Особый отдел предупреждал, что всякая попытка с чьей бы то ни было стороны разложить Красную Армию будет караться по всем строгостям революционного времени.

Нет сомнения, что официальное сообщение Особого отдела, обнародованное в момент появления на территории Украины диверсантов, сильно подействовало на главарей банды и всех ее участников.

Как тут не упасть духом? Ведь бывший начдив Крючковский, он же атаман Крюк, по планам, выработанным там, за Збручем, должен был двинуться навстречу  Палию с целой пехотной бригадой, продотрядом Яворского и с бронепоездом.

Да, в диверсионных планах Петлюры немаловажная роль отводилась Крюку-Крючковскому. Кто же он, этот проходимец, завербованный Ипполитой Боронецкой, который сменил высокое звание советского командира на позорную кличку петлюровского гайдамака?

Хулиган и мелкий воришка Ленька Крючковский торговал в Полтаве газетами. Попав на фронт в 1915 году, Крючковский, снедаемый честолюбием, лез из кожи вон, домогаясь чинов. В дни революции ему пришлось расстаться со штабс-капитанскими погонами, ради которых он не раз шел на верную смерть.

Бывший офицер Крючковский, призванный в Красную Армию, и здесь, стремясь сделать карьеру, отличался в боях. Но он был храбр лишь после солидной понюшки кокаину.

Все же ему удалось к осени 1920 года стать командиром 60-й дивизии. Вот тогда-то, во время ликвидации армии Петлюры, увлекшись Боронецкой, он, забыв о воинском долге, дал возможность желтоблакитникам захватить на время Деражню.

После этого Крючковского сняли с дивизии и перевели на бригаду. Считая себя обиженным, честолюбец без особых колебаний дал себя вовлечь в контрреволюционный заговор.

Вспоминается первая встреча с подростком Крючковским в Полтаве. Рано утром продавец газет в компании мелких воришек подстерегал школьников в сквере у памятника Славы. Свора Крючковского налетала из засады на беспечного малыша, обшаривала его ранец, забирала завтрак, чайные ложечки. Однажды и мне пришлось распрощаться с перочинным ножиком.

Прошло десять лет. Червонное казачество заняло Тернополь. Следом за нами, имея задачу форсировать реку Серет, пришел со своей бригадой Крючковский. Я его сразу узнал и по крючковатому носу, и по пристальному змеиному взгляду, которым он наводил раньше страх на нас, малышей.

В номере гостиницы «Европа», где разместился Крючковский, я в шутку напомнил ему о памятнике Славы и перочинном ножике. 

— Что с воза упало, то пропало, — рассмеялся бывший разносчик газет.

Незадолго до появления Тютюнника и Палия на Украине и Булак-Булаховича — в Белоруссии нас, знавших Крючковского, поразила весть о его измене. Всем частям была разослана копия телеграммы командующего войсками округа. В ней объявлялась благодарность начдиву 24-й за срыв «авантюры изменника революции, бывшего комбрига, атамана Крючковского», а также предлагалось представить к наградам лиц, задержавших государственного преступника и его соучастников.

Недавно я получил письмо бывшего начштаба первой дивизии М. А. Колокольникова[33], в котором рассказывалось, как был разоблачен Крючковский.

«Штаб нашей дивизии, — писал Колокольников, — стоял в Тульчине. Помощник командира 1-го полка Павлов, преследуя банду, заночевал в доме попа. Беседуя с хозяином, Павлов сказал, что хочет бежать в Румынию. Разоткровенничался и поп: его зять Крючковский обижен Советской властью и собирается поднять восстание. Павлов сразу же прислал донесение. Начдив Демичев сначала не поверил. Мы сообщили об этом в штакор (Винница). Об оплошности тестя узнал Крючковский. Собрав приближенных и убив комиссара бригады, он пытался перейти к бандитам, но был задержан своими же бойцами».

Узнав о разгроме Крюка-Крючковского, Палий на время пал духом. Не лучше ли, пока не поздно, вернуться назад? Но генерал-хорунжий Тютюнник, как мы потом узнали от пленных, с негодованием отклонил такое предложение. «Идите смело вперед! — подбадривал атаман своего друга. — Вас ждет замученная Украина».

Там, за Збручем, Палий твердо верил, что второй зимний поход с самого начала превратится в триумфальное шествие. Его отряд составит лишь ядро восставшего народа и будет поставлять вновь созданным частям и дивизиям полковников и атаманов. Недаром же он сулил хорунжим знаки сотника, а сотникам — знаки полковника. 

Он охотно согласился стать во главе экспедиции. Жизнь среди сотен интернированных офицеров обещала лишь медленное угасание. А тут впереди — боевые дела и мировая слава. Но своими гнусными делами на Подолии этот петлюровский головорез ничего не завоевал, кроме славы убийцы и палача.

Комкор Примаков и начдив Шмидт действовали верно, направив нашу первую бригаду в район Луки Барской. Если оба наших полка, точно нацеленные на Палия, не выдержат натиска, они образуют мощный заслон, под прикрытием которого изготовятся остальные силы дивизии. Но не вина начдива в том, что высланные вперед дозоры 8-го полка дали себя обмануть...

К тому же в Згарке, как и в Луке Барской, в ту ночь праздновалось несколько свадеб, с музыкой, с гулянкой, с танцами и с горилкой. Гостеприимные згарчане широко распахнули двери навстречу желанным гостям. Но вслед за этими уже спешили иные, незваные гости...

В Згарок, придавленный тяжелым осенним мраком, ночью 30 октября 1921 года ворвались всадники Палия. Шмидт оказался прав: в Згарке находился правый фланг всего боевого расположения 2-й Черниговской червонно-казачьей дивизии. Атаман Палий и нащупал его.

Вот как сами петлюровцы описали потом этот «подвиг» в Згарке. В сумерках головной разъезд самостийников, высланный сотником Глушаком, недалеко от Згарка встретился с дозорными 8-го полка. Начальнику петлюровского разъезда поручику Дмитру Зоренке удалось обмануть наших людей, заявив, что он послан в разведку 2-м червонно-казачьим полком. Побеседовав со встречными всадниками, Зоренко повернул назад, якобы для того, чтобы доложить командиру полка Потапенко, что в Згарке свои.

Зоренко в очерке «На партизанцi»[34] пишет, что Палий, получив донесение, сразу начал строить боевые порядки. Заботясь о конском составе, Зоренко советовал развернуться на ближних подступах к Згарку. Но Палий, охваченный боевым пылом, крикнув рассудительному поручику: «Молчать, застрелю!», скомандовал: «В атаку!» 

Кони, проскакав по пахоте, действительно выдохлись.

Это в какой-то степени сыграло на руку дивизиону Горячева, который подвергся ночному нападению. Банда рвалась к Згарку, а казаки, поднятые первыми выстрелами дозоров и полевых караулов, уже седлали торопясь коней, выкатывали на улицу тачанки. Но... в ночное время преимущество на стороне нападающего. Этим не замедлили воспользоваться головорезы полковника Палия. В таких условиях, может, и верно поступил командир атакованного дивизиона Горячев. Прежде всего он подумал не об отпоре, а о том, чтобы вывести свою часть из-под удара без лишних потерь. Но потери были...

Палию удалось захватить в Згарке несколько десятков лошадей, четыре пулемета с тачанками. Самому атаману полюбился серый в яблоках конь из пулеметной упряжки. Бросив гайдамацкую папаху, он напялил на себя красноармейский шлем-богатырку, которые носили наши пулеметчики.

После боя главари банды собрались в доме попа. За ужином хозяин дома, поблагодарив господа-бога за дарованную победу, сказал подполковнику Черному:

— Сумели, хлопцы, кашу сварить, не сумели ее скушать. Надо было ждать ночи, тогда бы вы всех до одного...

Чтобы ясно представить себе все содеянное бандитами в Згарке, надо знать, кто там безнаказанно хозяйничал.

В отряд Палия «лишь бы кого» не брали. Шли туда отчаянные авантюристы. Им уже терять было нечего. Закаленные походами и боями, нутром ненавидевшие все советское, они не задумываясь шли на любую подлость.

«За проволокой, без оружия, без надежд, слонялись грозные когда-то вояки... В ряды «повстанческой армии» мог стать лишь тот, кто чувствовал в себе достаточно физических и моральных сил перенести тяжесть сурового похода». Так описывали желтоблакитники участников этого рейда.