- Конечно, - закивала я.

- Пойдемте, - позвал папа и первым направился к выходу из зала.

- Очень хорошо, - одобрительно похлопал меня по плечу Стюарт, глазами показав на грамоту в маминых руках. – Мы гордимся тобой, Кейтлин, - он обнял меня за плечи одной рукой, а Боу, за талию, другой.

- Спасибо, - ответила я. Мы вышли из школы, и я заторопилась к Роджерсону.

Его машина стояла у ограждения хоккейного поля. Я постучала в стекло, и он взглянул на меня, затем открыл мне дверь. Забравшись внутрь, я потянулась, чтобы поцеловать его, но он отпрянул, отвернувшись от меня. Радио уже было включено, но в этот раз я не стала менять станцию.

- Что случилось?

- Ничего.

Снаружи снова начался дождь, крупные тяжелые капли падали на стекла машины.

- Мне так жаль, что все это шло так долго. Но я ничего не могла поделать!

- Неважно, - он сжал руками руль, все еще не глядя на меня. – Где ты была сегодня днем?

- Ох, боже мой, - пробормотала я. – Я была с Риной, она… Понимаешь, ей было очень плохо. Она рассталась с Биллом, и на этот раз все действительно серьезно, - я попыталась рассмеяться, но смех вышел нервным и неловко повис в воздухе.

- О, - наконец произнес Роджерсон, - а я долго ждал тебя.

Он смотрел прямо перед собой, на хоккейное поле. Я же видела только капли дождя, стекающие по лобовому стеклу, и размытые пятна света от фонарей.

- Мне жаль, - извиняющимся голосом сказала я. – Она была так расстроена, и я была нужна ей.

- Ладно, неважно, - он выдавил подобие улыбки, наконец посмотрев в мою сторону, и все вроде как было нормально, он как будто бы был готов забыть обо всем. С минуту мы просто сидели молча и смотрели на дождь за окном.

- Я просто хотел, чтобы ты была здесь, - он начал постукивать пальцами по рулю. – Ты же обещала.

Он снова улыбнулся, и я поняла, что все в порядке, вздохнув с облегчением. Теперь, когда все было хорошо, я наконец-то могла расслабиться.

- Ой, да ладно, - я шутливо похлопала его по коленке и рассмеялась. – Ты же большой мальчик!

Удар был неожиданным. Я лишь успела заметить краем глаза какое-то быстрое движение, а в следующий миг правая сторона моего лица словно взорвалась, когда его рука опустилась на мою щеку. Звук был оглушительно громким, как выстрел или треск. И это было совсем не похоже на сцены в фильмах, когда человек выдерживает удар, не дрогнув: моя голова непроизвольно мотнулась назад, ударившись о спинку сиденья. В ушах стоял звон, лицо горело, а из глаз полились слезы.

- О господи! – вскрикнула я через долю секунды, показавшейся мне вечностью.

- Никогда больше не смей говорить со мной таким тоном, - очень тихо произнес Роджерсон. Затем он завел машину и невозмутимо выехал с парковки, встраиваясь в поток машин, едущих в город. Свет фонарей за окном скользил по нам, фары встречных машин мигали и причудливо освещали капли дождя на стеках. Я сосредоточилась на машине, едущей перед нами. Синяя Хонда с наклейкой «Я люблю своего Скотч-терьера!». Я читала надпись снова и снова, повторяя слова мысленно, нараспев и скороговоркой. Кто-то засигналил. Мы попали в пробку, машины ехали очень медленно.

Роджерсон включил дворники, и видимость стала чуть получше, но дождь все еще лил не переставая, струи воды стекали по стеклу.

- Черт подери, почему так долго? – раздраженно воскликнул он, пристукнув по приборной панели. – Господи Иисусе!

Я сидела, все еще прижав руку к лицу. Слёзы все еще текли, хоть я и приказывала себе перестать плакать и начать думать о чем-то другом. Что иногда называют Малыми планетами? Астероиды. Что такое сиборгий? Новый транс-урановый элемент. Что измеряет тонометр? Кровяное давление.

Машины перед нами потихоньку начинали двигаться быстрее, дорога становилась свободнее. Вдруг на тротуаре я увидела машину моих родителей. Обе двери были открыты, отец сидел на корточках возле колеса, мама стояла рядом. Рядом с ней – Стюарт, а Боу стояла прямо посреди дороги, кажется, высматривая что-то на земле. Дождь лил с неумолимой силой, но вот она подняла что-то и пошла к машине, двигаясь очень осторожно, бережно прикрывая руками то, что было в ее ладонях. Когда мы проезжали мимо, я увидела, что это была черепаха, невесть каким образом оказавшаяся на проезжей части. Машины объезжали Боу и гневно сигналили. Роджерсон выкрутил руль и выругался сквозь зубы: «Чокнутая старуха!».

Он не произнес ни слова, когда мы свернули на главную улицу, а я внезапно почувствовала себя беззащитной черепашкой, случайно выползшей на опасную дорогу, полную слепых беспощадных машин.

***

Никто из нас не произнес ни слова о том, что произошло. Роджерсон остановился у МакДональдса, как делал в любой другой обыкновенный день, и купил себе БигМак, а мне – шоколадный коктейль, хотя я не просила его об этом. Затем он повез меня домой, а его рука лежала на моем колене, в машине играла моя любимая радиостанция, и все было так, словно ничего не случилось. Произошедшее казалось странным, сумасшедшим, как если бы все просто приснилось мне в кошмарном сне. Роджерсон остановился напротив моего дома, что действительно удивило меня, ведь он никогда не парковался прямо перед нашими окнами. Он притянул меня к себе и поцеловал очень нежно и осторожно, поглаживая мой подбородок пальцами. Как бы странно это ни было, его прикосновения и поцелуи были невероятно приятны, они все еще казались чем-то необыкновенным, фантастическим.

- Я люблю тебя, - произнес он, тихонько отстранившись, и посмотрев мне прямо в глаза. – Все хорошо?

Он впервые сказал это, и, несмотря ни на что, этот момент был очень важен. Но все, о чем я могла думать – пульсирующая боль в щеке. Кожа вокруг глаза начала опухать, и мне с трудом удавалось моргать. Тоска по Кэсс словно кольнула в сердце больнее, чем когда-либо раньше, мне очень хотелось, чтобы сейчас она была рядом, спустилась по ступенькам крыльца, протянула руку, чтобы коснуться шрама над моей бровью и поняла, что произошло, даже не спрашивая.

Роджерсон внимательно смотрел на меня, как если бы хотел заключить со мной некий пакт, согласовать истории, подписать договор. Он мягко положил руку мне на затылок, и я почувствовала себя в безопасности, окруженной заботой и теплом. Я могла бы отбросить его руку и выйти из машины, закрыть за собой дверь и навсегда оставить его в прошлом.

Все было бы иначе, если бы я поступила именно так, но я этого не сделала. Я любила Роджерсона. И не только его, я любила и ту себя, которой становилась возле него. Не младшей сестрой, не милой девочкой-болельщицей, не той, что вечно на вторых ролях. Всё, чего мне хотелось – найти свой собственный путь, выйти из тени Кэсс. И, когда это, наконец, произошло, я была не готова вот так отказаться от всего.

- Всё хорошо, - ответила я Роджерсону, и, когда он снова поцеловал меня, я закрыла глаза, чувствуя лишь пульсирующую боль в щеке.

Машина Роджерсона стояла перед нашим домом, пока я поднималась по ступенькам к нашей двери, и вот, когда я зашла внутрь, он, наконец, уехал. Я все еще не могла выбросить из головы воспоминание о его взгляде – темном и злом, о его руке, приближающейся ко мне, о невозможности увернуться или остановить её. Глубоко вдохнув, я подумала, что не знаю, что скажу маме, когда она увидит мое лицо и начнет паниковать.

Из коридора был слышен ее голос, она, кажется, говорила с кем-то по телефону. Я увидела спину отца, он стоял рядом, наблюдая за ней. Никто из них пока меня не заметил.

- Ох, детка, - голос мамы дрожал и в то же время был невероятно счастливым, - я так рада, что ты позвонила! Нет-нет, милая, нет. Конечно же, мы не сердимся! – мягко сказала она, и я увидела ее в дверном проходе, она вытирала рукой глаза и улыбалась. – Мы просто волновались, как ты там, вот и все, - её голос прервался. – Я знаю, моя хорошая, я знаю.

Не включая свет, я прошла в гостиную и села в кресло отца, глядя на всех этих кукол, уставившихся пустыми стеклянными глазами в пространство. Машинально я подняла руку и коснулась щеки, чувствуя, что кожа вспухла.