Позднее из уст моего старого сослуживца по Карельскому перешейку генерал-майора В. Ф. Конькова я более подробно узнал о развернувшихся здесь событиях, когда в ночь на 20 сентября 1941 года подразделения первого эшелона 115-й стрелковой дивизии, которой он командовал, форсировали Неву и захватили на ее левом берегу плацдарм, получивший в истории Великой Отечественной войны известность под названием Невский пятачок.

В сентябре гитлеровцы несколько раз пытались переправиться через Неву в районе Невской Дубровки, чтобы на Карельском перешейке замкнуть блокадное кольцо по суше вокруг Ленинграда. Однако сделать это им не удалось. Находившиеся на этом рубеже советские войска стойко обороняли свои позиции.

115-я стрелковая дивизия была измотана непрерывными атаками фашистов. Однако в подразделениях поддерживался высокий боевой настрой. Наши воины не собирались ограничиваться только обороной. Было принято решение форсировать Неву ночью и захватить плацдарм. Ставка делалась на внезапность: гитлеровцы меньше всего ожидали такой дерзости. Было предложено несколько вариантов переправы. Генерал Коньков решил проводить форсирование без артиллерийской подготовки. Рискованно, но зато больше шансов достигнуть внезапности…

В первом эшелоне шел батальон 576-го стрелкового полка, которым командовал старший лейтенант В. П. Дубик, храбрый, грамотный в тактическом отношении офицер. Батальону ставилась задача форсировать Неву, овладеть плацдармом в районе Московской Дубровки и обеспечить переправу главных сил дивизии.

Ночное небо по-осеннему дождило. Это значительно облегчило действия десантников. Шум дождя способствовал маскировке при спуске на воду переправочных средств. Кроме того, была тщательно проверена экипировка личного состава, подгонка снаряжения.

Расчет на внезапность оправдался. Батальон скрытно переправился на левый берег и внезапно атаковал врага.

Противник, понимая, что вслед за первым эшелоном начнут переправляться другие подразделения, обрушил на храбрецов всю мощь огня. Однако это не остановило воинов передового батальона 638-го стрелкового полка, которые по примеру соседей также начали форсирование.

Вместе с 638-м полком на пятачок переправился батальон 4-й бригады морской пехоты Балтийского флота. Наши войска прочно закрепились на небольшом прибрежном участке первоначально протяженностью в два километра по фронту и один километр в глубину. Этот клочок земли насквозь просматривался и простреливался противником.

Однако несгибаемыми были мужество и отвага советских воинов.

Вскоре вся оперативная группа была на плацдарме. В течение месяца 115-я стрелковая дивизия и 4-я бригада моряков вели упорные бои. Враг нес большие потери. В самый ответственный момент боев за Ленинград на этом участке были скованы значительные силы гитлеровцев, предназначенные для штурма города: четыре пехотные и одна воздушно-десантная дивизии, артиллерия, танки и авиация. Кроме того, фашистское командование было вынуждено задержать отправку танкового корпуса на московское направление.

В штабе НОГ меня уже ожидал представитель управления дивизии — помощник начальника оперативного отделения старший лейтенант И. И. Айзенштад. С ним мы отправились к переправе через Неву. До реки оставалось около километра, когда мы остановили автомашину и пошли лесной тропинкой. Хорошие здесь росли раньше сосны, раздолье для грибов, черники, клюквы. Рабочие местного бумажного комбината и их семьи в этом лесу хорошо проводили дни отдыха, а сейчас — сплошной бурелом. Кругом воронки от бомб и снарядов, нет ни одного уцелевшего дерева. Тропинка кончилась, дальше пошли по траншее далеко не полного профиля. Траншея уперлась в урез невской воды. Несколько в стороне от траншеи — щель для трех-четырех человек. Мы по одному спрыгнули в нее.

По-октябрьски рано сгущались сумерки. На противоположном берегу медленно, как костер из старых сучьев, разгорался бой. Плацдарм, переплетенный огненными трассами, все больше становился похожим на раскаленный кусок металла, по которому безумолчно ухали молоты пушек.

Все наши пристани переправ правого берега Невы находились под наблюдением противника, а следовательно, под хорошо скорректированным артиллерийско-минометным огнем. Зеркало воды дополнительно простреливалось, прошивалось фланговыми пулеметными огнями справа из района Арбузово и слева из района 8-й ГРЭС.

Старший лейтенант Айзенштад, не теряя времени даром, ввел меня в обстановку. Докладывал он грамотно, четким военным языком:

— Прямо перед нами Московская Дубровка, от нее остался только разбросанный кирпич. Передний край противника проходит: северная окраина Арбузово, далее по дороге в направлении северо-западная окраина 1-го Городка и упирается в урез невской воды. Его основные опорные узлы: на правом фланге — Арбузово, на левом — 8-я ГРЭС, в центре между песчаными карьерами просматривается перекресток грунтовых дорог, мы его называем «пауком» — он отлично пристрелян противником и нашими артиллеристами и минометчиками, все стараются его обойти. В центре, в направлении «паука», наступает 20-я стрелковая дивизия полковника Иванова, на правом фланге виднеются остатки Арбузово, за его северную окраину ведут бои части 265-й стрелковой дивизии полковника Буховца. Наша 86-я стрелковая дивизия на левом фланге, прямо против нас, наступает в направлении 1-го Городка.

С соседних пристаней началась переправа. Отдельные лодки проскакивали пятисотметровое расстояние за 10–12 минут. Противник почти каждую лодку брал в огневую вилку. Снаряды и мины разрывались то сзади, то спереди, то справа, то слева.

— Пора и нам переправляться, — сказал старший лейтенант. Он окликнул кого-то в сгустившейся темноте. Появился пожилой боец. Гимнастерка топорщилась на его сутулых плечах. Было видно, что раньше ему не доводилось носить военную форму. Сверкнув стеклами очков в позолоченной тонкой оправе, боец произнес приятным голосом:

— Товарищ полковник, прошу минут пять-шесть повременить. Гитлеровцы люди аккуратные. Стреляют по графику. Сейчас ведут огонь по второй переправе, а мы с вами в районе четвертой переправы. Бьют по четным переправам, а потом по нечетным.

Не прошло и двух-трех минут, как фашисты обрушили на район нашей переправы шквал огня. Щель надежно укрывала. Наша лодка была уже на плаву, а через считанные минуты после посадки — на середине реки. Противник, сделав небольшую огневую паузу, заметил наше суденышко и снова открыл огонь. Старший лодки, тот самый боец в очках, сказал:

— Вот слушайте и смотрите! Снаряды идут в район второй переправы. А вот эта серия — по нашей переправе. Снаряды упадут ближе к правому берегу и значительно правее курса нашей лодки.

Гребцы хорошо изучили и освоили характер и наиболее вероятные рубежи огневых налетов противника. Маневрируя лодкой то вправо, то влево, но только вперед, мы быстро проходили все огневые завесы.

— Хороший у вас слух, — похвалил я гребцов, — отлично прослушиваете траекторию полета снарядов.

Старший лейтенант Айзенштад пояснил:

— Так это наши профессора. Профессора Ленинградской консерватории по классу фортепьяно, добровольцы из бывшей 4-й Ленинградской стрелковой дивизии народного ополчения.

…4 июля 1941 года в Мраморном дворце Ленинграда царило большое оживление. Здесь добровольцы Дзержинского района записывались в 4-ю дивизию народного ополчения. В ее состав входили также добровольцы Куйбышевского района и города Колпино. Бойцами становились рабочие, служащие, педагоги, артисты. Один из батальонов был укомплектован работниками ленинградской милиции. В дивизии собрались люди разного возраста: и ветераны революции, и студенты-первокурсники. Они еще не умели как следует владеть оружием, но были сильны духом, готовы умереть, но не пропустить врага в родной город.

В связи со сложной обстановкой на фронте дивизия, еще не полностью сформированная, слабо обученная, не сколоченная и недостаточно вооруженная, 20 июля 1941 года отправилась на фронт.