Несмотря на то что природа вокруг не была изуродована человеком, само городище представляло собой печальное для археолога зрелище. Экспедиция, работавшая здесь за пару десятков лет до нас, занималась не столько наукой, сколько отдыхом на природе: раскоп, в нарушение всех правил, не был засыпан землей, вокруг в изобилии валялись черепки, в том числе достаточно ценные. Научный отчет по этим «раскопкам», как мы узнали, так и не был написан. Постарались и местные «краеведы»: они прошли по городищу с металлоискателем, и кое-где виднелись характерные лунки. На склоне холма за пределами городища мы увидели глубокую яму, поверхностный осмотр рассказал нам ее историю. Когда-то здесь стояла большая глиняная печь для обжига керамики, а металлоискатель реагирует на сильно перекаленную глину примерно так же, как и на металл. Когда кладоискатели прочесывали местность, они решили, что здесь скрыто что-то металлическое, разрыли землю и раздолбили печь, почти полностью ее уничтожив. Клада они, естественно, не нашли, зато печь привели в такое состояние, что ее остатки надо было срочно исследовать, пока дожди и талые воды окончательно ее не разрушили.
С этой печи мы и начали свои раскопки. Выяснилось, что здесь была большая гончарная мастерская: рядом мы обнаружили еще две подобные печи, но не исключено, что их было и больше. Впрочем, исследовать весь склон мы не стали, тщательно изучив лишь первую печь и оставив прочие для грядущих археологов. Когда-то древний мастер бросил работу, не завершив ее, и печь была заполнена остатками обожженных, но не вынутых сосудов. Вокруг нее валялось множество черепков — боя от прошлых обжигов. Теперь мы могли сравнить любой черепок, найденный на городище, с теми, которые валялись в мастерской, и определить, какая посуда была местного производства, а какая — привозной. Впрочем, особо оригинальных выводов нам сделать не удалось: местные жители производили типичную салтово-маяцкую керамику и импортировали амфоры с берегов Боспора Киммерийского (нынешнего Керченского пролива) и из Херсона (античный Херсонес; не путать с современным Херсоном в Украине). Что было в этих амфорах, мы по черепкам определить не могли, но, скорее всего, вино.
Параллельно с печью мы приступили к раскопкам самого городища. Позднее мы возвращались сюда еще несколько лет и за семь сезонов исследовали около тысячи квадратных метров — примерно четверть обшей площади. Под нашими лопатами вырисовывались контуры домов, очаги, дворы с хозяйственными ямами, узенькие улочки… Дома здесь стояли на каменных цоколях, стены были глинобитными, как выглядели крыши, окна, двери — не известно. Зато прекрасно известно, как выглядели хозяйственные ямы, — несколько мы нашли и изучили.
Ямы, особенно мусорные, — это лакомый кусочек для археологов, потому что в них слой за слоем отражается вся жизнь дома. Кости животных расскажут, кого здесь разводили, на кого охотились. Следы ножа на этих костях (или их отсутствие) позволят догадаться о том, кого из животных рассматривали как друзей и домашних любимцев, а кого — как мясной скот. Косточки привозных фруктов и черепки расскажут о торговых связях. Ну а множество мелких, выметенных с мусором предметов — пряслиц, бусин — дополнят картину повседневной жизни.
Одна из ям, раскопанных во дворе жилого дома, загадала археологам загадку, которую они не смогли разрешить. Поначалу в ней хранили зерно — яма была аккуратно обмазана глиной, на дне и стенках сохранились отпечатки зернышек (вероятно, проса), а кое-где и сами зернышки. Но потом яму решили использовать как могилу: в ней была похоронена женщина.
Мы не нашли на Золотых Горках кладбища хазарского времени — оно могло располагаться достаточно далеко от жилых кварталов. Но кладбище, конечно же, было. Почему именно эту женщину решили похоронить прямо во дворе — непонятно. Причем это были именно похороны, а не попытка избавиться от трупа — женщину сопровождали горшок с заупокойной пищей и кости овцы, рядом с ней было уложено пряслице. Такого рода похороны могли иметь место во время осады, но никаких следов военных действий мы на городище не нашли. Собственно, мы даже не уверены, что этот населенный пункт имел какие-то укрепления, которые можно было осаждать. В одном месте мы раскопали остатки относительно мошной кладки, но была ли это городская стена или личный забор особо озабоченного своей безопасностью жителя, сказать трудно — для этого надо исследовать всю площадь. И слово «городище», которым археологи называют остатки бывшего города или укрепленного поселения, к Золотым Горкам мы применяем достаточно условно, не исключено, что это «селище» — древнее поселение, не имевшее фортификаций.
Но вернемся к нашей яме. Поскольку версия об осаде не подтвердилась, загадка странной могилы продолжала волновать умы, и предположения высказывались самые разнообразные, например о сильных морозах, не позволивших выкопать для покойной нормальную могилу и заставивших использовать уже имевшуюся яму. Но все это лишь домыслы. Во всяком случае, жители поселения не слишком долго чтили память покойной, и после того, как земля на могиле просела, стали снова использовать яму в хозяйственных целях, на этот раз как мусорную.
Нашли мы и еще одну могилу, устроенную в хозяйственной яме, но с ней все было более или менее ясно. После проседания земли яму никто не использовал, более того, над ней не было культурного слоя — ни костей, ни черепков… Судя по всему, сразу после похорон жители покинули поселение. В таком случае становится понятным, почему покойный был похоронен прямо во дворе, — во-первых, в поселении царила предотъездная суета (возможно, связанная с появлением в степи внешнего врага), а во-вторых, здесь больше никто не собирался жить.
Здесь же, на Золотых Горках, прямо на территории городища, мы раскопали и несколько могил, принадлежащих другим эпохам. Под одним из домов, на довольно большой глубине, обнаружилась могила эпохи средней бронзы, относящаяся к так называемой «катакомбной культуре», — ее обитатель жил в первой половине второго тысячелетия до н.э. А после того как городище хазарского времени опустело, глинобитные стены рассыпались и дома сровнялись с землей, здесь устроили свое кладбище кочевавшие по этим землям жители Золотой Орды. Могилы ордынцев печально славятся среди археологов как малоинтересные — большинство из них (по крайней мере, на Нижнем Дону) не имеют абсолютно никакого инвентаря, здесь не встретишь даже пряжки или пуговицы. К интересующим нас хазарам они не имели ни малейшего отношения, тем не менее, по существующим правилам, их тоже пришлось исследовать: раскопать, зачистить, сфотографировать, зачертить и нанести на план.
Третий археологический объект, на котором довелось работать авторам настоящей книги (точнее, одному из них, Владимиру Ключникову), — Правобережное Цимлянское городище. Эта сильная хазарская крепость, построенная в начале IX века, просуществовала очень недолго. До сих пор не известно, связан ли ее разгром с нашествием внешнего врага или же со внутренней смутой, начавшейся в государстве вскоре после принятия иудаизма его правящей верхушкой. Раскопки проводились здесь неоднократно, причем под руководством ряда выдающихся хазароведов нашей страны, тем не менее крепость до конца не изучена, и ответа на вопрос о том, кем она была уничтожена, нет.
Владимир Ключников работал здесь в экспедиции, которой руководил старший научный сотрудник Института археологии РАН В.С. Флёров. Впрочем, на этот раз археологи не ставили перед собой задачу масштабных раскопок и на сенсационные открытия не рассчитывали — их целью было срочно изучить те участки крепостных стен, которые разрушались, сползая с обрыва в волны Цимлянского водохранилища. Тем не менее несколько интересных находок было сделано, среди них — облицовочные керамические плитки, украшенные граффити.
И наконец, авторы, прежде всего Владимир Ключников, провели многочисленные разведки, исходили и изъездили вдоль и поперек берега Цимлянского водохранилища, Нижнего Дона, Калитвы, Маныча — в поисках еще неизвестных крепостей, городищ и селищ хазарского времени. Несколько небольших селищ действительно были найдены, и это вносит хотя и скромное, но все-таки дополнение в общую картину жизни региона во времена Хазарского каганата.