«Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае» не обратили на себя внимания читателей. Державин и сам понимал, что это были еще ученические стихи, и позже пе перепечатывал их в сборниках, однако путь, который был там намечен, казался ему правильным. Гражданские темы, мысли о жизни и смерти, о величии добрых человеческих дел, о суетности хвастовства знатной породой, волновавшие Державина в годы крестьянской войны, начинают ставиться им в новых стихах все глубже и уверенней. И стихи эти появляются в столичных журналах — «Санкт-Петербургский вестник» и «Академические известия» в 1778–1780 годах.

Лишь одно из стихотворений Державина этой поры не увидело вовремя света. Ода «Преложение 81 псалма», позднее названная «(Властителям и судиям», открывавшая ноябрьскую книжку «Санкт-Петербургского вестника» за 1780 год, подверглась запрещению. Лист с ее текстом был вырван из тиража журнала. И позднее, в 1795 году, эта ода, помещенная Державиным в рукописном томе его стихотворений, поднесенном Екатерине II, вызвала обвинение поэта в революционных замыслах. Такие подозрения, конечно, были неосновательны, Державин нимало не сочувствовал французским якобинцам, но текст оды звучал крамольно и пугал русских правителей.

В своей оде Державин переложил стихами одно из религиозных песнопений — 81 псалом, и выбрал его потому, что именно этот псалом как нельзя лучше передавал настроения самого поэта, как бы выражал его опасения и надежды. В сущности говоря, в оде «Властителям и судиям» Державин в необычайно сильной и сжатой форме изложил мысли и сомнения, возникшие у него в связи с крестьянской войной.

В полный голос он заявил свой протест против произвола и насилия, поощряемых царями, и пригрозил этим лукавым властелинам страшным судом.

Но разве цари — и первая между ними русская императрица, о которой не мог не думать Державин, — выполняют свой долг, разве они сохраняют законы и помогают несчастливым и бедным? Нет, в памяти поэта стояло охваченное войной Поволжье, где тысячи голодных крестьян с оружием в руках обрушились на своих притеснителей, мздоимцев и палачей. И он горестно восклицает:

Горьким разочарованием звучат строфы оды, обращенные к земным владыкам, прикрывающимся своим неведением о бедствиях народа:

Земные боги оказались мелкими, лживыми существами, допускающими злодейства и неправду. И надежду отчаяния выражает заключительная строфа оды в ее мольбе:

Гавриил Романович Державин. Портрет работы В. Л. Боровиковского.

Екатерина Яковлевна Державина. Портрет работы В. Л. Боровиковского.

Ода «На смерть князя Мещерского», написанная в 1779 году, передает размышления Державина о жизни и смерти, навеянные тем, что довелось ему видеть и испытать. Поэта поражает мысль, что все люди на земле одинаково смертны, все исчезнет перед лицом времени:

Во имя чего нужно теснить и мучить друг друга, когда и самое высокое положение человека не спасает его от могилы? Смерть уравнивает богатых и бедных:

И мысль о том, что цари и пышные богачи так же доступны смерти, как и простые люди, доставляет поэту некое удовлетворение, успокаивает его, но заставляет тут же подумать о течении собственной жизни.

Эти грустные раздумья, выраженные на редкость легким и точным стихом, заканчиваются твердым решением поэта смириться с мыслью о неизбежной смерти, не гнаться за стяжанием богатств, усмирить волнение страстей и добиваться душевного спокойствия:

Державин создает яркие, контрастные образы, сталкивает противоречивые понятия, стиль его приобретает чеканную отделку, многие строки звучат афоризмами и сделались ими:

«Как страшна его ода «На смерть Мещерского», — писал о Державине Белинский. — Кровь стынет в жилах, волосы, по выражению Шекспира, встают на голове встревоженной ратью, когда в ушах ваших раздается вещий бой глагола времен, когда в глазах мерещится ужасный остов смерти с косою в руках!»

Необычайная конкретность, вещность поэзии Державина, уменье его представлять в зрительных образах отвлеченные понятия — «и бледна смерть на всех глядит» — стали отличительной чертой его творчества.

Русские поэты, предшественники Державина, почти совсем не рисовали живую природу. Им, старательно выполнявшим предписания классицистической поэтики, казались неважными различия и оттенки пейзажей, они воспринимали природу как некую отвлеченную данность, состоящую из ряда отдельных и неизменных элементов, не ощущали ее живого и полнокровного единства. Картины природы, появлявшиеся в стихах поэтов-классицистов, носили условный характер и чаще всего служили только общим фоном для рассказа о переживаниях героев. Тредиаковский, например, изображал весну так: