— Прекрасно, Локвуд, — сказал он. — Похоже, что ваша игрушка начинает оправдывать себя. Я пошлю поздравление экипажу «Танни».

— Благодарю вас, сэр, и… разрешите мне, как только «Танни» прибудет на Гуам, направить ее командира Пирса в командировку в Сан-Диего, чтобы ускорить выпуск гидролокаторов научно-исследовательской лабораторией и заводом компании «Уэстерн Электрик». Его опыт может оказаться неоценимым подспорьем для ученых и техников. Кроме того, рассказ Пирса воодушевит работников лаборатории и завода.

Когда адмирал дал свое согласие, я решил пустить первый пробный шар.

— Адмирал, — сказал я, — мы только закончили испытания гидролокатора на подводной лодке «Спейдфиш». Завтра она выходит на задание. У нее прекрасный гидролокатор, замечательные техники и выдающийся оператор. Мы ставим перед ней Задачу разведать южную кромку минного заграждения в Западном проходе. Это очень важно, и я хотел бы лично участвовать в операции.

Но мой номер не прошел. Адмирал ответил, что он не может допустить, чтобы я попался в лапы к японцам.

— Вы знаете чертовски много о наших будущих планах, — сказал он.

— Адмирал, но ведь если нас постигнет беда, хотя я уверен, что этого не случится, то все мы окажемся не в плену, а на дне моря.

Этот довод тоже не имел успеха. В следующий раз придется придумать что-нибудь получше.

Зато адмирал Нимиц согласился с другим моим планом. Вот уже несколько месяцев управление кораблестроения и военно-морская научно-исследовательская лаборатория в Анакостии требовали проведения сравнительных испытаний гидролокатора и трех миноискателей, созданных этой лабораторией в содружестве с учеными Гарвардского университета. Переписка велась настолько интенсивно и с таким подъемом, что можно было подумать, будто намечается розыгрыш спортивного кубка между Гарвардским и Калифорнийским университетами. Меня не интересовало старинное соперничество университетов, но я был рьяным болельщиком совершенного миноискателя, который отвечал бы всем требованиям подводников.

Момент был удобный, так как миноискатели, о которых шла речь, были установлены на «Флайинг Фиш» и «Редфин», а подводные лодки находились в базах западного побережья США и готовились к походу в Пирл-Харбор и на остров Гуам. Решение о проведении испытаний в Сан-Диего напрашивалось само собой.

Заручившись согласием командующего Тихоокеанским флотом, я разослал всем заинтересованным управлениям и организациям, а также командующему подводными силами США в Атлантическом океане контр-адмиралу Стайеру радиограммы с приглашением принять участие в испытаниях, которые должны были состояться с 24 по 27 апреля в Сан-Диего. Одновременно я распорядился о подготовке к испытаниям техники и предупредил об этом специалистов своего штаба.

Оставшийся до испытаний месяц прошел во всевозможных хлопотах. Подводные лодки с гидролокационными устройствами теперь сходили со стапелей, как автомобили с конвейера завода Форда в Детройте. Следующей подводной лодкой, ожидавшей испытаний, была «Сихорс» под командованием капитана 3 ранга Грира. Это была первая подводная лодка, гидролокатор которой испытывался на Гуаме.

Испытания гидролокационных установок стали теперь обычным явлением, и у меня уходило немало времени на перелеты с Гуама на Сайпан и обратно. Хотя это давало мне известный отдых и позволяло поддерживать постоянный контакт с нашей организацией в бухте Танапаг, все же нельзя было так неразумно тратить время.

Поэтому мы перевели центр учебной деятельности на остров Гуам, в бухту Апра, где стоял мой флагманский корабль «Холланд». Одновременно произошло еще одно событие. К нам был назначен Барни. Так звали капитана 3 ранга Зиглаффа, в прошлом командира подводной лодки «Тотог», а затем «Тенч», участника многочисленных боевых походов, имеющего на боевом счету 13 потопленных судов и кораблей противника. Назначение Барни в мой штаб большая удача для всех нас. Я сразу почувствовал, что он будет идеальным помощником в разработке и осуществлении планов боевого использования гидролокаторов. Это был человек опытный, находчивый, выдержанный, обладающий тонким чувством юмора. Каждая черточка смуглого с квадратным подбородком лица Барни выражала энергию и решимость.

И вот с самого начала апреля, день за днем мы с Барни стали встречать восход солнца на мостике подводных лодок, выходивших из бухты Апра в море для испытаний. Местом нашего назначения было учебное минное заграждение, выставленное в районе с глубинами около 3000 метров в 10 милях к западу от входа в бухту Апра.

В апреле я отправился в Сан-Диего для участия в испытаниях гидролокационной техники, а Зиглафф остался руководить подготовкой к прорыву наших подводных лодок в Японское море. Этой операции мы дали в его честь название «Барни».

В разработке «операции Барни» оказывали помощь капитан 3 ранга Дик Воуг, капитан-лейтенант Уорд, офицеры оперативного отдела штаба, да и я никогда не отрывался от подготовки операции.

Я забыл сказать, что предварительные наметки плана прорыва подводных лодок в Японское море уже обсуждались в Пирл-Харборе на созванном мною штабном совещании в январе 1945 года, то есть до перевода штаба на остров Гуам и после успешных действий «Тиноса» в районе острова Окинава. Но в то время мы еще слишком туманно представляли себе, как осуществить прорыв в «личное море» его величества императора Японии. У нас не было даже единого мнения о том, где его совершить — через пролив Лаперуза или через Корейский пролив. Возможность проникновения через узкий, извилистый и, по всей вероятности, сильно минированный Сангарский пролив (Цугару), расположенный между двумя самыми северными островами собственно Японии — Хонсю и Хоккайдо, даже не рассматривалась.

Теперь, когда мы стали конкретно обдумывать план прорыва в Японское море, мы поняли, что количество подводных лодок, которые примут участие в «операции Барни», будет зависеть прежде всего от числа имеющихся в нашем распоряжении гидролокационных установок. В то же время все мы считали, что количество подводных лодок, одновременно действующих в Японском море, должно быть значительным, ибо только так можно вынудить противника распылить противолодочные силы и средства. Послав же в Японское море одну-две подводные лодки, мы облегчили бы ему возможность легко расправиться с ними. Вот примерно в каком положении находились наши дела. И только когда к нам стало прибывать все больше и больше подводных лодок, оборудованных гидролокационной аппаратурой, мы начали задумываться над сроком проведения операции. Именно в это время и появился Барни Зиглафф, который вместе с Диком Воугом засел за работу.

Говоря о Дике, офицере оперативного отдела штаба, я часто прибегаю к своему излюбленному выражению, которое в данном случае очень подходит, «типичный офицер-подводник». 8 декабря 1941 года, когда японцы подвергли бомбардировке Манилу, Кавите и различные аэродромы, он командовал злополучной подводной лодкой «Силайэн». Находясь в капитальном ремонте и не имея возможности уйти под воду, она оказалась превосходной неподвижной мишенью для японцев. В результате двух попаданий бомб, сброшенных с высоты около 6000 метров, подводная лодка была выведена из строя, а четыре человека из экипажа Дика погибли.

Трудолюбивый и любознательный, Воуг вечно был поглощен какой-нибудь идеей. То он занимался разработкой методов ночной атаки, то раздумывал над тактикой торпедной стрельбы веером, то составлял план операции, в ходе которой противник понес бы наибольшие потери. Если Дик был свободен от работы, он или сочинял стишки, или готовил ободряющее ночное послание подводным лодкам, находящимся в водах противника. Рифмованные фразы и смешные сочетания слов получались у Дика как-то сами собой, и многие из его литературных экспромтов до сих пор в ходу у подводников. Ночные информационные сообщения для подводных лодок мы умышленно составляли подлиннее, чтобы иметь возможность передать, когда потребуется, какое-нибудь важное сообщение или срочный приказ, не вызывая у противника подозрений необычным размером радиограммы. Если не было служебной информации, Дик вставлял в передачи сообщения, например, о прибавлении семейства у того или иного подводника. Жены офицеров частенько присылали письма с подобными новостями, и после такого известия у какого-нибудь папаши, которого домашние события подчас беспокоили не меньше, чем противник, хоть одна забота сваливалась с плеч.