Подскакал боярин Колыванов.
- Дозволь, княже, потешиться?
- Давай, - сквозь зубы процедил Александр, - да чтобы без крови, бо то Щелкана холопы.
Колыванов подмигнул кому-то. От отряда отделился молодой воин, поднял коня в галоп и, на всём скаку огрев ордынца плёткой, помчался дальше, только пыль заклубилась. Ордынцы взвизгнули и вдогон.
- То-то будет потеха! - с усмешкой промолвил боярин. - Федя Васильев заманит их в тайные ямы. Ордынцы либо коням ноги поломают, либо себе шею свернут.
- Погляди, Митрий, как на это Щелкан зрит, - кивнул в сторону княжьего терема Александр. - Верно, злость разбирает.
Широко расставив кривые ноги, словно только слез с коня, стоял на княжьем крыльце невысокий плотный Чол-хан.
- Что у себя в Орде. Хозяином себя мнит.
- Дозволил бы, княже, тверичам разгуляться. Злы они. Обид много от ордынцев терпят…
- Не время, Митрий, Орда ещё сильна.
- С Литвой бы язык сыскать. Гедимин ныне в силе…
- Гедимину добро с тевтонами совладать бы. От него Орда далеко.
У самого крыльца Александр соскочил с коня, кинул повод отроку. Из-под нависших бровей холодно взглянул на изрытое оспой скуластое лицо Чол-хана, заметил в узких глазах ордынца гнев.
- Конязь, твои воины нукеров моих обижают.
- На кого укажешь, хан?
- Сам видел.
- Так то в шутку Федя твоих нукеров затронул. В догонялки сыграть надумал, - насмешливо ответил Александр. - Один ведь он был, а нукеров двое.
- Конязь, выход в Орду не сполна даёшь. Смотри, конязь, - Чол-хан поднял палец, - на коленях поползёшь с ответом.
Александр вскипел:
- Тому не быть, чтоб великий князь Александр на коленях ползал перед тобой! Дай дорогу, хан. - Он слегка потеснил Чол-хана.
Следом двинулся Колыванов.
Чол-хан, брызгая слюной, выругался вслед, сбежал с крыльца и, вырвав из рук нукера узду, вскочил в седло. Конь рванул с места.
- Гляди-ка, как кипятком ошпарило, - усмехнулся боярин.
- Он, Митрий, сей разговор ещё вспомнит. Ну да семь бед, один ответ.
- Слушайте, люди тверские! - надрывно кричал с паперти в собравшуюся толпу княжий боярин. - Повелел великий князь свозить ордынский выход на княжий двор.
- А велик тот выход? - выкрикнул из толпы чей- то звонкий голос.
- С князя по полуста, с бояр - половину того, с ремесленного люда и смерда по пяти рублей. Кто же добром не принесёт, того на суд возьмут к Щелкану.
- У Щелкана суд скор, - раздался из толпы всё тот же звонкий голос. - Намедни у Тимоши-костоправа дочку отняли.
- А у меня дитя забрали! - плаксиво протянул здоровый посадский мужик.
Стоявшие вблизи два удалых брата Борисовича, торговые мужики из Вологды, окающе выкрикнули:
- А ты, дубина нетодильная, пошто дитя отдал?
Мужик вобрал голову в плечи, безнадёжно махнул рукой.
Боярин сошёл с паперти, направился на княжий двор. Обсуждая услышанное, толпа мало-помалу разошлась. На площади остались только посадский мужик и братья Борисовичи.
- Экие телки тверские, им обиды чинят, а они терпят.
- Плюют в очи, а они мыслют - роса с ночи.
- Уж истинно говорят, тверичи - козлятники.
- Но-но, ты потише! - задетый за живое, осмелел мужик. Засучив рукава, он подступил к братьям.
- А ты бы силу на ордынца подзапас. А коли драться хочешь, так ты уж поодиночке, с двумя тебе не совладать.
Братья ещё долго насмехались над незадачливым мужиком.
У дьякона Дюдко с похмелья трещала голова, тошнило. Вчерашний день освятили новорубленые хоромы боярина Колыванова. Светлые, красивые получились. Молельня хоть и невелика, а византийскими иконами уставлена, всё больше в золотой да серебряной оправе. Лики святых киноварью писаны.
А после Господнего благословения был большой обед с медами хмельными. Отца архимандрита с того обеда на руках унесли, а дьякон насилу до дому доплёлся.
К вечеру пришли к дьякону гости, торговые мужики, братья Борисовичи, и снова бражничали до полуночи.
Дьякон заворочался на полатях, спустил ноги, сел. Стряхнул пробежавшего по руке таракана. Прочищая голос, пробасил:
- Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя-а-а!
Кряхтя слез, обул лапти, подвязал, притопнул.
- Эх, лапти мои, лапти лыковые! - Поплевав на ладони, пригладил взлохмаченные волосы.
Толкнув низкую дверь, дьякон, чуть пригнувшись, чтоб не стукнуться о дверную притолоку, вышел во двор. Несмотря на раннюю пору, дьяконша возилась в огороде, выбирала лук, складывала в кучу. Потом жена совьёт его в толстые плети, подвесит в сенях, и есть зимой еда - луковица с солью да коврига ржаного хлеба. А ещё лучше, когда перепадает к ней кусок мяса.
В сарае дьякон окликнул храпевших Борисовичей:
- Пробудитесь, братие, отойдите ото сна да умойте свои хари.
- По твари и хари, - слезая с сеновала, в тон ему ответил бойкий на язык младший брат.
Отвязав кобылу, дьякон на длинном недоуздке повёл её на водопой к Волге. За калиткой лошадь потянула к соседнему двору.
- Но, ты! - строго прикрикнул дьякон. Он хорошо знал повадки кобылы, третий год ездил на ней от двора к двору, собирая «попову долю». Стоило только запрячь её в телегу да слегка попустить вожжи, и она сама останавливалась у каждых ворот.
На торг собирался люд. Съезжались из ближних сел и деревень смерды. С посада ремесленники несли свои изделия, торговцы овощами волокли огромные корзины зелени. То тут, то там виднелись остроконечные татарские шапки. Вот двое ордынцев, поравнявшись с дьяконом, остановились, о чём-то перебросились между собой. Один потянул за недоуздок. Дьякон обомлел, испуганно поглядел на ордынца.
Татарин дёрнул сильнее, другой толкнул дьякона плечом.
- Караул! Люди! - не своим голосом завопил дьякон и с левши в самый висок ударил ближнего ордынца.
Тот, не охнув, свалился снопом.
Кто-то закричал:
- У Дюдко кобылу отнимают!
Отовсюду на шум с криком сбегались тверичи.
- Пошто своевольничают?
- Орда на нас верхом села!
Смерд, приехавший на торг из ближней деревни, завертелся на возу, спрашивая у бегущих:
- Что, вора поймали?
Парень, пробегавший мимо, отделался шуткой:
- Ордынцы, дядя, калачи дают!
Другой поддержал первого:
- Беги, дядя, и тебе дадут!
Ордынцы схватились за сабли. Толпа отхлынула и снова надвинулась на ордынцев.
- Не замай нас! Не дадим обижать православных!
- Ордыне нам зло чинят, а мы молчи!
- Сколько можно терпеть?
- Измываются над русичами!
Сквозь толпу протиснулись братья Борисовичи. В руках у младшего кол. Он закричал:
- Эгей, тверичи, да пошто стоите, крушите их!
Толпа закричала, охнула одним выкриком:
- Бей ворогов!
И закружилось все, завертелось. Кого-то ордынцы саблей достали, одного из них Борисович колом сбил. Навалилась толпа на ордынцев, смяла, разгорячилась первой кровью, а кто-то уже кричит:
- Пошли бить Щелкана!
Тревожно, на всю Тверь забил набатный колокол. Великий князь Александр, ещё не опомнившийся ото сна, в одних нижних портках, босой, выскочил во двор. К нему уже бежал боярин Колыванов. Полы длинной боярской шубы распахнулись. Боярину жарко, пот градом льётся из-под отороченной соболем шапки.
- Княже, народ ордынцев бьёт!
- Кличь дружину! Остановить побоище! - Александр ухватил Колыванова за плечи. - Слышишь, Митрий?
- Теперь поздно! Не токмо тверичи, а и смерды отовсюду скачут. Набат оповестил, - ответил боярин.
Подошёл отрок, вынес одежду. Александр отстранил его руку:
- Неси в спаленку. Пойдём, Митрий, удумаем с тобой, как быть.
Князь одевался молча. Молчал и Колыванов.
А Тверь гудела, переливаясь, как море в непогоду. В гридницу собралась княжья дружина.