- Да вот, видишь, решил заняться продюссированием молодых дарований.
- Молодое дарование, конечно, женского пола, - встрепенулась Лена.
- Да нет, один знакомый художник из Перми, - почему-то соврал Андрей.
- Ты что, ездил в Пермь?
- Куда я только не ездил, Леночка. Давай не будем об этом, я жутко устал с дороги.
Через полчаса, приняв душ, он сидел в белом махровом халате в маленькой уютной Лениной гостиной, пил кофе, любовно приготовленное девушкой, и плел какие-то небылицы о своих вояжах по стране, о новом интересном начинании, в которое его втянули неведомые друзья-художники, о возможности заработать деньги и желании навечно оставаться в этой квартире с девушкой своей мечты Леной Старковой.
- А вся эта беготня, милиция?
- Успокойся, все в прошлом, - отвечал на вопросы Лены Сорин.
- Значит, ты меня все-таки любишь? - спрашивала она.
- Конечно, больше жизни, - врал Андрей, ни на секунду не думая краснеть.
- Слушай, - встрепенулась она, - у меня в холодильнике - шаром покати.
- Если можно, - взмолился Сорин. - Не могу я идти в магазин: жутко устал.
- Что ты, что ты, сиди, - сказала Лена, - я мигом. Сейчас на рынок, потом по магазинчикам: часок можешь поспать.
- Замечательно, - согласился Сорин. И, дождавшись, когда дверь за девушкой захлопнется, кинулся к телефону.
Его первым абонентом был Токарев. Однако на фирме отвечали, что Виталий Сергеевич уехал в длительную командировку. Сорин попробовал набрать домашний номер, но и там никто не отозвался. Тогда он позвонил Скосареву.
Скосарев поднял трубку сразу же.
- Слушаю, - сказал он несколько нервно.
- Это Сорин. Алексей, помните меня?
- Какой? А… - прервал сам себя Скосарев, - приятель Виталия?
- Да-да, он самый, - обрадовался Андрей. - Никак не могу найти нашего общего друга. Не знаете, где он?
- А вы-то откуда звоните? - ответил вопросом на вопрос таможенник.
- Откуда? Отсюда.
- Вернулись?
- Вынужден был. Ваш протеже, Алексей, оказался человеком очень сложным. Но об этом после.
- Что, что-то не сработало? - забеспокоился Скосарев.
- Слава богу, - мрачно хохотнул Андрей. - Почти сработало, но вот, как видите, живой остался.
- Я вас не понимаю.
- Ладно, не будем о грустном. Так где же Виталий?
- У Виталия сейчас трудные времена, - отвечал Алексей. - Кстати, по вашей милости. Тут и мной, и всеми интересовались.
- Какое совпадение, - ответил Сорин, - мной тоже. Надеюсь, что вам пришлось полегче, чем мне.
- Неужто? - испуганно протянул Алексей. - Прямо в Лондоне?
- А то где же? Ну, будет об этом. Сейчас я хочу повидать Виталика.
- Хорошо, - быстро согласился Скосарев, - позвоните мне через два часа: я его выловлю. Как вас найти? Может, я перезвоню?
- Не стоит, - ответил Андрей, наученный горьким опытом, - я сам звякну, - и быстро повесил трубку.
Секунду он пытался вспомнить, есть ли у таможенника определитель номера, потом, восстановив в памяти последовательность событий, вспомнил, что никакого щелчка перед соединением не было, следовательно, телефон без АОНа. «И все же в следующий раз пойду звонить из телефонной будки», - решил Сорин.
Он и думать не мог, что сразу после разговора Алексей вскочит с мягкого дивана, на котором он валялся, и начнет кружиться по комнате в поисках визитной карточки Трегубца. Потом найдет ее и быстро наберет заветный номер.
- Василий Семенович?
- Я, - ответил ему голос Трегубца.
- Это Ско…
- Я понял. Не надо имен, - прервал его Василий Семенович.
- Путешественник наш объявился.
- Вот это хорошо. Ай да молодец, Алешенька!
- Он мне позвонит через два часа. Он Виталия ищет.
- И очень хорошо: пусть ищет. Ты ему, голубчик, вот что скажи: Виталий будет ждать его завтра в одиннадцать утра в скверике около Нового Арбата, где памятник Гоголю, знаешь?
- Знаю, знаю, конечно, - поторопился Скосарев. - Думаю, и он знает.
- Вот и замечательно. Скажи, что звонить Виталию нельзя и сам он позвонить не может, но встречи очень ждет и сам все объяснит. Только смотри, не напугай его.
- Да как, Василий Семенович, понимаю.
- Ну, вот и чудесно, - завершил разговор Трегубец.
«Объявился, - думал Трегубец, положив трубку и вычерчивая какие-то геометрические фигуры на белом листе бумаги. - Значит, если все пойдет хорошо, завтра он мне сам расскажет, кто такой этот неведомый охотник. А уж я там придумаю, как того посильнее за задницу ухватить. - И, энергично растерев руками виски, он пригладил редкие волосы, подошел к несгораемому шкафу, стоявшему в углу его кабинета, достал оттуда початую бутылку водки, налил полчашки и залпом хлопнул ее. - Теперь дела пойдут на лад, - сказал себе Трегубец. - Я точно знаю: пойдут».
Ермилов в то же самое время тоже сидел в своем кабинете. Но настроение его, в отличие от Василия Семеновича, было совсем не радужным.
- Вот что, Паша, - говорил он помощнику Шутова, заменившему своего начальника на ответственном посту, - Слава для нас теперь навсегда потерян. Однако гибель его не должна пройти бесследно. Помнишь того таможенника, с которым вы с Шутовым так удачно беседовали?
- Конечно, Геннадий Андреевич, - отвечал вышколенный Паша.
- Возьми-ка кого-нибудь из парней, понадежней и позлее, поезжай-ка сейчас к нему и поговори с ним начистоту. Не верю я, что этот мальчишка, который мне теперь позарез нужен, с ним не связывался. Должен он был с ним связаться. Все, что угодно, с ним делай, но выбей из него что-нибудь.
- Работать с ним до конца, Геннадий Андреевич? - поинтересовался Павел.
- Нет, ну до конца не нужно: зачем нам мокрое разводить! Но прижать надо так, чтобы навсегда испугался, чтобы при одном только упоминании о тебе в штаны клал. Понял меня?
- Уже делается, Геннадий Андреевич, - сказал Паша и четко, по-военному развернувшись, вышел из кабинета.
Через десять минут неприметный «Фольксваген Пассат» мчался к дому Скосарева.
- Секи, старшой, какая зверюга, - сказал Толик, мрачного вида костолом, которого Паша взял с собой по приказу Геннадия Андреевича.
- Ты о чем? - не понял сначала Павел.
- Да дверь. - И он указал на сейфовую дверь квартиры Скосарева. - Как же мы его выманим?
- Эх, Толик, Толик. Не случайно про таких, как ты, говорят: сила есть - ума не надо. Учись, пока я жив, - и Павел достал из кармана сложенную вчетверо газету.
Сперва он аккуратно развернул ее, потом быстрыми и ловкими движениями превратил газетные листы в объемистый бесформенный комок и затем положил его перед дверью квартиры. Жестом приказав Толику прижаться к стене так, чтобы его не было видно из дверного глазка, он опустился на колени и поджег газету. Дождавшись, пока пламя обнимет бумажную кипу со всех сторон, он позвонил в дверь и так же отступил к стене. Несколько секунд за дверью было тихо, затем недовольный голос спросил «Кто?», в глазке сверкнул свет, и потом сразу же, матерясь, невидимый еще Скосарев завозился со щеколдами замков. Как только дверь в его квартиру растворилась, Павел шагнул навстречу Скосареву, а Толик крепко вцепился в ручку двери со стороны лестничной площадки.
- Ну, здравствуй, Алешенька, - почти пропел Паша, тесня обалдевшего Алексея в глубь прихожей. - Надеюсь, не забыл меня?
- Да я… Да что вы, - забормотал таможенник.
- Вижу, вижу, Алешенька: не забыл. Ты извини, что вот так, без звонка. Я не один, с другом, - сказал он, жестом приглашая Толика войти в квартиру. - Вот, знакомься: это Толик, очень крепкий товарищ, - и он ласково потрепал Толика по загривку.
В ответ Толик хищно осклабился и, как-то по-звериному, повел бугристыми горильими плечами.
- А это чо, - решился он в меру своих сил подыграть Павлу, - твой приятель, что ли, Паш?
- А это теперь наш общий приятель, Толик. Ты проходи, располагайся. Алеша человек гостеприимный, он нам кофейку, наверное, сделает. Сделаешь ведь, Алешенька?