Андрей последовал её примеру. Соль, наверное, была единственной, кто ни о чём не догадывался и не вёл в этой комнате двойную игру. Ре улыбалась, став более собранной и спокойной — явно не хотела, чтобы сёстры обратили внимание на изменения в её поведении. Ми больше отмалчивалась, то и дело поглядывая на Андрея. Тот поглядывал в ответ, но даже не пытался что-то предполагать: у него для этого было целых полдня. Четверть цикла, если выражаться местными понятиями. И всё впустую.

Они сидели прямо на полу — стул в квартире был один-единственный, да и сама она явно рассчитывалась на одного человека. Этакие маленькие аккуратные апартаменты, больше напоминавшие комнату в гостинице, чем жилую квартиру, не столько внешностью, сколько подсознательными ассоциациями. Почти наверняка здесь все такие. Как в рабочих городках, всё по одному образцу и для одной цели.

— Как ты думаешь, я могла чем-то заразиться? — спросила Соль. Андрей мысленно усмехнулся. Паранойя этой девушки была даже сильнее, чем сейчас у него самого. Да и вообще он не отказался бы сейчас поменяться с ней местами. Её паранойя, в отличие от его, была необоснованной.

— Нет, — сказал он. — Ты просто не представляешь, сколько всяких проверок проходит человек, отправляющийся на орбиту. А если в дальний космос, как я, то ещё больше. Да его сверху донизу перебирают, чуть ли не до кварков, и если что выявят — никуда ты не полетишь. И плевать, что подавляющее большинство болезней давно уже не представляют угрозы.

— А зачем тогда нас посадили в карантин?

Наивное дитя, подумал Андрей.

— Потому что всегда есть вероятность ошибки. К тому же я могу нести какую-то заразу, безвредную для меня, но смертельную для вас, потому что у вас нет иммунитета.

— Ты умеешь успокоить, — буркнула Соль.

— Я говорю правду.

— Ну да. Надеюсь.

— Правду, правду, не сомневайся, — благодушно заявила Ре. — Поверь, я знаю.

— А у нас разве кто-то летал в космос? — поинтересовалась Ми.

— Нет. Но я знаю процедуры для космонавтов Фрейи, а Эндрю прилетел как раз оттуда.

— Первый инопланетник на Клэр, — мечтательно закатила глаза Соль. — А вдруг Архитекторы теперь захотят установить контакт с остальными людьми?

— А смысл? — удивилась Ре. — Что они нам дадут? Технологии? Так и мы не дикари. А больше возить в межпланетном пространстве и нечего.

Она выглядела откровенно недовольной, и Андрей хорошо её понимал. Точнее, понимал её маску. Мысли же девушки оставались недоступными.

Странное чаепитие продолжалось вместе с ощущением какой-то совершенной нереальности происходящего. Три совершенно одинаковые девушки, различающиеся только цветом волос и тонкими, почти неуловимыми деталями, создавали неуютное чувство, как будто Андрей общался с куклами. А ведь есть ещё До и Си, и где-то, если верить логике, гуляют ещё две ноты. Семь одинаковых девушек. Семь клонов — вряд ли они близнецы. Его так и подмывало спросить, кто же всё-таки они такие, но в том же время Андрей прекрасно понимал, что это будет верхом невежливости, и молчал. Впрочем, много говорить ему не пришлось: изредка кто-нибудь задавал вопросы о мире, откуда он прилетел, Андрей отвечал, а потом девушки пускались в бурное обсуждение, забыв о небесном госте. А тот продолжал думать о том, что видит перед собой.

Генетические модификации человека на Фрейе запретили ещё лет семьдесят назад — вскоре после того, как завершился проект по улучшению генома ординаторов. Вроде бы раньше, ещё на Земле у них были какие-то гормональные проблемы, очень серьёзные, а теперь уже нет. Начинание-то благое, только нечеловеческая логика и поведение ординаторов пугали даже прагматичных генетиков. Они были асексуальны, рациональны, лишены этических норм — первая итерация случилась ещё в самом начале колонизации, когда доктор Хелена Моргенсен застрелила одного из членов Совета, потому что «так было лучше для человечества». Пилот этому не верил, но тогда, если верить историческим заметкам, ординатору удалось убедить всех в своей правоте. Хотел бы Андрей послушать её аргументы.

Когда число подобных случаев стало расти, на Генеральной Ассамблее Объединённой Фрейи приняли резолюцию, запрещающую дальнейшие эксперименты с человеческой природой и ввели квоты на количество ординаторов. Ведь те, по сути, просто заменяли сверхмощные компьютеры, а их много не требовалось. Закономерный шаг, которого следовало ожидать.

Многие учёные восприняли это негативно. Только хуже всего, наверное, пришлось именно ординаторам, у которых осталась масса нерешённых проблем. Например, короткий срок сознательной жизни — развивающаяся деградация нейронов не оставляла им шансов дожить хотя бы до пятидесяти лет. И проблемы эти решать стало некому.

Конечно, ординаторов всё равно создавали. Спрос на их работу никуда не делся, работодатели слишком привыкли к тому, что целый отдел можно без труда заменить одним человеком, да к тому же тихим, спокойным и неконфликтным. И космические полёты тоже — ординаторов отправляли во все дальние экспедиции. Рашель, например, только числилась бортмехаником, а на самом деле была, по сути, командиром — по инструкции решающий голос в сложных ситуациях принадлежал ей как человеку, который не ошибается и не подвержен влиянию эмоций. Умом Андрей понимал правоту этого требования, а вот сердцем — нет.

И если на Фрейе генетики давно уже занимались только животными и растениями, то здесь само существование семерых клонов уже ясно нарушало этические запреты Генассамблеи. Как это всё касалось самого Андрея? Формально — никак. Только одна из этих девиц-клонов недвусмысленно высказывала ему своё расположение, пусть даже скорее всего оно и фальшивое, другая спасла жизнь, а третья намекает на связь с какой-то тайной организацией. К тому же кроме них на Клэр у пилота знакомых не было вообще, и стоило разузнать, с кем его свела судьба.

— Что со мной будет дальше? — спросил он, воспользовавшись паузой в очередном споре.

— Да ничего, по сути, — пожала плечами Соль. — Дадут работу, и будешь, как мы, от цикла к циклу.

— Скучно же вы тут живёте, — хмыкнул Андрей.

— Не без этого, — вздохнула Ми. — Тем более завидно слушать твои рассказы.

— У нас таким даже детей не удивишь.

— У нас тоже, потому что на Клэр нет детей.

— Что? — изумился пилот.

— Перед тобой — самые молодые граждане Клэр, — хихикнула Ре. — Нам всем — по двадцать два сверхцикла, и мы — последние рождённые здесь.

— Сверхцикла?

— Ну да. Есть цикл — это двадцать четыре стандартных часа, как на Земле. Но нужно отмерять и большие периоды времени. Месяц — он искусственный, а вот нормального года у Клэр нет. Поэтому придумали сверхцикл — триста шестьдесят дней.

Андрей прикинул в уме её возраст, получалось что-то около восемнадцати фрейских лет. Значит, инкубаторы здесь простаивали уже очень, очень долго.

— А... как же, ну, это, — он тщетно попытался придать голосу твёрдость, — семьи?

— Семьи?

— Ну, когда два человека живут вместе и у них появляются дети...

— У нас такого нет. Два человека могут оформить союз и сдать генетический материал, но детей воспитывают специалисты. То есть воспитывали.

— И вы никогда не знали своих родителей? — Андрей вспомнил свои размышления о клонировании. Если он прав, то неудивительно, но они ведь говорили обо всём социуме.

— А это обязательно? — удивилась Соль. — Зачем? С какой стати человек, не разбирающийся в педагогике, сумеет воспитать ребёнка правильно?

Пилот не нашёлся, что ответить. С одной стороны, слова Соль противоречили всем нормам, принятым на Фрейе. С другой — он встречал немало примеров, доказывающих её правоту. Когда из-за нерадивых родителей человек с прекрасными физическими данными вёл себя как последний урод.

— Ладно, девочки, — Ре поднялась и поставила чашку на стол. — Скоро период сна, мне думается, Эндрю стоит отдохнуть, у него и так сегодня день был насыщенный, — она подмигнула пилоту. — Завтра ещё пообщаетесь.