Прошел час с лишним; становилось уже жарко и душно в пыльном, застоявшемся воздухе, а холмы по-прежнему сменяли друг друга, и не было заметно, чтобы они становились ниже и были разбросаны реже, что указывало бы на близость долины Чий Чу. Пао приуныл, а Хун посмеивался. Жажда начинала мучить мальчиков, но они не решались еще выпить остатки чаю, хранившегося во фляге.

— Не пора ли повернуть на запад? — спросил, наконец, Хун.

— Влезем на этот холм, — предложил Пао, — посмотрим, не видна ли уже долина.

Мальчики поднялись на холм, показавшийся им несколько выше остальных. С него открылся прежний вид на бесконечное море округленных черных вершин, простиравшихся во все стороны до пыльного горизонта.

Пао устремил взор на север и изучал даль.

— Долина там и не очень далеко, — сказал он наконец.

— Я не вижу никаких признаков долины.

— А я вижу. Вот посмотри в другие стороны: там эти черные горбы стоят один за другим, точно спины огромного стада баранов. А здесь между двумя далекими вершинами не видно уже новых, таких же высоких. Там должны быть долина или более низкие холмы перед долиной.

— А это что? — вдруг воскликнул Пао, с недоумением указывая немного правее того промежутка, где вдали не было видно холмов. Сквозь пыльную завесу, как сквозь густой туман, чуть обрисовывалась какая-то темная масса.

— Это тучи!

— Нет, это Кату! Мы вчера прошли слишком далеко на запад, поэтому наш поселок остался позади, и нам нужно повернуть еще правее.

Хун засмеялся, но уверенность Пао смутила его.

— Если так, пойдем еще немного на север, тогда долина станет виднее, — решил он после некоторого молчания.

Двинулись опять в путь, снова по котловинам и долинам, которые теперь как будто становились шире. Скоро И холмы начали понижаться, раздвигаться, и через полчаса Хун должен был признать, что долина Чий Чу близко. Немного погодя мальчики увидели ее с невысокого холма, но она показалась им совершенно незнакомой. Начался спор, куда итти: Хун говорил — налево, а Пао — направо, основываясь на положении Кату, рисовавшегося уже немного яснее сквозь пыльную завесу.

И еще раз Пао удалось убедить своего упрямого товарища. Когда, выйдя в долину, он увидел вдали белеющие здания поселка, и не влево, а вправо, Хуну пришлось признать свою ошибку. Итти предстояло долго, потому что они вышли в долину Чий Чу много западнее не только своего поселка, но и соседнего, носившего то же название и подчиненного тому же надзирателю.

Около полудня они достигли первых фанз и прошли через поселок во время обеденного отдыха рудокопов. Мальчуганы с ружьем и свежей волчьей шкурой обращали на себя внимание, и их постоянно задерживали расспросами, а в первом поселке знакомый рудокоп позвал их к себе и накормил обедом.

Когда они шли мимо мельницы, их увидел Ли Ю и сообщил, что только что Мафу прибегал за собакой, чтобы итти искать их. Мальчики поспешили домой, но не застали уже старших. С высоты ограды они увидели их идущими к холмам. Сбросив наскоро свою ношу, Хун и Пао побежали вдогонку и настигли их у начала холмов.

Обрадованные возвращением мальчиков, Лю Пи и Мафу ограничились выговором. Хун с гордостью сообщил, что убил волка.

Вернувшись домой, мальчики подробно рассказали о своих приключениях, а Лю Пи сообщил, что он получил хороший отвод на руднике Ван-Чжу-Ван-цзе, что надзиратель там не такой алчный, как здесь, местность гораздо веселее, а зимой теплее: глубокая долина, защищенная от ветров, — не то что Чий Чу, где зимние метели свирепствуют на просторе.

Нa следующий день Лю Ли пошел к надзирателю.

— Лое, — заявил он, — я отказываюсь от отвода и ухожу из Чий Чу.

— А ты кончил его? Должен кончить сперва! — накинулся на него надзиратель, для которого, конечно, было выгодно, чтобы разрабатывалось побольше отводов.

— Такого закона нет, лое. Я — старый рудокоп и закон знаю. Не нравится жила — имею право бросить.

— Как знаешь! Но руду, которую ты уже добыл, надо же смолоть и промыть. Я назначу тебе, так и быть, день не в очередь, ну, скажем, через неделю.

— Я не могу ждать, лое. Пусть пропадает эта руда. Кто возьмет мой отвод, тот может получить и ее.

Глаза надзирателя блеснули жадностью.

— Хорошо, я тебя отпущу сейчас, если ты доставишь эту руду на мельницу. Я возьму ее в казну за убытки, которые ты причиняешь отказом от отвода.

— Я согласен, лое. Сегодня к обеду сдам тебе все, что добыто, — поспешил ответить Лю Пи, чтобы надзиратель не потребовал еще чего-нибудь.

Вернувшись домой, он вместе с Мафу стал пересматривать руду, сложенную у шахты, чтобы отобрать и не сдать ни одного куска с видимым золотом. В это время мальчики носили на мельницу все, что старшие отбрасывали.

К полудню дело было кончено, руда сдана, Лю Пи отдал надзирателю документы, содержавшие описание отвода и разрешение на его обработку, и получил документ, удостоверяющий, что казна не имеет к нему претензий. А после обеда рудокопы истолкли и промыли десятка два кусков руды с золотом, отобранных из кучи.

На следующее утро, взволнованные ожиданием предстоящего путешествия, мальчики проснулись чуть свет, быстро сварили жидкую кашу с волчьим мясом, кусок которого они принесли с охоты, и разбудили старших. Когда кончили завтрак, в фанзу вошел старый китаец с красными слезящимися глазами и седой бородкой.

— Кушали — не кушали, приятели? — сказал он и прибавил, заметив, что они еще едят, — хорошо покушали, вижу. А скоро ли поедем?

— Садись, приятель Юнг, покушай и ты на дорогу. Немного каши осталось, хорошая, с мясом, — пригласил Лю Пи.

— Разбогател ты, Лю Пи, часто мясо кушаешь, — ответил Юнг, опускаясь на корточки возле кана и принимая полную чашку. — Небось, барашка купил у калмыков?

Мафу и мальчики рассмеялись.

— Этот барашек сам немало барашков съел на своем веку, — сказал Мафу.

— Уж не дохлой ли собакой вы угощаете меня? — спросил Юнг.

— Хуже, приятель! Волка кушаешь. Вот и сам охотник сидит, — засмеялся Мафу, указывая на Хуна, покрасневшего от гордости при этих словах.

— Что же, волк, так волк, по крайней мере не дохлятина. Мне, когда я работал в Дагуне, приходилось есть волков, а один раз они меня самого чуть не съели, едва отбился.

— Соберите посуду, вымойте чашки! — приказал Лю Пи, заметив, что Юнг кончил еду. — Пойдем грузиться.

Лю Пи и Мафу стали вытаскивать на двор инструменты, мешки, постельные узлы. Мальчики проворно сполоснули чашки, вытерли котел, вылили остатки чаю во флягу и понесли посуду на двор. Тут они увидели, что возле фанзы стоят два ишака. К седлу одного из них Мафу и Лю Пи прилаживали рудоносные корзины по паре с каждой стороны и сложили в них кирки, лопаты, ступку, промывальный таз, разную мелочь, а сверху увязали треногу, котел и мешки. На другого ишака Юнг навьючил постельные узлы и мешочки с мукой и крупой, всю мягкую рухлядь, а сверху положили свернутые цыновки с кана и обеденный столик. Посуду и флягу с водой Мафу и Лю Пи взяли в свои котомки. Мафу нагрузился еще ружьем, а мальчики шли порожняком.

Позвякивая бубенчиками и подгоняемые криками Юнга, ишаки вышли со двора. Хун и Пао. бросили последний взгляд в темную шахту, по ступеням которой они поднимались и опускались много сотен раз, достали из убежища в стене новую трубку и кисет с табаком и побежали догонять ишаков.

Когда маленький караван приблизился к мельнице, его остановили два солдата и вызвали надзирателя, который только что поднялся с теплого кана.

— Ну-ка, богачи, разверните ваши вещи! — сказал он. — Я должен посмотреть, не увозите ли вы утаенное золото или богатую руду.

— Не задерживай нас, пожалуйста, лое, — попросил Лю Пи с глубоким поклоном. — Путь наш далек, а золота и руды мы не везем.

— Не теряй времени на разговоры, а снимай свои узлы! — рассердился надзиратель. — Когда я увижу, что золота нет, я отпущу тебя на все четыре стороны. Солдаты, стаскивайте все на землю!