Тяжело ныло сердце и за мужа, истерзанного плетьми оккупантов и гайдамаков в отместку за Виталия. Но она одобряла путь, избранный сыном. И что там домашние борщи, шумановские пампушки в чесночном соку, которые она готовила для Виталия и его боевых товарищей! Теперь Варвара Николаевна, многосемейная мать, уважаемая учительша из Шуманов, сама включилась в борьбу.

Волнующие рассказы матери партизанского командира о народных страданиях, об издевательствах иноземцев и «хлеборобов-собственников» — помещиков и кулаков — еще больше закалили волю бойцов червонного казачества к борьбе.

Пройдет двенадцать лет, и Варвара Николаевна, осуществляя то, за что боролся ее старший сын с царскими судьями в здании киевских присутственных мест, с оккупантами в лесах нейтральной зоны, с деникинцами под Орлом, возглавит в Шуманах борьбу за создание первого колхоза. Народ единодушно назовет его славным именем «Червонный казак».

В декабре 1918 года червонные казаки под командованием Примакова, действуя совместно со 2-й Советской Украинской дивизией, освобождают Харьков, Полтаву, Кременчуг, а весной 1919 года совершают знаменитые рейды на Старо-Константинов, Изяславль, Острог.

«Тяжка, неравна была борьба наших красных отрядов с немецкими корпусами, — пишет Антонов-Овсеенко.  — Вы честно, доблестно держались в этой борьбе, товарищи червонные казаки! Вы продолжали эту борьбу и тогда, когда многие в унынии сложили оружие...» [6]

В течение августа и сентября 1919 года Примаков с бригадой червонных казаков удерживает Чернигов, блокированный деникинскими войсками.

Не раз, и под Перекопом, и на полях Галиции, мне приходилось наблюдать Примакова в бою — бесстрашного и рассудительного, спокойного в самой сложной обстановке.

Осенью 1919 года Деникин рвался к Москве. По указанию В. И. Ленина для отпора белогвардейцам была создана Ударная группа. В нее вошли латышские стрелки, червонные казаки и бригада Павлова. Месяц длились ожесточеннейшие бои на полях Орловщины.

В штаб Ударной группы явились командарм Иероним Уборевич и член Реввоенсовета Серго Орджоникидзе. Примаков горячо доказывал:

— Готовя народ к революции, мы говорили, что самодержавие прогнило насквозь. А сейчас мы удираем от тех же царских генералов. В пятнадцатом году я с трудом доставал у солдат черниговского гарнизона винтовку, обойму патронов. Теперь у нас оружейные заводы в Туле, Сестрорецке, Ижевске. В пятом году восстали лишь Красная Пресня и киевские саперы, сейчас с нами весь трудовой народ. В восемнадцатом году у нас были небольшие отрядики, а теперь на одном лишь Южном фронте семь армий. Я убежден, что мы сильнее врага и кулаком и духом. Наши казаки горят ненавистью к белякам. Так в чем же дело? Значит, мы сами делаем не то, что надо. Пустите меня в деникинские тылы. Латыши прорвут фронт. Я в этом не сомневаюсь. Что? Сложная обстановка? У врага много конницы? Зима, стужа, буран? Это то, что надо! Чем сложнее обстановка, тем больше шансов на успех. Пусть дрожат беляки! Мы их будем глушить слухами по нервам, а клинками по башке. Мы лишим их связи, управления. А неизвестность будет бить по врагу похлеще наших клинков...

Орджоникидзе, писавший позже В. И. Ленину, что «червонные казаки действуют выше всякой похвалы», с интересом слушал пылкую речь молодого кавалериста. План Примакова был одобрен...

Одно дело драться с крепким врагом на фронте, другое — двинуться зимой в его тылы. Всему штабу: начальнику Семену Туровскому, его помощникам — Журавлеву, Медянскому, Рубинову, Шильману пришлось крепко поработать. Планы планами, а выполнять их людям. Вместе с комиссаром дивизии Евгением Петровским Примаков ускакал в полки. Завязались душевные беседы. Молодой начдив говорил казакам и о Москве, которой угрожала страшная опасность, и о Туле, снабжавшей войска оружием... И вдруг вспомнил «Левшу» писателя Лескова. Рассказал о нем бойцам:

— Царь спросил, пользовались ли тульские мастера микроскопом, когда подковывали английскую блоху. Левша ответил: «Мы люди бедные и по бедности своей мелкоскопом не пользовались. Но у наших мастеров и так глаз пристрелямши»... Вот, товарищи, — сказал в заключение начдив, — мы тоже люди бедные, с оружием у нас не густо, но у нас и так глаз пристрелямши... Не дадим спуску сволочам...

2 ноября латыши прорвали фронт. За 37 часов, в стужу и буран, червонные казаки углубились в расположение врага на 120 километров. 6 ноября захватили в тылу деникинцев Фатеж и Поныри. Враг под натиском стрелковых дивизий с фронта откатился на 100 километров к югу.

Командование, воздавая должное отваге полков Примакова, снова двинуло его дивизию в рейд. 15 ноября 1919 года червонные казаки, разгромив тылы врага, захватили Льгов и пять деникинских бронепоездов на станции. Один из них, «Генерал Дроздов», приказом командования армии был переименован в «Червонный казак».

Стрелковые дивизии 13-й и 14-й армий, воспользовавшись результатами льговского рейда Примакова и ударами конницы Буденного по Касторной, отбросили врага еще дальше на юг и вышли на линию Курск — Воронеж.

Позже червонные казаки вместе с латышами, разгромив под Мерефой конницу Деникина, помогли войскам 14-й армии освободить Харьков.

Золотыми буквами вписаны в историю гражданской войны осуществленные под руководством большевика Примакова четырнадцать рейдов червонных казаков по тылам Деникина, пилсудчиков и гайдамаков.

Военные успехи, боевые удачи, выпавшие на долю молодого Примакова, могли бы вскружить голову и более зрелому человеку. Но этого не случилось. В рядах червонного казачества, не утихая ни на миг, все время звучал голос коммунистов-рабочих, сплачивавших казаков вокруг партии Ленина. Ленинские комиссары учили их, что «никто не даст нам избавленья — ни бог, ни царь и ни герой». Избавление — это они знали прекрасно — может быть завоевано самим народом, сплоченной массой, руководимой большевистской партией, осуществляющей ленинские идеи. А партия уже выдвигала вожаков масс.

Да и весь жизненный путь Примакова — подпольные кружки, ленинские идеи, суровая школа царской тюрьмы, грозный и человечный дух «Буревестника» — все это гарантировало от атаманщины, от великого греха ницшеанства, делящего людей на обыкновенных смертных и на сверхчеловеков.

С большой теплотой пишут ветераны о боевом вожаке червонного казачества.

«Я знал его горячую любовь к добру, — вспоминает Прохор Маслак из села Омбыш, — любовь ко всему прекрасному и высокому, его ненависть ко всякой пошлости и произволу. Нельзя ли начать собирать средства среди червонных казаков для сооружения памятника Виталию Марковичу Примакову? Это был бы памятник от народа, а Виталий Маркович такой памятник заслужил».

Было в Красной Армии много кавалерийских бригад, прочно вошедших в историю. И среди них по заслугам: первое место принадлежит кавбригаде Котовского. В годы гражданской войны действовали две конные армии, но народ не без оснований больше всего помнит Первую Конную армию Буденного. Советская конница насчитывала несколько боевых корпусов, но, выделяясь среди прочих героическими подвигами и особенно классическими операциями во вражеском тылу — рейдами, в историю по достоинству войдет Первый Конный корпус червонного казачества Примакова.

Червонное казачество, пополненное бригадой Микулина и добровольцами с Украины, в районе Чаплинки усердно занималось боевой подготовкой. Однажды комиссар дивизии Евгений Петровский собрал в чаплинской школе партийный актив. Отправляясь в политотдел с большой группой коммунистов, Генде велел ехать и мне.

Гремя шашками, мы ввалились в класс. Старые бойцы дивизии потеснились, дали место на партах новым товарищам, с которыми еще неделю назад вместе крошили и слащевскую пехоту, и конницу Улагая.

Открыл собрание Петровский. Среднего роста, худенький, голубоглазый, с прядью золотистых волос, выбивавшихся из-под серой папахи, он какое-то время не мог справиться со своим смущением. Ведь многие из подчиненных комиссаров — Генде, Рекстин, Гавриш — были почти вдвое старше двадцатилетнего военкомдива.