– Турал, я ни о чём не жалею, – взяв его за руку, прослезилась Эллен.

[1] Виварий – помещение или здание, предназначенное для содержания лабораторных животных.

Майя пробудилась от грохота падения. Турал, лёжа на полу, кряхтел и матерился.

– Тебе нельзя вставать! – метнувшись к нему, воскликнула она.

– Почему, почему я не чувствую ног? – роптал он.

Она помогла ему подняться, и аккуратно уложив на спальное место, укрыла одеялом:

– Успокойся, у тебя шок.

– Что с ногами?

– Это не страшно, главное, что ты пришёл в себя, – присев рядом, вздохнула она.

– Как мы сюда попали? – спросил он, растерянно осматривая салон ровера.

Над головой висела капельница, на столе лежала открытая сумка с медикаментами, и по всему полу были размазаны пятна крови. За бортом было светло, но ровер носом упирался в каменную стену. Он лежал под одеялом в нижнем беле, на спине приклеен пластырь, а шея забинтована.

– Нас сюда перенёс Эмин, – отводя взгляд, ответила она.

– Эмин? – вздохнул он. – Эмин?! – покашливая, позвал он кузена.

Опустив глаза, Майя дрожащими руками прикрыла лицо.

– Где он? – крикнул он, и тугая повязка больно сжала шею.

Тихо всхлипнув, она отвернулась. Турал опустился на пол, опираясь на локти, пополз в гардеробную. Когда ему удалось открыть дверь шлюза, раздались его вопли и рыдания.

– Прости, – спустя время, перейдя за ним в шлюз, прошептала Майя. И, склонившись к нему, обняла. – Я ему не успела помочь.

– Как, почему?

– Кровь в лёгких! Он стрелял в него.

– Джордж, где он? – просипел Турал.

– Задохнулся при разгерметизации ровера, – всхлипывая, продолжила Майя. – Я пришла в сознание здесь в шлюзе. Ты и Эмин – мы все были в шлюзе. Эмин не дышал. Алекс лежал у панели управления, у него прострелена голова.

– Эмин! – причитал он, – что я скажу его родителям, почему я выжил?

– Ты потерял много крови, и у тебя повреждён позвоночник, тебе нельзя двигаться, – попыталась его успокоить Майя. – Пуля задела артерию, а другая попала в позвоночник. Похоже, что Эмин, спасая нас, успел после отключения оболочки надеть на нас гермошлемы и перенёс в этот ровер.

– Ровер в яме?

– Да, ровер провалился в трещину. На рассвете я выходила наружу и карабкалась по камням наверх.

– Выходила зачем?

– За сумкой с медикаментами и инструментами: нужно было тебя оперировать. Наш ровер за холмом, в двух тысячах футов южнее.

– Наш ровер сильно повреждён?

– Носовая часть расколота. Я боялась, что встречу там его. Но он лежит там без гермошлема. Я взяла всё, что нужно, и вернулась. Потом перенесла Алекса сюда, – она указала на второе тело, лежавшее рядом с Эмином и укрытое пластиковым мешком. – Здесь нет обогрева, – добавила она, подразумевая, что тело в холодном шлюзе разлагается медленней.

– Похоже, Бернардо тоже мёртв, остались только мы, – закрыв глаза, вздохнул Турал. – Ты сама как?

– Со мной все в порядке, – кивнула она и предложила: – Перейдём в салон, здесь холодно.

Майя помогла ему перебраться в салон, затем, напоив его водой, уложила на спальное место.

– Спасибо, – успокоившись, произнёс Турал. – Я недооценивал тебя: на вид ты хрупкая, но сильная внутри. Пару сол назад боялась выйти наружу, а сегодня после этого ада вышла за медикаментами, чтобы меня спасти.

– Я врач, это моя работа, – ответила она, садясь за стол. – Когда он в нас стрелял, ты меня собою заслонил.

– Ты путалась под ногами, – с натяжкой улыбнулся он и спросил: – Помнишь, что он сказал о твоём отце?

– Нет, я в это не верю, – отвернулась она. – Это было психологическое расстройство после травмы.

– А для меня он всё расставил по местам. Человек, которого я считал своим отцом, в действительности таковым не является. Он подтвердил моё подозрение. А ты, ты не замечала странностей в поведении своего…?

– После пожара, когда наш дом сгорел, он сильно изменился, – подтвердила Майя. – Он многое не помнил. Но такие изменения возможны в результате диссоциативной амнезии.

– Может, я ошибаюсь, но на станции я наблюдал за вами, – вздохнул Турал. – Отцы дочерей ревнуют, но с тобой он был очень строг. Как если бы… – конец фразы он проглотил, сглотнув слюну.

В результате полученной баротравмы её опухшее и покрасневшее лицо ещё больше залилось краской, ссадина на лбу от рукоятки пистолета покрылась тонкой коркой.

– Тебе нужно отдыхать, восстанавливать силы, – сказала она, убирая медикаменты со стола.

– Подгузник на меня надела?

– Да, – бросила она, продолжая прибирать со стола.

– Позор, – прошептал он. – Было время в студенческой команде, я стенку из двух дифенсив[1] пробивал, а теперь даже в сортир сам сходить не могу. Как же так случилось, что пуля пробила скафандр, которому микрометеориты нипочём?

– Он стрелял в упор. Все пули застряли в блоке жизнеобеспечения скафандра, но одна, пройдя между баллонов, попала в позвоночник, – Майя вынула из хирургического контейнера полу смятую пулю и показала ему, – внутри вольфрамовый сердечник.

– Я смогу встать на ноги когда-нибудь?

– Реабилитационный процесс очень сложен, – уклончиво ответила она.

– А если реабилитация не поможет?

– Ну, если не решишь возвращаться на Землю, то на «Гырате» должны прислать соответствующие оборудование для нейрохирургии. Пересадим твои же клетки нервной обонятельной ткани в волокна спинного мозга. – И грустно улыбнувшись, добавила: – Только принюхиваться к моим волосам будет труднее!

– Я думал, ты спала, когда пристёгивал на тебе ремень, – опустил он взгляд, за тем задумчиво добавил: – Нам надо думать, как отсюда выбраться. Мы глубоко провалились?

– Метра на два. Ровер застрял и спереди упирается в склон ямы под крайне неудачным углом, а сзади кромка очень высока. Срыть кромку, чтобы сделать пологий подъем, не получится: там скальная порода.

– Ясно, значит, лебёдка не поможет.

– Может, есть способ связаться со станцией и послать им сигнал бедствия? – поинтересовалась Майя, затем, подойдя, склонилась над ним и коснулась ладонью его лба. – У тебя жар, нужна срочная госпитализация.

– Нет, сигнал не дойдёт, слишком далеко. Здесь из-за меньшого размера планеты горизонт намного ближе, чем на Земле. К тому же дальняя связь на Земле доступна за счёт отражённого сигнала от ионосферы, здесь же ионосфера очень разрежена и нестабильна. Нам могут помочь только высотные облака, но на них рассчитывать не стоит: в это время года они здесь редко появляются. Ты не переживай, еда у нас есть, энергии и кислорода хватит недели на три. Сола через четыре сможем напрямую связаться с ISOC. А через пять, если на связь мы не выйдем, то сюда со станции пошлют айрокатер для эвакуации. Он автоматически найдёт нас по сигналу транспондера и опустится поблизости.

– У тебя нет пяти сол, даже трёх, – прослезилась Майя, добавив: – Твой скафандр пропускал кислород, ты перенёс гипоксию, тебе нужна кровь. Моя кровь не подойдёт, а плазму я всю использовала.

– Прости, если не смогу составить тебе копанию на обратном пути, – тяжело вздохнул Турал. – Я приготовлю для тебя инструкцию: как включить транспондер, какой сигнал отправит айрокатер, когда сядет поблизости, и как на нём запустить команду возвращения на станцию. Если дверь шлюза засыплет песком, то за той панелью, – он указал в потолок, – есть люк. Наденешь пневмокостюм, понизишь давление в салоне, активируешь отстреливание аварийного люка и выберешься наверх.

– Даже не думай, я без тебя не уйду, – уже всхлипывая, возразила она.

– Я все равно не смогу вылезти, скафандр дырявый.

– Если понадобится, вернусь в наш ровер за твоим пневмокостюмом, – заявила она. – Не сможем его восстановить, оберну тебя скотчем как мумию, и вытащу наружу.

– Не надо. Когда меня не станет, перенесёшь меня в шлюз: хочу быть схоронен рядом с братом. А на станции скажи, чтобы за нами не возвращались. Это опасно!