До сумерек время прошло в полной тишине, караульные слышали несколько выстрелов, донесшихся из оазиса: дунгане, вероятно, охотились на какую-нибудь дичь или отбившийся у калмыков скот. Когда стемнело, развели огонь и стали варить ужин и чай. Костер бросал красные отблески на голые глинистые стены, из которых местами выдавались какие-то странные выступы, то шарообразные, словно ядра, засевшие при стрельбе, то напоминавшие головы фантастических животных, то казавшиеся костями замурованных людей. У подножия расположились хобукские китайцы; женщины кормили младенцев; дети постарше чинно сидели, устремив черные глазки на огонь. Ближе к выходу ишаки тесной группой жевали камыш, и над их серыми спинами выдавалась черная спина коровы. Рядом, свернувшись клубком, спали собаки. Кучками лежали вещи, вязанки камыша и дров.

Ночь прошла спокойно. У входа сменялись караульные, оберегавшие лагерь от волков; звери Выли по соседству и подходили совсем близко; их отгоняли палкой и головнями из костра. Когда солнце поднялось над «крепостью хана», видневшейся на востоке позади ближайших холмов, один из хобукских китайцев спросил Лю Пи:

— Не пора ли послать разведчика в Орху? Он заодно принес бы нам воды. Дунгане, наверно, уже ушли.

— Ты очень торопишься, — вмешался Мафу. — Объехать и осмотреть всю котловину они вчера не могли. Наверно, останутся еще денек и будут рыскать. Да и коням отдохнуть нужно.

— У нас воды нехватит до вечера, — настаивал китаец, — дети очень много пьют.

— Тише, тише! — заговорил подбежавший караульный. — По улице в нашу сторону едут два всадника.

— Далеко? — спросил Мафу.

— Чуть видны.

— Всем притаиться, ни звука! — скомандовал лое. — Авось не заметят, проедут мимо.

— Что делать? — послышались встревоженные голоса.

— А если случайно заглянут?

— Тогда нужно покончить с ними! — заявил Мафу, — иначе они ускачут и приведут всю шайку. Двое с вилами пусть спрячутся возле башни, я приготовлю ружье, еще двое с топорами должны быть наготове. Женщин и детей — совсем назад, вглубь, ишаков — впереди них, чтобы не мешали нам. Лошадей не бить — они нам пригодятся. Людей на вилы — и долой с коня!

— Рысью едут, уже не так далеко, — сообщил караульный, — с ружьями.

— За хуан-янгами поехали. Ну, все по местам! — скомандовал Мафу.

Женщины и дети скучились в глубине тупика; впереди них поставили ишаков и корову, очистив у входа всю площадь для бойцов. Мафу установил на сошки ружье, направив его на вход на высоту груди всадника, насыпал на полку свежего пороха и присел рядом. Два китайца с вилами и два с топорами притаились за развалинами башни, остальные немного поодаль, кто с дубинкой, кто с заступом, Лю Пи со своим топором. Караульному велели отползти вглубь, как только всадники подъедут совсем близко.

В тревожном ожидании проходили минуты. Вот уже послышались голоса, и караульный прошмыгнул мимо засады вглубь. Все притаились, с бьющимся сердцем устремив глаза на вход. Но всадники проехали мимо, не заглянув в тупик. Опасность миновала. Однако за охотниками, искавшими антилоп, могли последовать разведчики, осматривающие город в надежде, что в нем калмыки попрятались вместе со скотом. Поэтому караул у входа в тупик был оставлен, а беглецам лое запретил разводить огонь и шуметь.

Проходили часы, солнце поднялось высоко, и между голыми стенами стало душно. Дети плакали и просили воды, чтобы запить сухой хлеб, которым пообедали. Им пришлось отдать последнюю. Около полудня оба всадника рысью проехали обратно. Караульный, выглянувший вслед им, заметил, что у одного за седлом привязана антилопа. Услышав это, Мафу, томившийся от безделья, воскликнул:

— Пойду-ка и я на охоту. Мясо у нас кончилось.

— Смотри, на разъезд дунган наткнешься! — сказал Лю Пи.

— В жару они не поедут, отдыхают теперь. А если встречу одного-двух — я с ними справлюсь. Только надо бы взять ишака, тащить хуан-янга на своих плечах тяжело, придется оставить волкам часть мяса.

Один из хобукских китайцев предложил Мафу своего ишака.

— Только ты сам иди со мной, — заявил рудокоп. — Когда я стану скрадывать хуан-янга, ишака кто-нибудь должен держать, иначе он убежит. Привязать его здесь в городе не к чему, по улицам часто даже маленького кустика нет.

Китаец Си вооружился топором, Мафу взял ружье, и оба отправились по той же улице, по которой вернулись дунгане. Они бродили часа два по пустынному городу, останавливаясь на перекрестках.

Наконец, Мафу заметил в тени круглой башни группу отдыхавших антилоп. При виде людей они вскочили, но остались на месте. Мафу велел Си спрятаться за ишаком и не двигаться, чтобы не пугать дичь, не привлекать ее внимание, а сам отполз назад, повернул в боковую улицу и подобрался к той же башне с другой стороны против ветра на верный выстрел.

Антилопы все еще стояли, разглядывая ишака, дремавшего с опущенной головой. Мафу примостился позади остатков стены, направил ружье через отверстие в ней и выстрелил. Одна антилопа рухнула, другие скрылись, проскакав мимо ишака.

В этот раз не пришлось свежевать дичь и оставлять что-нибудь. Антилопу взвалили целиком на ишака и кратчайшим путем пошли к лагерю. Недалеко от места охоты они вышли на широкую площадь. По ней тянулись грядки низких холмов, цвет которых на общем желтом фоне пустыни резко бросался в глаза. Склоны холмов были усыпаны кусочками черного камня, а по гребню тянулась сплошная полоса такого же камня, который уходил жилой вглубь. Таких жил здесь встречалось много, одни в ладонь, другие больше локтя[29] в толщину.

— Это похоже на земляной уголь, — сказал Си, осмотрев кусочки камня. — В Темиртаме, возле Джаира, наши китайцы добывают такой уголь в шахтах.

— Если это уголь, он должен гореть, — сообразил Мафу. — Нам в убежище топливо нужно, дрова кончаются, а это место близко от нас. Я наберу на пробу.

Рудокоп наломал из жилы целую кучу черного камня, оказавшегося очень хрупким и легким, завернул его в кофту и взвалил на плечо.

Солнце уже склонилось к закату, когда путники добрались до убежища. Их долгое отсутствие начало тревожить беглецов, хотя поблизости все было спокойно. Изредка слышны были отдаленные выстрелы в котловине, доказывающие, что дунгане еще не ушли; один выстрел, раздавшийся среди развалин, напугал Лю Пи. В убежище чувствовался недостаток воды, которой животным не давали. Корова от жажды мычала, и это тревожило китайцев: она могла выдать врагам убежище.

— Если покажутся опять дунгане поблизости, придется ее зарезать, — решил. Лю Пи.

Спустился вечер. Красное, без лучей, солнце скрылось в пыльной дали, и ночью или наутро можно было ждать бури.

— Если задует хый-фын вечером, мы ночью пойдем к колодцу за водой, — заявил Лю Пи. — Дунгане будут спать, завернувшись с головой, и ничего не услышат.

Стемнело. Зажгли костер и, когда он разгорелся, наложили в него куски черного камня. Он скоро начал плавиться и горел огромным, сильно коптившим пламенем. Часов в десять вечера поднялся ветер. Стоявшая низко ущербная луна почти скрылась за пыльной завесой. Стены убежища защищали беглецов от бури, но над их головами в воздухе проносились тучи пыли, сыпавшейся и в тупик. Ветер так стонал, выл, плакал на все лады среди башен и стен, что всем стало жутко.

— Ну-ка, ребята, собирайтесь за водой! — сказал Лю Пи. — Я возьму с собой только Пао, Хуна и одного из хо-букских. Мальчикам легче подползти к колодцу и набрать воды во фляги.

Скоро три мальчика и Лю Пи, вооружившийся на всякий случай ружьем, пустились в путь с корзинами за плечами. Они пересекли улицу, вышли на сухое русло, где было легче итти, чем по рыхлой почве в развалинах, и направились к оазису, борясь на каждом шагу с бурей, которая налетала порывами и засыпала глаза пылью.

Луна скрылась в тучах, было совершенно темно, и Лю Пи, шедший впереди, едва различал серую почву русла. Часто приходилось останавливаться и поворачиваться спиной к ветру, чтобы передохнуть и прочистить глаза, нос и рот. Поэтому путь до котловины занял целый час. Наконец, добрались до камышей и остановились, чтобы прислушаться. В котловине не было видно огней, только ветер гудел в рощах, покрывая все другие звуки.