Чудин вдруг остановился.

   — Знаешь что? — сказал он Вышатичу. — Эта тропинка ведёт к Добрыне... Давай спросим старика, пусть скажет нам всю правду... Он должен знать, менять ли нам князя ещё раз? — прибавил он, с затаённой ухмылкой взглянув на товарища.

Вышатич принуждённо улыбнулся, но видно было, что предложение боярина ему понравилось.

   — Эхма, боярин! — отвечал он с напускною весёлостью. — Видно, захотелось знать, что тебя ожидает завтра... Но ведь с колдуном не легко справиться.

Чудин угадал желание Вышатича.

   — Правда, люди говорят, что колдуны — бесовское наваждение... а что-то тянет к нему... Коли Добрыня гадает князьям, так, может, и нам...

   — Ну что ж... — пробормотал он. — Можно и поехать. Не Бог весть, сколько крюку сделаем.

Оба всадника повернули на тропинку, ведущую к Кловскому ручью, но так как дорога была узка, то они ехали друг за другом: Чудин впереди, а Вышатич сзади.

С полчаса пробирались они по лесу, пока не выбрались наконец на небольшую поляну, на которой стоял дом Добрыни. Они остановились посередине и начали тихо разговаривать, посматривая на небольшую избу, почерневшую от дождей и непогоды. Вся крыша её поросла зелёным мхом и травой, из середины которой выглядывали кустами колосья ржи и лесной спорыньи. Через тёмно-бурый покров крыши прорывался дым, поднимался к вершинам деревьев и исчезал в золотистой солнечной выси. Чья-то . рука отодвинула слуховое оконце в стенке избы, выглянуло чьё-то лицо, опять спряталось, и окошечко опять задвинулось.

Невдалеке виднелась протоптанная тропинка, ведущая через кусты калины и орешника к ручью; за кустами мелькало колесо мельницы и слышался шум воды.

   — Кто-то показался и спрятался, — заметил Вышатич. — Видно, боятся.

   — Ну, здесь некому бояться, да и нечего, — ответил Чудин и, как бы в подтверждение своих слов, повернулся к избе и громко крикнул: — Эй, ты, старуха!.. Дома Добрыня?

Дверь избушки открылась, и на пороге показалась дряхлая старуха, опиравшаяся на клюку. Она посмотрела на всадников с любопытством и подозрением.

   — Дома, — сказала она, — где же ему быть... Видно, на мельнице... Я сейчас позову его.

И старуха, боязливо озираясь, потихоньку поплелась по тропинке к мельнице.

В ту же минуту на другом конце тропинки, среди пышных кустов, показалась высокая фигура старика. Впереди бежала с лаем собака. Голова старика была довольно плешивая, но вокруг по краям плеши спускались на плечи длинные седые волосы. Борода тоже была седая и длинная. Он шёл не торопясь и рассматривая всадников.

Старушка увидела его первой и остановилась.

   — Да вот и Добрыня, — сказала она.

Вышатич и Чудин повернулись к тропинке.

Старик, подходя к ним, поклонился в пояс с притворной покорностью.

   — А мы к тебе, Добрыня, приехали в гости! — сказал Чудин.

Оба всадника сошли с коней, взяли их под уздцы и медленно пошли навстречу старику.

   — Много чести для нищего и одинокого старца, — продолжая кланяться, сказал он. — Мне кажется, у вас другое в мыслях.

Все трое остановились, разглядывая друг друга.

   — Простите, бояре, что я не приглашаю вас в избу, там тесно. Лучше пойдём к мельнице — там можно привязать лошадей и свободно поговорить!

Добрыня повернул назад. За ним пошли Вышатич и Чудин, ведя за собою коней.

Привязав коня к шлюзу, Чудин подошёл к Добрыне и положил ему руку на плечо:

   — Так что, старик? Что ты нам скажешь?

Колдун посмотрел на прибывших, оглянулся кругом и снова обратил свой взгляд на них.

   — Что же я могу сказать? — равнодушно отвечал он. — Вы сидите за столом князя и знаете, с кем он ест, с кем пьёт, с кем дружбу водит, кто ему приятель и кто ворог. А я что... вот иногда мне шумящие листья, а то и вода, а иногда и звёзды, которые смотрят на нас... ну вот порой кой-что они и скажут мне, а от людей я ничего не знаю...

Чудин нетерпеливо его оборвал:

   — Нам всё равно, кто с тобою говорит... Если ты всё знаешь, скажи нам то, за чем мы приехали к тебе. Ведь ты же предсказал Всеславу...

   — Правда... предсказал. — Добрыня призадумался. — Скажите мне, бояре, как думает князь поступить с тем?.. — Он показал в направлении Красного двора.

Чудин посмотрел на колдуна исподлобья.

   — Плохо, — сказал он как бы про себя. — Народ льнёт к нему, что мухи к мёду.

   — Да, ты прав, боярин, — сказал Добрыня, гладя свою длинную бороду, — льнёт народ, льнут девушки, только до добра это не доведёт!

Тут он посмотрел на Вышатича; тому явно не понравилось это замечание.

   — Ну, так как же, Добрыня? — приставал Чудин.

   — Гм! Ляхов нужно прогнать, вот и всё! Пусть идут себе, откуда пришли.

Чудину понравились слова колдуна.

   — Так, так, ты прав, Добрынюшка... Видишь, и Добрыня то же говорит! — прибавил он, обращаясь к Вышатичу.

Захваченный врасплох, тот не знал, что сказать.

   — Да что, — сказал он неохотно, — вся беда от ляхов.

   — Конечно, конечно, — отвечал Добрыня, как будто он знал обо всём. — Он отнял у тебя твою сизокрылую.

Вышатич гневно нахмурился.

   — Отнял... пусть держит... потом расплатится.

   — Да тебе-то от этого не легче, когда он станет расплачиваться... Нужно теперь вырвать её из его рук.

Вышатич с сомнением покачал головою.

   — Оберегают её... нам с тобой не отнять...

   — А я скажу вашей милости, что есть средство...

В глазах Вышатича сверкнула молния. Он знал, что Люда не любила его, что она добровольно бросилась в объятия ляшского короля, но мысль, что он не может вырвать её из этих объятий, вызывала у него чёрную зависть.

   — Какое? — быстро спросил он.

   — Это уже моё дело. Мне жаль тебя, молодой боярин, и я исторгну твою возлюбленную хоть из ада. Да, исторгну, король сам прогонит её... но только по моей воле. Дай мне срок, надо подумать!

   — Ну, а как насчёт ляхов? — спросил Чудин.

   — Ловите их по одному, словно волков в засаде... Если это вам удастся, то Изяслав останется в Киеве.

   — Ну будь здоров, — сказал Чудин.

   — Поезжайте с Богом, бояре!

   — Едем, — сказал Вышатич, посматривая на небо. — Солнце уже высоко, надо поспешить.

Они отвязали коней, подтянули подпруги, попрощались с Добрыней и той же тропинкой поехали под гору. Через полчаса, когда они опять взобрались на крутую гору, направо от них мелькнул между деревьями Соколиный Рог, а потом и заблестел крест на берестовском монастыре.

Недолго Чудин и Вышатич пробыли в Берестове. Боярин Чудин сумел уговорить Вышатича перейти на его сторону. Последний, не подозревая хитрости и обмана, запутался, как зверь, пойманный в сети. С виду казалось, что оба были согласны во всём и действовали единодушно, но в сущности это было иначе. Один старался услужить князю, другого угнетала сердечная боль и зависть... Обоим не терпелось действовать. Вышатич хотел только узнать, как к этому отнесётся князь. Скоро представился удобный случай, так как Изяслав призвал его к себе, чтобы посоветоваться, каким образом лучше прогнать половцев, которые ходили вокруг Киева, появлялись на Лыбеди и нападали на сады и огороды киевлян.

Чудин поехал вперёд, чтобы предупредить князя о том, что Вышатич приручён. Через два дня тысяцкий также явился на княжеский двор, и Изяслав встретил его с сияющим лицом.

   — Ну что, боярин, разве у тебя мало рати для отражения половцев? Ведь они под твоим носом мелькают.

Вышатич махнул рукою:

   — Эх, милостивый князь, не всем слухам верить. Половцы здесь не ради войны, а ради грабежа... Они переплывают реку толпами в десять — двадцать человек, покажутся, покричат и разбегаются. Не гоняться же нам за ними.

   — Добро молвишь, боярин... Но народ кричит, что его никто не защищает.

Вышатич призадумался.

   — У тебя, милостивый князь, есть приятели под боком хуже всяких половцев...