Вечером, когда Степанов спустился в ресторан поужинать, он натолкнулся на древнюю старуху, запомнившуюся ему по самолёту. Те же два охранника, один почти  слепой, в очках с толстыми стёклами, другой – в тёмных очках-каплях, игравший мышцами атлет, узкий пиджак топорщился от бицепсов и трицепсов на его верхних конечностях, двигали инвалидную коляску, подвозя бабулю к столу  с закусками и десертами. За спиной старухи шла высокая мужеподобная дуэнья в чепце и просторном платье. Степанов не  видел её в самолёте. Дуэнья наклонялась к старухе, громко спрашивая её на ухо, что ей положить. Дуэнья, видимо, полагала себя главнее охранников, потому что не обслуживала старуху сама, а передавала приказ дальше, тому, который плохо видел.  Охранник в толстых очках неловко подобострастно изгибался, часто переспрашивал, что ему велели, и клал на тарелку, лежавшую на коленях старухи, очередную порцию пирога или пирожного. Старуха предпочитала сладкое и взяла по чуть-чуть практически всего предлагаемого десерта.

         Набрав фруктов, Степанов уселся за стол на веранде или широком балконе, выходившем к океану. Густая тропическая ночь легла на окрестности. Мгла соединилась с чернотой океана, и было не различить, где кончается небо и начинается вода. Полная луна высвечивала длинную серебряную дорогу. Лишь глухой шум прилива напоминал о близком океане. В воздухе звенели цикады. Ароматы магнолии, тропических цветов, морских водорослей густо наполняли атмосферу.

         Степанов заказал салат из креветок и бобов и местную рыбу. Официант рекомендовал белое чилийское вино. Степанов не возражал, и, облокотившись о спинку стула, отдался дурманящей  бразильской ночи.

         Недалеко стоял белый рояль. За ним сидела ещё одна старуха и играла Рахманинова. Старуха номер один, через два столика от Степанова, наклонив голову, с видимым удовольствием слушала музыку. Она что-то шепнула охраннику-атлету, расположившемуся вместе со всей свитой за столом хозяйки. Тот встал, пересёк веранду, вложил в руку тапёрши купюру и прошептал заказ. Завораживающие звуки Альпийской симфонии Вагнера распостронились по ресторану.

         Когда ужин подходил к концу, двигавшаяся в инвалидном кресле старуха, проезжая мимо Степанова, остановилась. Колесо кресла задело стул, Степанов вздрогнул.

- Простите, вы русский?

- Да, откуда, собственно говоря…

- Я работала врачом и всегда вижу эти узкие подбородки, широкие скулы, вздёрнутые носы. У меня, видите какой подбородок, не то, что у вас…- старуха скрюченной, как когти хищной птицы кистью, тронула свою нижнюю челюсть, обтянутую тонкой жёлтой кожей с сетью глубоких морщин, и треснутым голосом засмеялась.- А где же ваш мальчик? Худой нескладный мальчик, который любит валять дурака на игровых автоматах?

         Степанов объяснил старухе, что мальчик не его. Мальчик - сын Бориса.

- Какая разница? – проскрипела старуха.- Мальчик возится около вас, и я имею право назвать его ваш.

         Охранники и дуэнья заулыбались, как хорошо отпущенной шутке.

- У меня тоже был сын, - продолжала старуха. – Я его любила, но потом он разочаровал меня. Желаю вам, молодой человек, никогда не раскаиваться в привязанностях. Имма Галль! – провозгласила она своё имя. – Имма Галль! Слепой, Атлет  - вперёд!!

         Охранники толкнули коляску. Старуха покатилась по ковровой дорожке между ресторанных столиков. Следом спешила путающаяся в длинном платье рослая дуэнья. В недоумении смотрел Степанов вслед удаляющейся группе. Он впился взглядом в затылок старухи, открывавший между седой шевелюрой и плечами кусок нестарой шеи. Белый рояль исторгал вагнеровскую мелодию. Когда старуха поравнялась с роялем, тапёрша поклонилась ей. Старуха ответила еле заметным кивком.

         Расплатившись за ужин и оставив, как предписывал туристический путеводитель, десять процентов от заказа в виде чаевых, Степанов, воспользовавшись тем, что тапёрша не играла, подошёл к ней, чтобы расспросить об экстравагантной собеседнице, смешавшей его чувства.               Тапёрша отнеслась к Степанову вполне благожелательно и с улыбкой сообщила: старуху знает весть отель, уже много лет она проводит здесь Рождество, размещаясь с прислугой в лучших апартаментах. Среди персонала отеля старуха получила прозвище «курфюрсторши», потому что хотя и немка, не бережлива, как большинство её земляков, а необычайно по-королевски щедра.

         Утро и следующий день Степанов заполнил воздушными ваннами у бассейна и звонками в консульство. Ситуация не изменилась, Кальвадос не находился.

         Борис, Витя, Павел и вся экскурсия, появились в отеле ближе к вечеру. Туристы оживлённо делились впечатлениями, большинству поездка в Рио понравилась.

         Заметив на лежаке Степанова, Борис сразу же подошёл к нему.

- Вот рассуди нас, - сказал он, указывая на Павла.- У нас спор зашёл. Я утверждаю, что всё хорошее только за большие деньги купить можно, Павел же полагает задешево искусно устроиться.

- А всё потому, - отвечал Павел,- что когда мы вошли в Рио в ресторан, Боря не блюдо выбирал, а тут же заказал самое дорогое, а потом ел через силу.

- Не через силу, - сопротивлялся Борис. – Мне понравилось.

- Ты что действительно по цене выбираешь?-  удивился Степанов.

- Конечно. Всегда беру самое дорогое. Цена не обманет.

- Не обманула? - иронизировал Павел.

- Что отец ел? – обратился Степанов к Вите.

- Мясо грызуна преа и ящерицы тейу с яйцами жаку, два года пролежавших в извести.  Всё это - на травах, приправленных маслом денде и перцем.

         Борис глядел с гордостью.

- Вот и выпил он потом четыре кружки пива после этого перца, - сказал Павел.

- Папа много пива и без перца пьёт, - заметил Витя.

- Вы сами –то что взяли?

- Мы с Витей прошлись по каруру, - отвечал Павел.- Это такое блюдо: из бразильского растения каруру с креветками и рыбой. Дёшево и сердито.

- Что это такое, мы узнали, когда поели, - признался Витя.- В меню всё было по-португальски написано. Заказываешь, как кота в мешке.

- Но название я сразу прочёл,- насупился Павел. – Каруру. Другое дело, из чего оно состоит, действительно, мы позже узнали.

- Ладно, - сказал Степанов. – У меня тут вчера за ужином необычное знакомство состоялось.

         Степанов рассказал о столкновении со старухой, и кто она такая, со слов тапёрши.

- Помню по самолёту бабуленцию, - заметил Витя.

         У Павла и Бориса повествование Степанова не исторгло интереса. Про старуху никто из них ничего не сказал. Борис звал в бар, Павел – купаться.

        Рано утром должна была отправиться экскурсия к водопадам Игуасу. Степанов, не надеявшийся найти Кальвадоса, с отчаяния решил в ней участвовать. «Страну посмотрю, а потом домой - марш!» - думал он.

         Ночь прошла без приключений. Борис утверждал, что у них опять кто-то шуршал за дверью. Но ему нельзя было твёрдо верить, потому что вечером он выпил особенно много. Витя, неслышавший ничего, сказал, что отец «надрался до чёртиков», и если так будет продолжаться дальше, он позвонит маме.

         Удивил всех Павел. После заката на веранде зажгли огни. Приглашённый коллектив под звуки барабана, тромбона и двух гитар взялся показывать образцы бразильских танцев для расположившейся в креслах публики. Павел неожиданно поднялся на эстраду и энергично заплясал самбу. Артисты и публика ожесточённо хлопали ему. Сверкавшая белками, чёрная танцовщица в огненном платье составила пару, подбадривая Павла лихими движениями бёдер  и плеч. Борис, сосавший трубку коктейля, заметил, что не понимает, как можно так танцевать по-трезвому. Сам он, напивавшийся до бесчувствия,  пропускал  моменты, когда можно танцевать.

         Заспанных туристов погрузили в автобус и повезли в аэропорт. Моросил мелкий дождик.  Самолёт оказался маленьким, мест на двадцать. В полёте каждый рассчитывал доспать упущенное ранним подъёмом.