И вдруг комбриг ошарашил меня:
— Пороли вы, молодой человек, горячку с этой конной атакой, а видать, вы их крепко пугнули. Сдали они нам «панцернык» почти без сопротивления. И еще я вам скажу: хоть и сердит я на Виталия, а потребую, чтоб он вас представил к ордену Красного Знамени...
Какой-то боец с огромным узлом на спине соскочил с площадки бронированного вагона и направился мимо нас вниз. Котовский остановил его. Сорвал с плеч узел.
— Так это же петлюровское! — начал оправдываться боец.
— П-пусть петлюровское. Пойми, не для того Котовский сидел на царских каторгах, чтоб всякая сволочь марала его имя большевика. Еще раз увижу такое, — гневно сказал комбриг, — сдам в трибунал.
Мы спустились в низину. На окраине Волочиска в ожидании нового приказа собрался дивизион червонных казаков. Котовский, приблизившись к строю, обратился к кавалеристам:
— Спасибо, товарищи, за добрую службу. Молодцы, хлопцы!
— Служим трудовому народу! — дружно ответили бойцы.
Такова была моя встреча с Котовским 21 ноября 1920 года.
Дивизион, конвоируя пленных, ночью покинул Волочиск. Там расположилась бригада Котовского.
На походе казак Жуков, достав из-за высокого обшлага измятый конверт, хвалился:
— Написал я в «Правду», как мы нынче доколачивали пана Петлюру. Возрадуются землячки!
Наши кавалеристы — добровольцы столицы — не теряли с ней связи. Жуков бережно хранил «Правду» за 6 июня 1920 года. В заметке «Казаки — Москве» сообщалось о подарке рабочим — вагоне белой муки, привезенной в столицу казаком Жуковым.
Прошло несколько дней. Мы все еще помнили бой под Волочиском. И вот к нам попала газетка самостийников «Вперед» от 27 ноября 1920 года. В ней писалось:
«...21 ноября разбитые армии Петлюры и Перемыкина кинулись через мост... Началась паника. Правительство в вагонах ждало паровоза. Петлюра из окна наблюдал за отходом. Огромное количество обозов и бронепоезд «Кармелюк», имевший 16 пушечных башен и несколько пулеметов, попали в руки большевикам...»
Да, петлюровцы были разгромлены. Лишь немногим удалось бежать за кордон.
Все части и соединения 14-й армии внесли свой вклад в достижение этой победы. Первый полк Владимира Примакова прорвал фронт черношлычников на Мурафе. Второй полк Потапенко истребил гайдамаков-черноморцев. Бригада Дмитрия Хлоня освободила Могилев. Пятый полк Самойлова порубил конную бригаду есаула Фролова.
В этой конной атаке славно поработали и боевые клинки комкора Примакова, начдива Демичева, комиссаров Петровского и Генде-Ротте, работников штаба корпуса Журавлева, Кушакова, Кузьмичева, Пилипенко, Рубинова, Чайкина, Смолярова, Столбового и связного при штабе корпуса казака 2-го полка Лидии Ливенцовой.
6-й полк Василия Федоренко уничтожил три батальона беляков из армии Перемыкина. Артиллеристы Михаила Зюки не отставали ни на шаг от кавалерии, поддерживая ее атаки.
Немало гайдамаков покрошили пушки самого юного командира батареи москвича Сергея Лозовского[13], отец которого был комиссаром знаменитой дивизии Киквидзе.
Бригада Котовского ворвалась в Проскуров. Дивизия Микулина и башкирская бригада Горбатова гнали казачьи полки есаула Яковлева от Литина до Деражни. Стрелковые дивизии — 24, 45 и 60-я — добивали петлюровские части. Котовцы и червонные казаки, вырвавшись далеко вперед, к Волочиску, нанесли петлюровцам последний, завершающий удар.
Враг не сдается
«Эй, жинко, веселись, у Махна грошi завелись!»
В конце ноября 1920 года навсегда было покончено с большой, хорошо организованной и вооруженной армией самостийников. Но на Волыни и Подолии, в их лесах и трущобах, на сахарных и винокуренных заводах, в глухих скитах и древних монастырях нашли надежный приют временно притихшие гайдамаки из разгромленных петлюровских полков. Да и Збруч не являлся такой уж непреодолимой преградой. Вот почему на Правобережье Украины еще долго давала о себе знать подспудная и явная петлюровщина.
Летом 1921 года много ее агентов было схвачено. Задержанная в Ольгополе учительница Ипполита Боронецкая сообщила, что она прибыла из-за кордона еще в ноябре 1920 года, вскоре после разгрома самостийников.
Глава петлюровской контрразведки Чеботарев так напутствовал за Збручем лазутчицу; «Мы разбиты, но не сломлены. Оружие еще не сложили. Эти сукины сыны вышибли нас в двери, а мы проберемся на Украину через окно».
Мимо постов пограничной стражи Боронецкую проводили доверенные люди панской дефензивы (контрразведки) — начальник львовской экспозитуры[14] пан майор Фльорек и начальник гусятинского постерунка[15] пан поручик Шолин. После перехода границы лазутчица направилась в Коростеньские леса для встречи с «атаманом трех губерний» Мордалевичем. Затем, следуя от одного сахарного завода к другому, среди служащих которых имелись люди пана Фльорека, Боронецкая пробралась на Белоцерковщину, куда вскоре со своей разбойничьей ватагой, преследуемый советской конницей, явился и батько Махно.
Как выяснилось, Боронецкая уже не раз забрасывалась к нам из-за кордона. Еще весной 1920 года, когда Петлюра готовился к своему «весеннему походу», она проникла в Винницу, занятую частями Украинской галицийской армии (УГА), перешедшей от Деникина на сторону красных.
Прикидываясь юродивой, в грязных лохмотьях, опытная лазутчица, изучая настроения галицийских сечевиков, с докучливой фразой на устах: «Любка, купи юбку» — целыми днями слонялась по базарам и перрону вокзала. Вскоре она, установив связь с генералом Микиткой, вела с «им переговоры о переходе частей УГА на сторону Петлюры и белополяков. Подлая измена сечевиков, открывшая путь интервентам на Киев, произошла 1 мая 1920 года.
На сей раз, в январе 1921 года, Боронецкая, выполняя задание Чеботарева — Малюты Скуратова, искала встречи с Махно. Резидентка должна была выяснить, какую помощь смогут оказать анархо-кулацкие банды петлюровцам.
Между тем дела черного атамана складывались плохо. Прижатые буденновцами к Днепру, махновские отряды вынуждены были уйти на Правобережье. О захвате Белой Церкви (на это рассчитывал Чеботарев) махновцы не могли и мечтать. Там, как и в Умани, Тараще, Богуславе, теперь располагались части Первого Конного корпуса червонного казачества.
Прибыв на Киевщину после разгрома Петлюры, червонные казаки вылавливали недобитых гайдамаков. Появлявшиеся из Таращанских и Звенигородских лесов банды Липано-Любача, Сороки, Змиевского, Грызло, Сука-Сущенко, Богатыренко, Билявского, Нечитайло, Прыща зверски убивали советских работников, нападали на заводы, на эшелоны с продовольствием, на обозы с сахаром. Действиями бандитов руководил обер-атаман Мордалевич.
С приходом штаба Примакова в Умань и в Таращу, штаба Котовского, который в декабре 1920 года со своей бригадой влился в 17-ю червонно-казачыо дивизию и возглавил ее, банды несколько присмирели. Но, тем не менее, все сахарные заводы и ссыпные пункты Киевщины охранялись кавалеристами нашего корпуса.
А тут появились еще части Махно. Вскоре стало известно, что у Тального к ним намеревается присоединиться петлюровская банда Черного Ворона. По приказу командира корпуса 17-я дивизия во главе с Котовским из Таращи перешла в Ставищи, а 8-я дивизия Демичева двинулась к Монастырищу навстречу махновцам.
Наши разъезды нащупали основное ядро анархистов, всячески уклонявшихся от встреч с советской кавалерией. Пойманные казаками 2-го полка Пантелеймона Потапенко пленные сообщили, что «великая анархическая армия» состоит из трех конных полков головного отряда Петренко, четырех полков в главных силах под командованием Фомы и одного полка Вдовиченко в арьергарде. Кроме того, Махно располагал батареей пушек и полком знаменитых пулеметных тачанок. Всего в его банде насчитывалось, кроме нестроевщины, 3000 сабель и 138 пулеметов.