Степанов проснулся оттого, что кто-то воткнул ему в бок локоть. Рядом сидел Борис, ворочавшийся  спросонья. Борис посмотрел на Степанова и вместо извинения закопался в кармане:

- Смотри, что я нашёл, - раскрыв ладонь, он показал мексиканскую монету –сентаво.

         Степанов взял монету, повертел. Луч света из иллюминатора упал на металл, отразился прямо в глаз. Степанову сделалось больно.

- Где нашёл?

- В номере, под кроватью.

- Подари мне.

- Бери. Я не коллекционирую. Сын - тоже, - Борис кивнул на спавшего Витю.

         Борис заснул. Степанову не спалось. Он вертел новенькую монету и так и эдак. Ему нужен нож или маникюрная пилка. Ни того, ни другого брать  в салон самолёта не полагалось.

         Не удержавшись, Степанов зажал монету между зубов и надавил. Металл подался, смялся. Степанов воспользовался пластмассовой вилкой, оставшейся от завтрака, подававшегося в полёте. Острие вилки он засунул в сделанную зубами вмятину.  Зубец вилки гнулся. Степанов сломал один зубец, второй. В образовавшуюся ямку он ввёл острый кончик зубочистки, надавил, и монета разделилась на две половинки. Когда в Москве в карманах Кальвадоса нашли семь мексиканских монет, криминалисты не предложили изучить,  не содержат ли они секрета. Монеты походили  на настоящие, и вполне естественно, в виде рассыпавшейся мелочи, было лежать им в кармане. Половинки монет изнутри прикрывались защитными кружочками из вощёной бумаги или полиэтилена. Отслоив плёнку, Степанов обнаружил на обоих половинах монеты сложные похожие на переплетённые нити паутины схемы. Они напоминали те, что существуют в инструкциях бытовой техники, которые Степанов неоднократно видел ранее. Но в отличие от них, линии шли не строго поворачивая под прямыми углами, а вились, изгибались, где-то заворачивались в веретено и часто образовывали кольца, как на теле удава. Линии отливали серебром, но интенсивность цвета в разных местах менялась, то белее снега, то тусклая, сливавшаяся с фоном. Всё изображение походило на астрономический снимок, звёзды, галактики, чьи движения смазаны в результате  длительной выдержки фотографического аппарата.

         Осмотр Степановым половинок монет не остался незамеченным. Он поймал на себе взгляд негра в дорогом, хорошо пошитом костюме с ряда напротив. Подготовленный предыдущими событиями, Степанов не ждал ничего хорошего. Он проклял своё любопытство, заставившее расслоить монету  в салоне самолёта, не дождавшись, когда останется один.

         Степанову хотелось в туалет. Он сжал зубы, решив терпеть. В туалеты входили и выходили люди. Негр смотрел то на Степанова, то на двери туалетов.  Степанов чувствовал, если он пойдёт туда, негр последует за ним. Нападения не избежать. Степанов заглянул в иллюминатор. Под крылом самолёта простилалась бескрайняя непроходимая сельва.   Вскоре звук лайнера изменился, как при  снижении на посадку. Степанов соединил обе половинки монеты вместе, растолкал Бориса:

- Буди сына, скоро сядем… И вот, подержи, - он сунул Борису в ладонь монету, сжал пальцы.- Подержи, я сейчас.

         Степанов побежал в туалет. Когда он вернулся, Борис сказал, возвращая монету:

- Как только ты ушёл, вон тот негр предложил сменять эту монету на какую-то другую, даже деньги большие предлагал. – Я сказал, монета твоя.

         Негр встал, навис над ними, делая выразительные жесты, указывая глазами на монету. Степанов отрицательно покачал головой. Негр осклабился, провёл ладонью около горла, что означало, то ли монета нужна позарез, то ли, если не отдадите, горло вам перережут. Неожиданно он схватил руку Степанова, попытался вывернуть, чтобы вырвать монету. Степанов рывком освободился.

         Выручила стюардесса. Подойдя, она попросила негра занять своё место и пристегнуть ремень. Самолёт заходил на посадку.

                                                               4

      Мысли о таинственной монете, оказавшейся в его владении, отвлекали Степанова от красот водопадов Игуасу. А меж тем на пространстве чуть ли не от горизонта от горизонта плоская масса воды низвергалась с мощью, заставлявшей опасаться за целость ушных перепонок. Вздымавшиеся вверх брызги играли на солнце, образуя десятки перекрывающихся радуг. Стараясь перекричать шум, Степанов обратился к Борису, прося разрешения переговорить с Витей. Он объяснил, здоровье да и сама жизнь всех троих, Степанова, Бориса и его сына, зависит от того, что знает Витя. Они стали преследуемыми. Причину преследования следует определить. Даже в темноте защищаться лучше с открытыми глазами, чем с закрытыми. Борис , как обычно вспылил, с моментально побагровевшим лицом он сказал, что силой выбьет из пацана, что тот скрывает. Степанов умерил его горячность. Он постарается убедить мальчика выложить правду по-доброму.

         Борис и экскурсия прошли по мостку через бурный проток вперёд к смотровой площадке, а Степанов с Витей задержались в стороне у валунов, покрытых густым мхом, в тени манговых деревьев, где с ветки на ветку с ожесточёнными воплями перепрыгивали обезьяны. Шум водопада покрывал все другие звуки, у обезьян открывались и закрывались рты, как в немом кино. Ядовитые разноцветные многоножки качались на стеблях высокой сочной травы.

- Витя, ты умный человек, - начал Степанов.- Ты должен понимать, нападение на тебя не случайность. Не случайность и попытка обыска вашей комнаты, когда вы уехали в Рио. С этим же связано убийство, я уверен, что это убийство, а не естественная смерть, лысого пассажира в самолёте. Я понимаю, может быть, ты решил не доверять ни мне, ни своему отцу, но…

- Я дал слово, - буркнул Витя.

         Степанов вздохнул:

- Какое бы слово ты не дал, один ты не справишься. Те люди, которые преследуют нас, не знают, что в деле один ты. Они полагают , вместе с тобой и мы, взрослые. Будет лучше, если так и окажется. Как бы ты не казался самому себе умным и хитрым, тебе нужна наша помощь. Круг опасности расширился, она грозит твоему отцу и мне.

- Я дал слово Кальвадосу, - неохотно признался Витя.

- Как это было?

- Когда мы играли в автоматы в первый вечер, он подошёл ко мне, знаками и на своём птичьем языке стал уговаривать подняться в номер. Я пошёл.

- В ваш номер или его?

- Это важно?

- Теперь всё важно.

- В его…Кальвадос чего-то боялся. Постоянно оглядывался, проверил, заперта ли дверь, выглянул в окно, задернул шторы на окнах.

- Он говорил, кого боится?

- Может и говорил, откуда я знаю. Кальвадос приблизил ко мне лицо вот так, и старательно выговаривал слова. Он, наверное, думал, что если отчётливо скажет, я пойму. Но его языка я-то не знал. Там встречались слова которые я слышал от официантов в ресторане: «прего» , «амиго».

         Витя засмеялся.

- Чего добивался от тебя Кальвадос?

- Он достал какие-то монеты и попросил меня их спрятать. Я положил в карман. Кальвадос покачал головой, показал на ботинок. Я понял, он хочет, чтобы я его снял. Потом он достал нож, похожий на те, что я видел в ресторане и баре. Скорее всего, он взял нож там. Ножом Кальвадос расковырял каблук, спрятал туда монеты, залепил дыру жвачкой. Кальвадос сложил ладони,  как молится. Я догадался, он просит, чтобы я ни кому не говорил, даже отцу, и для него это важно. На пальцах он показал, сколько дней монеты должны лежать в каблуке.

-Сколько?

- Сначала он показал семь, затем один палец загнул, получилось шесть… Я обещал Кальвадосу, никому ничего не говорить. Мы спустились в холл, поиграли в автоматы, настольные игры. Кальвадос оказался общительным парнем, не таким молчуном, как в самолёте. Он даже отвёл меня в комнату, где стояли компьютеры, дал полазать по Интернету.

- Отец мне сказал, это твоя страсть?

         Оживившийся Витя спрятал глаза:

- Кто его просил говорить!!. И отец рассказал, что я хакер?

- Хакер?.. Этого он мне не говорил. Борис сказал, что вы обычно путешествуете вдвоём, никуда не собираетесь и вдруг срочно надо отправляться в вояж. Вы часто не знаете, куда придётся ехать. Приходите в турагентсво и говорите, отправьте нас куда-нибудь подальше, главное побыстрее…