«стр. 77»

Солнце весело сияло, (4 такта)

рожь золотилась, (4 такта)

душистое сено лежало в стогах. (5 тактов)

В зеленом уголке (2 такта)

среди лопухов (2 такта)

утка сидела на яйцах. (3 такта)

Или далее:

Над ним все смеялись, (3 такта)

гнали его отовсюду, (3 такта)

желали, чтобы кошка съела скорее его. (5 тактов)

Можно привести пример и более сложного построения, а именно дробления в третьей четверти:

Однажды солнышко пригрело землю (4 такта)

своими теплыми лучами, (4 такта)

жаворонки запели. (2 такта)

кусты зацвели: (2 такта)

пришла весна. (6 тактов)

Таким образом, выбор прозаического текста отнюдь не означал разрушения музыкально-структурных закономерностей. Но задача «омузыкаливания» такого текста была труднее, чем при обращении к стихам. Там - ритмическое членение, а часто и общая композиция подсказываются текстом, здесь же надо было найти это членение, услышать ритмическую пульсацию в свободном течении повествовательной речи.

Не отказывается Прокофьев и от упорядоченности в сопоставлении более крупных частей музыкальной формы. При первом прослушивании музыкальная сказка Прокофьева производит впечатление «сквозной композиции», последовательно передающей образы текста. И действительно, этот принцип главенствует, но он гибко сочетается с принципом музыкальной повторности и даже симметрии, скрепляющими всю довольно большую композицию.

Композиция вокальной сказки Прокофьева симметрична, хотя реализация принципа симметрии осуществляется здесь своеобразными средствами, непохожими на обычно применяемые в камерной вокальной музыке.

Первая фраза («Как хорошо было в деревне!») выполняет функцию вступления. Экспозиция основных образов начинается с Allegretto, рассказа о появлении на свет гадкого утенка и о его раннем детстве. Здесь

«стр. 78»

преобладает повествовательная интонация; фоном же к рассказу служат выразительные инструментальные темы. Из них особенно важна первая, которую можно назвать «темой лета»:

В первом же разделе появляются и жалобные хроматические интонации, типичные для музыкально-речевой характеристики гадкого утенка, но еще не оформившиеся в его тему .

Раздел Animato («Плохо пришлось только бедному некрасивому утенку») начинает собой среднюю часть сказки, многотемную, многоэпизодную. Это рассказ о злоключениях утенка. Повествовательная интонация насыщается характеристичностью, многочисленные персонажи, о которых идет речь (индейский петух, птички, дикие утки, охотники), обрисованы и инструментальными мотивами и музыкально-речевой интонацией. Пожалуй, ярче всего в этом отношении «диалогическая сцена» диких уток и утенка, где противопоставлены резкие, крикливые восклицания уток и молчаливые, неуклюжие «поклоны» утенка:

«стр. 79»

Здесь же, в средней части, кристаллизуются две темы, имеющие, как и цитированная выше «тема лета», лейтмотивное значение. Первая из них - вокальная интонация с характерным полутоновым соскальзыванием, впервые появляющаяся на словах «Это оттого, что я такой гадкий»:

«стр. 80»

Вторая - инструментальная острая и жесткая тема с уменьшенной октавой, которую можно назвать «темой злоключений утенка»:

Из эпизодических, неповторяющихся тем наиболее выразительна тема наступления зимы с ее хрупкими, «ломкими» уменьшенными гармониями:

Многотемность средней части могла бы превратиться в мозаичность, рыхлость, если бы не скрепляющие повторения вокального лейтмотива утенка, а затем - инструментальной темы, сопутствующей повествовательным (недраматизированньгм) моментам (ср. фортепианную партию на словах «так начались его странствования» и «было бы слишком грустно рассказывать»).

Третья часть сказки начинается репризой «темы лета», проходящей в той же тональности, что и в начале [1].

[1] Этим подчеркивается ее значение как общей репризы. «Частные» репризы тем Прокофьев предпочитает проводить в других, большей частью далеких тональностях (отстоящих, например, на малую секунду или на тритон от тональности первоначального проведения темы).

«стр. 81»

Но здесь возникают и новые темы, например, тема радости утенка, где типичные для его характеристики хроматизмы звучат совсем по-иному благодаря почти плясовому ритму. Венчает всю композицию широкая и напевная тема, появившаяся как тема трех лебедей, а затем ставшая темой утенка, превратившегося в прекрасную царственную птицу:

«стр. 82»

Между двумя ее проведениями - «предварительным» и «апофеозным» - проходят как воспоминание о былых несчастиях две темы-лейтмотива, вокальный и инструментальный. И в последний раз характерная хроматическая интонация (см. пример 18) появляется на заключительных словах сказки: «Мог ли он мечтать о таком счастье, когда был гадким утенком?»

Таким образом, общая композиция сказки очень ясна и логична. Но отмеченная нами симметричная трехчастность не похожа на трехчастность романса или инструментальной пьесы. Прежде всего она, как уже говорилось, усложнена вторжением новых, эпизодических тем, затем тематические повторы лишь в редких случаях совпадают с тональными. И наконец, сами повторяющиеся элементы не являются законченными, замкнутыми построениями. В большинстве случаев это краткие, лаконичные темы-характеристики, близкие по типу к оперным лейтмотивам или лейтинтонациям. Это. а главное - сосредоточенность внимания композитора на проблеме характеристической музыкально-речевой интонации позволяют считать вокальную сказку Прокофьева своего рода «оперой в миниатюре», концентрированным выражением его музыкально-драматических принципов.

Это раннее произведение Прокофьева отличается от других его вокальных опусов того же периода особой законченностью, последовательностью проведения определенных эстетико-стилистических принципов. Очень самобытное, оно в то же время совершенно явно связано с традицией Мусоргского, продолжая линию его «Детской». Связь эта не только в стилистике (вспомним, например, сценку «Кот Матрос»), в обращении к

«стр. 83»

прозе, интересе к музыкально-речевой интонации, но и в самом отношении к миру детства, о чем уже говорилось выше.

Другие вокальные произведения раннего периода не столь значительны, как «Гадкий утенок», хотя круг образов в них шире. Наибольшей цельностью отмечен цикл «Пять стихотворений А. Ахматовой» (op. 27), что же касается «Пяти стихотворений» op. 23, то здесь наиболее ярко проявилось разнообразие исканий молодого композитора, лишь в одном случае приведших к яркому художественному результату («Кудесник»).

В самом деле, трудно представить себе более различные художественные произведения, чем романс «Под крышей» (на слова В. Горянского) и «Серое платьице» (на слова З. Гиппиус). Характерен самый выбор текстов. В первом стихотворении слышны гуманистические ноты, слышно сочувствие к «маленькому человеку», к детям, задыхающимся в каменном лабиринте большого города. Во втором - тоже возникает образ ребенка, но злого, жестокого, с пустыми глазами. Это страшный и уродливый символ, смысл которого раскрывается в последних строчках стихотворения: