестра Петра Первого, и князь Голицын, ее основной полководец. Суворов, кстати родившийся лишь в 1730 году, никакого участия в этом принимать не мог.

Сказав так, Удалов спустил ноги с постели, нащупал шлепанцы и поднялся во весь рост. Сын Максимка как стоял у двери, так и замер. Ксения выглянула из кухни с крышкой от кастрюли в руке и спросила:

– Ты это сам или заглянул куда?

– Сам, – ответил Удалов. – Спеши, Максимка, в школу и в будущем не обманывай папу. Скажет тоже, Суворов…

– Иди к столу, – сказала Ксения, подобрев. – Каша остынет.

– Сон я удивительный видел, – начал Удалов, заливая кашу молоком. – Будто явился ко мне космический пришелец и говорит: «Получай, товарищ Корнелий Удалов, за твои передовые дела необыкновенный подарок».

– Рехнешься ты со своими пришельцами, Корнюша, – пожалела его Ксения. – А подарок какой?

– Вот в том и беда, что не знаю. Проснулся я, а подарка нет.

– То-то и оно. Мне вчера, например, танк приснился. А на нем соседское белье висит. Тоже, наверное, чего-нибудь значит.

– Наверное, – произнес Удалов разочарованно. Ему было жалко такого редкого сна.

– Между прочим, – продолжала Ксения, – вчера нам счета принесли. Опять за электричество два сорок два. Это надо только подумать, сколько энергии холодильник жрет!

– Два сорок три, – автоматически поправил ее Удалов. – А пришельцу для того, чтобы к моему разуму проникнуть, пришлось без света несколько планет оставить.

– Два сорок два, – сказала Ксения. – Я смотрела.

– Ну да, два сорок три.

– Ты что, шутить со мной вздумал? Ведь я как счет получила, сразу его в шкатулку спрятала. Когда залезть успел?

– Не видел я твоего счета, – искренне обиделся Удалов. – Просто так показалось мне, что два сорок три.

– Ну уж погоди.

Ксения вынула из комода под зеркалом расписную шкатулку федоскинской работы с изображением тачанки, подаренную к свадьбе удаловскими соучениками по школе, раскрыла ее и сверху достала голубой листок – счет за электроэнергию.

– Вот. Полюбуйся.

Но листок мужу не отдала, потому что увидела, что на нем написано: «2 руб. 43 коп.».

– Лазил, – сказала она убежденно.

– Не лазил, а догадался, – ответил Удалов.

– Лазил. Ревнуешь, проверяешь, где письма храню.

– Нужна ты кому-то.

– Вот-вот, была нужна, Семенской мне какие предложения делал!

– Так этот Семенской тебя двадцать лет как забыл.

– А почему забыл? Потому что я лучшие годы на тебя потратила. Все тебе отдала, что было во мне свежего, нераспустившегося. Как березка в весеннем наряде…

Ксения провела руками по широким бедрам и заплакала.

– Ну-ну, – сказал Удалов, собираясь на службу. – Ну не надо, чего уж там…

Удалов шел на работу не спеша. Пришлось покинуть дом раньше, чем рассчитывал, и он выбрал дальний путь – по набережной, мимо собора, мимо дома купцов Анучиных восемнадцатого века, через рынок, сентябрьский, разнообразный, веселый.

По пути Удалов думал о событиях, приведших к власти Петра Первого. Раньше ему об этом думать не приходилось, все недосуг. А сейчас он понял, что, к сожалению, знает мало, крайне мало, в объеме школьного учебника. И очень хотелось разобраться в роли боярина Шакловитого, но учебник об этой роли сообщал крайне мало.

Впереди Удалова спешили в школу дети. Корнелий догнал одну девочку, поглядел на ее тонкий блестящий портфельчик из искусственной кожи и произнес вслух:

– Афта морнинг ти ай гоу ту скул.

Причем произнес с более-менее правильным произношением.

– Что? – спросила девочка, обернувшись. – Вы тоже этот урок проходите?

– Прохожу, – признался Удалов. И покраснел от нечаянной лжи. В школе он учил немецкий, а потом языками не занимался. И странно было не то, что он сказал английскую фразу и знал притом, что она английская. Фразу можно было случайно подслушать и запомнить. Беда заключалась в другом: Удалов знал весь учебник английского языка для пятого класса средней школы. Весь, целиком, и мог по первому требованию процитировать любую страницу, включая выходные данные книги, помещенные на последней странице: тираж, имя корректора и дату сдачи учебника в печать.

Потом, думая о событиях, Удалов даже удивлялся, как он не догадался к тому времени, что это и есть космический дар. Но он не догадался. Удивился и пошел дальше.

На скамейке у техникума сидели будущие речники и зубрили тригонометрию. В голову Удалова хлынули тангенсы и прочие функции и тут же перемешались с исчерпывающими сведениями о приготовлении мучных блюд, потому что из соседнего дома вышла крайне толстая женщина с поваренной книгой в руке.

«Дела, – подумал Удалов. – Чего только не взбредет в ум».

У входа на рынок на шатком столике лежала стопка белых книжек. Рядом – мелочь в розовой мыльнице. На белой книжке была изображена древняя царица и имелась надпись: «Тайна золотого гроба». Многие люди, выходя с рынка, останавливались у столика и приобретали книжку, надеясь, что она просто про шпионов. Знакомый Удалову работник местной газеты Миша Стендаль тоже купил книжку про золотой гроб и, поздоровавшись с Корнелием, спросил: