Многим зрителям даже нравилось это неожиданное мистическое шоу. Некоторые мужики с удовольствием пили любовный напиток. Где они еще выпьют водки на халяву? В конечном итоге зал превратился в сборище пьяных людей, которые едва могли шевелиться и понимать, что происходит. Люди валялись на полу, на спинках креслах, на сцене, в оркестровой яме на инструментах. Кто-то еще мог ползать, кто-то блевал, кто-то выл, мяукал, гавкал, хрюкал или пел. Мне не удавалось расслышать, что именно пелось – опера или частушки, или еще какие-то нетленные произведения. Публика перемешалась с артистами и было невозможно определить реальных бомжей от мнимых.

- Вот у них утром похмельный синдром будет. Я представляю все эти рожи, - заявил Черт.

- Меня тошнит от них, пойдем отсюда, - нервно сказала Наталья.

- Идем, - ответил я, - свежего воздуха хочу.

Во дворе была тишина, фонари красиво освещали ночной Сад Эрмитаж. Я остановился у бывшего клуба «Дягилев» и вспомнил анекдот: «Зажигаем! – сказали посетители клуба и зажгли так, что он сгорел». Так и сейчас: «Выпьем любовного напитка, - продекларировал доктор, и упал замертво от любви (к напитку)».

- Интересно, а об этом происшествии напишут в газетах, - спросил я.

- Будут молчать, ФСБ засекретит дело, буду считать это актом терроризма, - ответил Серж.

- А жаль! Я бы хотел, чтобы люди знали, что бывают чудеса, - продолжил я.

- Тех, кто знают, могут в психушку отвезти, - вмешалась в разговор Наташка.

- Да сейчас уже не отвозят, - сказал я.

- Ты думаешь? - хитро посмотрел на меня Серега.

- Не знаю, не уверен, - ответил я.

 Вообще всегда я был неуверенным ни в чем, включая самого себя. Мы еще долго гуляли по московским улицам, пока не наступило утро.

Глава VIII – Ночь утопленника

- Сегодня повеселимся, - сказала Наталья.

- А что сегодня праздник? – спросил я.

- Что-то в этом роде, шествие, парад.

- Гей-парад что ли? Его же запретили в Москве.

- Нет. Сегодня Ночь утопленника.

- Звучит очень романтично.

- Да, мне нравится. Есть в этом привлекательность и мистика.

- Ну да, мистикой будет весь город кишеть, - пошутил я.

Мы решили пойти на мост Багратиона. По словам моих друзей, там все начнется, и мы все успеем посмотреть. Ближе к полуночи мы все вчетвером приехали в Московский Сити, перешли по пешеходному мосту на другую сторону и стали ждать на смотровой площадке. Оттуда открывался шикарный вид на мерцающие в темноте небоскребы, праздно отражающиеся в спокойных водах Москвы-реки.

Стали ждать, наблюдая за немногочисленными туристами, фотографирующимися на набережной. Вдалеке показался маленький огонек, медленно приближающийся по глади реки. Я сразу и не обратил на него внимание, решил, что это отражение света с берега. Однако потом разглядел небольшую деревянную лодку с фонариком на носу. Никогда раньше не видел лодок в Москве, всегда только катера, баржи, яхты, небольшие паромы, прогулочные суда.

Лодка причалила к набережной прямо напротив нас под мостом. Рассмотрев ее поближе, я понял, что она не была такой уж маленькой. Туда спокойно могло вместиться человек десять. На носу ее был прикреплен огромный старинный фонарь, а на корме на веслах сидел высокий и худощавый мужчина. Его лица я сначала не мог разглядеть, так как на голову был накинут капюшон.

- Чего смотрите, залезайте на борт, а то сейчас уеду, - прохрипел лодочник, подняв лицо из-за капюшона.

Тут я увидел череп вместо лица, с пустыми глазами и торчащими редкими зубами. Однако он меня не напугал, не показался мне зловещим скелетом. «Мое тело, наверно, тоже имеет такой же вид сейчас», - подумал я.

Мы заскочили в лодку, ее капитан оттолкнулся от бетонного берега, сел на весла и стал неспешно грести. В этом месте нет широких магистралей, и было ощущение, что город спал. В почти полной тишине были слышны редкие всплески весел. Мы медленно скользили вниз по течению. Я был немного разочарован, так как ожидал целое шествие, а мы были одни на всей реке. Не понимал, зачем мы приехали сюда, можно было подождать в центре, у Кремля, например.

Вдоль набережной Тараса Шевченко мы подгребали к гостинице «Украина», напротив которой на другой стороне расположился Дом Правительства или Белый Дом. Всегда, когда вижу его, вспоминаю танки на Новоарбатском мосту, беспощадно обстреливающие здание Дома Советов. Так он тогда назывался.

Подплыли к мосту. Я повернул голову назад и неожиданно для себя обнаружил, что нас сопровождает целая процессия лодок, заполненных человеческими силуэтами.

- Это души утопленников? – воскликнула Наталья.

Наш скелет ей утвердительно кивнул головой.

После моста мы уже оказались в середине процессии, так как количество лодок увеличивалось с геометрической прогрессией. Вода слегка гудела от всплесков тысяч весел. Однако другие звуки не нарушали ночной покой. Вдоль набережной стояли дома в абсолютной темноте, мрачные и безразличные. Ни в одном окне не горел огонек. Мне это показалось странным, ведь всегда ночью кому-нибудь не спиться. А здесь даже голубых всполохов от работающего телевизора не было видно. Как будто жители окрестных домов знали, что в эту ночь будет вся эта вакханалия.

Мне хотелось разглядеть лица утопленников, однако они все были в плащах с капюшонами и в масках. Некоторые маски были похожи на венецианские, некоторые на африканские, некоторые на новогодние, некоторые изображали животных, а какие-то были с длинными носами, напоминающие персонажей сказок Гофмана. Они все были безмолвны и почти неподвижны. Во всей этой огромной процессии не было места эмоциям.

 Когда мы подплывали к Бородинскому мосту, я заметил, что он полон людьми, то есть призраками. На набережных также располагались пришедшие сюда души поглазеть на ночное зрелище. Многие из них рассаживались целыми группами или семьями при освещении огромных фонарей, которые они приносили с собой. Кое-кто даже разжег костры. В мигающем свете от язычков пламени я мог разглядеть лица некоторых зрителей. Их глаза восторженно горели в предвкушении начинающегося праздника и огромной тусовки. Даже в этом мире народ желает зрелищ.

Ледяное безразличие реки явно контрастировало с горящими страстями на ее берегах. Площадь Европы кишела призраками, создающими обычную московскую толчею и хаос. Мост Богдана Хмельницкого был облеплен невероятным количеством мертвых душ. Многим из них не доставалась места, и они падали вниз на голову скользящих в лодках утопленников. Однако на реке не обращали никакого внимание на сутолоку, творящуюся на суше.

Между домами всего на несколько минут показался Новодевичий монастырь. Там когда-то заточали в башне непослушных женщин, а потом скидывали их в пруд. Эту легенду я слышал много раз, но не знаю, насколько она правдива. Впереди проявился контур Воробъевых гор, которые были усеяны огнями пришедших на «праздник» зрителей. Река здесь повернула и расширилась, превратившись в большое озеро, заполненное лодками.

Мы постепенно приближались к центру, проплывая один мост за другим. За Крымским мостом появилась огромная статуя Петра Великого, стоящего на стрелке. Я посмотрел в его глаза – они выражали бешенство и недовольство, на лице была презрительная ухмылка. Ему все это шествие не нравилось.

После стрелки мы вошли в основное русло Москвы-реки, оставив в стороне обводной канал. Храм Христа спасителя светил нам своими золотыми куполами. При ночной подсветке у них действительно был золотистый отблеск. Хотя днем они казались охряными с коричневым оттенком.

После Большого Каменного моста мы оказались у стен Кремля. Его практически не было видно. Души умерших были везде: набережная, стены, башни и даже купола Храмов были увешаны призраками. От миллионов фонарей казалось, что наступил день.

Мы замерли в пробке, двигаться было некуда, лодки стояли впритык одна к одной. Даже в загробном мире Москва остается прежней, где всем не хватает пространства, где все стоит часами в бесконечном траффике. Мне стало душно от всего этого скопления неприкаянных душ.