— Смелых нет?

— Товарищ старший лейтенант, там же опасно, — промямлил Медведев, парнишка-срочник, недавно переведенный из учебки.

Я кивнул. Медведев еще не освоился и боялся Зоны, как черт ладана, а Гудко до дома осталось всего ничего — период предельной осторожности и взвинченности. Как и какими аномалиями Зона богата, мне все уши прожужжали по прибытии. Целый день инструктажа! Я запомнил крохи, но усвоил одно: нынешняя Зона имела мало общего с Зоной восемьдесят шестого. Еще в память врезались фотографии уродливых туш на спичечных ножках. Звали их здесь «плотями».

Начштаба, видимо, на то и рассчитывал, что обилие вываленной на меня информации войдет в одно ухо, а в другое вылетит, потому определил в роту, охранявшую первые рубежи Зоны. В наши задачи входила сугубо охрана южной и восточной границы. При обнаружении прорыва о нарушителе следовало доложить в штаб дежурному офицеру. Он связывался с подразделениями, расположенными на территории Зоны, и на поиски нарушителей отправлялся отряд военных сталкеров или вертолет оперативной группы.

Военсталы, как и «опера», — люди опытные, срочников среди них не имелось. Я нисколько не сомневался в их профессиональности, но пока их поднимут с места, пока они прибудут сюда, беглец мог уйти далеко или где-нибудь затаиться. Ну, быть может, я несколько лукавлю. В Зону меня тянула и надежда найти артефакт-другой. На окраинах «тридцатки» аномалии слабее, но многочисленнее.

— Мы должны доложить о происшествии, — напомнил Гудко.

— Нарушитель поблизости. Пока вы телитесь, расстояние между ним и нами увеличивается.

— Я не пойду, — тихо сказал Медведев, а сам побледнел, глаза вылупил — какой прок от такого бойца.

— Так-то вы подчиняетесь старшему? — напустил я строгости, хотя понимал, что правила нарушаю я.

Солдаты молчали. Гудко насупился; Медведев смотрел под ноги, выпятил нижнюю губу — гляди расплачется. Я махнул рукой.

— Да и хрен с вами. Ждите меня здесь. Не отлучаться, на связь со штабом не выходить.

Отдаляясь от колючки, я пытался вспомнить наставления лейтенанта Самохина, мучившего меня три недели назад в ленинской комнате с восьми утра до девяти ночи. Говорил он не только о Зоне, но и о гигиене, местном распорядке дня, радиационной безопасности. И все мудреными фразами, с книжки.

Кое-что я смог связать с понятными мне образами: банка содовой, шаровая молния, «Ночной дозор» Лукьяненко, учебник по физике и, кажется, закон притяжения. Благодаря ассоциациям я примерно знал, с чем могу встретиться в Зоне. Сгусток электричества или воронку из птиц не заметить сложно, а вот что я зашифровал под двумя другими картинками… Впрочем, я шел по проторенной дорожке. Если впереди ждала опасность, то нарушитель ее уже разрядил. Или обогнул, что я непременно замечу.

Беглец был либо самонадеян, либо дурак. Одно от другого не больно отличается. Прорываться сквозь кордоны после дождя — плохая затея. Трава выравнивается много позже, следы — как рисованные, сбитая роса — дополнительная подсказка преследователю. Опытный сталкер не надеялся бы только на быстрые ноги.

Пару раз я замечал шевеление воздуха в стороне. Хотелось отклониться от маршрута, разглядеть аномалию ближе. Вдруг где-то рядом артефакт? Приходилось одергивать себя, время играло против меня. Чем глубже в Зону проникнет нарушитель, тем сложнее его будет поймать. Без него вернуться я не мог. Командир для солдат должен оставаться командиром, а не объектом для насмешек.

Колючка с остолбеневшими бойцами исчезла за холмами. Меня накрыло чувством одиночества. Неподалеку что-то издавало равномерные, гипнотизирующие спокойствием звуки. Оно походило на инопланетное мурчание. Звук удалялся справа, но приближался слева. Я остался наедине с Зоной. Волоски на коже оживились, словно наэлектризованные. Рука невольно потянулась к шее, вытянула за цепочку крестик и крепко его сжала.

Я понятия не имел, что за ловушки меня окружали. Больше волновало, передвигаются ли они. Можно ли доверять «тропе», оставленной беглецом?

Я замер с занесенной над землей ногой. Там, куда хотел ступить, трава была смята иначе. Не наклонена в сторону движения, а придавлена к почве вплотную. Причем беспорядочно. Я чувствовал: перед носом находится нечто более плотное, нежели воздух.

Отступил. Точно: полоса чуть согнутой травы шла в обход странного пятна. Еще секунда, и я был бы трупом. Я возблагодарил Всевышнего за ниспосланное озарение, поцеловал крестик и двинулся дальше. Теперь выбирал путь тщательнее. Оказалось, топтать умеют не только живые существа.

Издалека ветер донес собачий вой. Обычно он казался мне жалобным, но не на этот раз. Скорее пес призывал стаю. Намечалась охота, и лучше бы она шла подальше от меня.

Через минут двадцать мои опасения подтвердились. На изрядно помятой траве темнели капли крови. Слепые псы, если верить лейтенанту Самохину, имеют острый нюх, а кровь для них, как феромон.

Впереди крови накапало больше. Оттуда тянуло сквозняком, и травинки верхушками смотрели туда же. Видимо, очередная аномалия. Человек задел ее и отпрянул, или его отбросило. Раненый упал навзничь. Потом свернул налево. Крови там я не обнаружил. Значит, преследуемый рану перевязал.

Шаг нарушителя стал короче. Временами беглец останавливался передохнуть. Несомненно, я его нагонял.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я увидел щуплую сидячую фигуру в брезентовой куртке и капюшоне. Я подкрался ближе, щелкнул затвором и наставил автомат на неудавшегося сталкера.

— Хенде хох, дружок.

— Спокойно, брат, — дружелюбно отозвался сталкер и медленно, не оборачиваясь, поднял руки. — А я вот сижу и думаю, кто до меня доберется первее: патруль или псы.

Фатализм нарушителя мог объясняться только бессилием.

— Ты ранен?

— «Трамплин» задел. Благо, молодой оказался. Поможешь встать?

Сталкер оказался салагой лет двадцати-двадцати двух. Взгляд хулиганистый, с таким не читают учебники по радиационной безопасности, полагаются на «авось».

— Ружье, — потребовал я.

— Хотелось бы оставить. Оно мне надо как костыль.

— Тогда разряди.

Парень посмотрел по сторонам — пока ничто не нарушало мертвого спокойствия Зоны. Вздохнул, неохотно извлек из ружья патроны и бережливо спрятал их в карман куртки.

Несмотря на бедственное положение сталкера, я решил перестраховаться. Береженного Бог бережет. Держа автомат одной рукой, второй я похлопал парня по карманам. Под курткой на поясе висела кобура с «макаровым». Я осуждающе покачал головой и заткнул пистолет себе за пазуху, приказал:

— Поднимайся.

Парень оперся о ружье, кряхтя, выпрямился. Снова огляделся и с едва уловимой ноткой беспокойствия спросил:

— Идем?

Бинты на правой ноге пропитались кровью. Видимо, рана серьезная.

— Идти сам сможешь? — с сомнением спросил я.

Парень попытался улыбнуться, точно извиняясь, ответил:

— Попытаюсь.

Взвыл пес. Все еще далеко, но ближе, чем в первый раз. Мой пленник побледнел.

Возможно, я поступил неосмотрительно, но и без всякой теории вероятности было ясно, что шанс нападения со стороны юного сталкера меньше процента. Я повернул флажок предохранителя, закинул автомат на плечо и предложил:

— Давай помогу.

Таскать раненых мне не привыкать. Даже разрыв мин почудился и запах гари, будто снова в Чечне оказался.

— Заметишь что — голоси, — отдал я очередной приказ.

Похоже, для нас обоих Зона оставалась пока загадочной опасной территорией. Работа на КПП дала мне размытые представления о Зоне. Лишь однажды довелось беседовать с бывалым сталкером. Он попался, когда возвращался домой. Грязный, усталый, злой, он сидел за решеткой во временном изоляторе и ругал военных. По его мнению, никакого права на арест мы не имели. Зона — не государственная недвижимость, а общее достояние. Сталкеры ни у кого не крадут, а потом и кровью добывают ценные для науки и человечества артефакты. Пусть и не бескорыстно. Когда сквернословить надоело, а на улице сгустились сумерки, сталкер разоткровенничался. От него я узнал, что даже ветераны Зоны не всегда могут ответить, откуда ждать угрозы, чего сторониться на зараженных землях. Зона для искателей была божеством. Одушевленным, всесильным Разумом. Он все видит, все знает в пределах «тридцатки». Даже покровительствует избранным. Сталкер говорил так искренне, что я чуть не поверил.