— Амур сайн бейна![28] — сказал старший.

— Амур сайн, амур сайн! — ответил Мафу.

Калмыки тотчас же присоединились к костру беглецов, достали трубки и завели разговор о грозных событиях последнего времени.

— Мы опасаемся, что дунгане заглянут и сюда, — сказал один, имевший на своей черной круглой шляпе с загнутыми вверх полями и красной кистью медную шишку, указывавшую его звание маленького чиновника. — С Джаира все кочевники ушли на Куйтун, подальше от войны. Наши летовки — на горах Уркашара, и мы решили вернуться сначала сюда и выждать.

— И разузнать, где дунгане и куда еще собираются итти, — прибавил второй.

— Завтра пошлем разведку в Чумпацзы и на Хобук, — сказал третий. — После разграбления рудников, как сказывают люди, дунгане разделились. Одна часть ушла на Хобук, другая на Манас грабить китайцев, а третья осталась в Чумпацзы.

— Совсем разорили весь край, — продолжал первый. — Пожалуй, ни одной китайской заимки не осталось, весь народ разбежался, два города сожгли.

— Худо будет теперь, хлеба не стало, а сеять некому; придется и нам эту зиму жить без хлеба, как жили наши деды, пока китайцы не пришли сюда.

— А кому мы будем продавать шерсть, шкуры, баранов, лошадей?

— Вот дунгане лишнее отберут, и тогда продавать нечего будет, — успокоил калмыков Мафу.

— Пусть попробуют! Мы им накладем! — грозился, младший калмык.

Пока мужчины разговаривали, женщины развьючили верблюдов и начали ставить юрту на окраине рощи: монгол не любил жить в тени, ему нужно солнце и простор. Раздвинули и поставили кругом решетчатые бока, водрузили верхний конус и привязали его жерди к решетке; покрыли войлоком бока и крышу. Меньше чем в полчаса юрта была готова. Женщины развели в ней огонь и стали варить чай; тогда и беседовавшие мужчины отправились к себе.

Эта ночь была не так спокойна, как прошлые. Отовсюду доносились лай собак, мычание и блеяние скота, рев верблюдов, людские голоса, песни. Котловина ожила.

Прошло еще два дня, в течение которых беглецы постоянно принимали гостей-калмыков, приезжавших с разных сторон поговорить, сообщить и узнать новости. Надзиратель сторговал у них жирного барана, чтобы отплатить рудокопам, которые до сих пор снабжали его мясом из охотничьей добычи.

К вечеру вернулись разведчики, посланные в Чумпацзы, и принесли весть о том, что дунгане собираются итти в Орху; у них кончился запас скота, взятого на заимках, и они рассчитывают поживиться у калмыков. Разведчики подкрались к самому лагерю дунган и подслушали их разговоры. Отряд состоит из сотни с лишним всадников.

Эта весть немедленно разнеслась по котловине. Взад и вперед скакали калмыки, собирались кучками и совещались. Молодежь была настроена воинственно и хотела отбить непрошенных гостей оружием, но старшие решили откочевать на юг в пески за озером Лирик в надежде, что туда дунгане не решатся итти и, не найдя в Орху никакой поживы, уйдут на Манас. Тогда можно будет вернуться на зимовки.

Беглецы вечером тоже обсуждали, как им быть, — итти ли с, калмыками или укрыться в Мертвом городе.

— Здравствуйте, приятели, кушали — не кушали? — раздалось вдруг приветствие, и из темноты к огню подошли какие-то незнакомые люди.

Мафу бросился к ружью, Лю Пи и лое вскочили, рассматривая с недоверием пришельцев, которые были вооружены вилами, топорами и дубинами.

— Не бойтесь, приятели, мы не дунгане! — успокоил рудокопов один из пришельцев. — Мы беглецы из Хобука, нас двенадцать человек с женами и детьми. Мы едва спаслись от дунган, два дня шли через пустыню. Пустите нас ночевать здесь, дайте воды, мы с утра не пили, не ели.

— Положите ваше оружие на землю и тогда подходите, — разрешил Лю Пи.

Пришельцы исполнили приказ и ушли назад в темноту. Вскоре они вернулись с целым караваном из десяти ишаков, на которых был навьючен разный скарб, сидели женщины и дети. С ними были корова, две козы, две собаки.

— Вот мы теперь здесь все свои, китайцы, — заявил один из них.

— Располагайтесь в роще, места всем хватит, и вода близко/-пригласил Лю Пи.

— Только знайте, что завтра к полудню сюда придут дунгане из Чумпацзы, и мы сами уйдем отсюда, — предупредил Мафу.

— Завтра — что судьба даст, а сейчас нам нужно поесть и отдохнуть.

Выбрав место по соседству, пришельцы развьючили ишаков; мальчик показал им колодец. Наши беглецы помогли им начерпать воды, уделили топлива из своего запаса.

Запылал второй костер, забурлили котлы и чайники, усталые люди улеглись вокруг них. Некоторые мужчины подсели к рудокопам и сообщили, что на Хобук дунгане нагрянули неожиданно. Они пришли по подгорной дороге из Дурбульджина, всего только полсотни конных. Китайцев на Хобуке живет много, одних мужчин больше сотни, но заимки очень разбросаны — в пяти, в десяти ли одна от другой, и в каждой людей немного. Дунгане и начали грабить их по очереди.

— Наши заимки на краю пустыни, в низовьях речки, и мы успели спастись. Увидели дым, услышали выстрелы, крики, догадались, наскоро собрались и ушли, — рассказывал один.

— Мало кто спасся с Хобука, — прибавил другой, — разве ушли на ту сторону или на солончаки в низовьях, А мы никого не видели.

— Мы шли сюда два дня, надеясь, что найдем здесь воду, корм и калмыков. Ночевали без воды в пустыне, топлива нехватило, ночью у нас волки задавили одного ишака, — сказал третий. — А куда итти теперь, куда бежать дальше?

Эта ночь была еще беспокойнее. У пришельцев плакали маленькие дети, по всему оазису лаяли и выли собаки, словно предчувствуя надвигающуюся беду, мычали коровы, блеяли овцы, ревели верблюды, перекликались люди. Тревога охватила зимовки мирных кочевников.

Калмыки с утра стали собираться к перекочевке на юг, и мимо рощи один за другим потянулись обитатели северной части оазиса со всем своим скарбом и скотом, женами и детьми. Мерно покачиваясь, проходили верблюды, поднимая пыль с бурьяна, бежали лошади, тесной гурьбой семенили овцы и козы, взад и вперед скакали верховые. На высоком уступе между низовьем реки Дям и котловиной, с которого видна была и пустыня на западе, и долина реки, и спуск с гор Хара-Арат, был выставлен дозор; завидев издали дунган, он должен был подать весть всем замешкавшимся и подгонять отсталых.

Рассчитывая на это, рудокопы и китайцы, которым уходить в развалины было недалеко, не торопились с отъездом, чтобы дать своим животным время подкормиться поплотнее перед^ предстоящим постом, а сами собирали дрова, нарезали камыш, женщины варили обед. Мафу с утра ушел в Мертвый город, чтобы выбрать подходящее укромное место для убежища.

Перед полуднем снялись и ушли калмыки, стоявшие у рощи. У рудокопов и китайцев все было готово, камыш и топливо связаны в вязанки, все фляги наполнены водой, животные напоены досыта, люди пообедали. Мафу вернулся с известием, что нашел хорошее убежище.

Вскоре после обеда дозорные на уступе замахали и стали поспешно спускаться. Тотчас же тронулся в путь и караван наших беглецов. Мафу повел его сначала по полосе камышей вдоль оазиса, а потом повернул в выходившее из города сухое русло, густо усыпанное мелкой галькой, на которой животные не оставляли следов, могущих привести дунган к убежищу. Только пройдя два или три ли в глубь города, караван повернул в сторону, пересек несколько улиц с развалинами и подошел к месту, выбранному Мафу. Это был кривой тупик между высокими, стенами, защищавшими от ветра и солнца. Выход из него на большую улицу почти загораживали развалины башни, оставившей узкий проход, который легко было оборонять от врагов и оберегать от волков. В тупике хватало места и для людей и для животных.

Беглецы одобрили выбор и расположились в новом убежище; следы, которые вели к нему через улицу, по рыхлой почве, тщательно затерли. Был отдан строгий приказ не шуметь и не разводить огня до наступления ночи, так как первый день казался наиболее опасным. Дунгане, не найдя никого в Орху, могли послать разъезды по окрестностям для поисков. Шум или дым привлекли бы их внимание. Поэтому, выставив двух караульных у входа, все легли спать в тени; сытые животные также дремали, опустив головы.