От имени награжденных слово предоставили мне. Я заверил, что фронтовики сделают все, чтобы выполнить свой долг перед Родиной.

Когда стали расходиться, М. И. Калинин задержал меня:

— К вам, товарищ Лелюшенко, у меня несколько вопросов. — И, заметив мое смущение, добавил: — Побеседуем немного. Мне очень хочется знать, как вы там воюете на фронте. Выпьем по стакану чаю. Не возражаете?

Мы сели на диван у столика. Принесли чай. Михаил Иванович долго помешивал в стакане ложечкой, потом поднял на меня умные, светящиеся добротой глаза и спросил:

— Очень трудно там?

— Трудно: сила у него большая.

— Вот ведь как получилось… Думали воевать на чужой земле, а приходится отступать на своей. Нелегко. Это надо пережить. Надо выстоять, иного выхода у нас нет.

Калинин расспрашивал о боях, в которых мне довелось участвовать, интересовался качеством нашего и немецкого оружия.

Речь зашла и о порядке вручения наград. Я сказал, что только единицы могут приехать в Москву за орденом. Люди нередко гибнут, так и не увидев заслуженной награды.

— Это непорядок. Его надо срочно исправить. Война идет третий месяц, а мы здесь все еще живем, как в мирное время. Обязательно продумаем, как сделать так, чтобы герои получали награды непосредственно на фронте, сразу после боя. Человек хочет покрасоваться наградой. А мы лишаем его этой радости. Ведь воин, отмеченный Советской властью, — это особый воин. Он у всех на виду. С него берут пример, на него равняются. Он сам становится другим, сознавая свою особую ответственность.

Я уходил из Кремля глубоко взволнованный беседой с М. И. Калининым. О ней не раз вспоминал потом, часто рассказывал офицерам и солдатам. И всегда при этом видел перед собой замечательного большевика-ленинца, которому даже большие государственные заботы не мешали слышать биение солдатского сердца.

…Мое «сидение» в Автобронетанковом управлении кончилось совершенно неожиданно. Поздно вечером 1 октября дежурный сказал, что меня срочно вызывают в Ставку. Зачем опять? В тот день я уже несколько раз докладывал о готовности сформированных бригад, получил указание — когда, куда и какие бригады отправить.

Собрал сводки и документы. Камуфлированная машина понеслась по пустынным московским улицам.

Через несколько минут я был уже в приемной. Миновав массивную дверь, зашагал по широкому коридору, застланному ворсистым ковром, к знакомому кабинету. На этот раз ждать пришлось недолго.

— Вы много раз просились на фронт. Сейчас есть возможность удовлетворить вашу просьбу, — сказал Сталин.

— Буду рад.

— Ну и хорошо. Срочно сдавайте дела по управлению и принимайте Первый Особый гвардейский стрелковый корпус. Правда, корпуса, как такового, пока еще нет, но вы его сформируете в самый кратчайший срок. Вам ставится задача: остановить танковую группировку Гудериана, прорвавшую Брянский фронт и наступающую на Орел. Все остальное уточните у товарища Шапошникова.

— Благодарю за доверие! — сказал я и отправился к Шапошникову.

Борис Михайлович познакомил меня с оперативной обстановкой и сообщил, что в течение четырех — пяти дней необходимо сформировать 1-й Особый гвардейский стрелковый корпус. В его состав войдут: 5-я и 6-я гвардейские стрелковые и 41-я кавалерийская дивизии, 4-я и 11-я танковые бригады и два артполка. А несколько позже будут подчинены воздушно-десантный корпус, три дивизиона реактивной артиллерии и 6-я авиационная группа. Задача: не допустить противника к Орлу. Корпус будет подчиняться непосредственно Ставке.

Я узнал, что 5-я и 6-я гвардейские стрелковые дивизии прибудут с Ленинградского фронта, 4-я танковая бригада формируется на Дону, 11-я танковая бригада находится в ста пятидесяти километрах от Москвы, воздушно-десантный корпус — примерно в трехстах километрах от намеченного для него района сосредоточения, 41-я кавалерийская дивизия — тоже довольно далеко.

Итак, в корпусе в данный момент, кроме командира, никого нет. А противник подходит к Орлу. Такова обстановка.

Вернувшись в управление, я вызвал офицера отдела боевой подготовки подполковника Ивана Петровича Ситникова, которого знал как способного штабного работника. Коротко рассказав о разговоре в Ставке, я спросил:

— Как вы смотрите на то, чтобы занять должность начальника оперативного отдела штаба корпуса?

— Готов, товарищ генерал! Кто будет начальником штаба?

— Полковник Глуздовский. Знаете?

— Встречались.

— Кого из работников Автобронетанкового управления вы бы порекомендовали в штаб корпуса?

— Нелегкую задачу вы мне задали, товарищ генерал! — улыбнулся Ситников.

— И все же, Иван Петрович, подумайте.

А самого не покидала мысль: «Как с корпусом? Генерал без войска что солдат без оружия. Для почина хоть что-нибудь иметь бы сейчас под руками!»

И тут меня осенило. Я вспомнил, что в Резерве Ставки в Ногинске находится 36-й мотоциклетный полк.

— Кстати, Иван Петрович, получите и первое задание. Надо срочно выяснить, на месте ли сейчас командир мотоциклетного полка подполковник Танасчишин. Предупредите его, чтобы никуда не выезжал.

— Хорошо!

— И еще. Не знаете ли, какие части есть в резерве поблизости у наших собратьев по оружию?

— У артиллеристов, кажется, есть училище в Туле.

Я твердо решил, что буду просить Ставку подчинить 1-му Особому корпусу полк Т. И. Танасчишина и артиллерийское училище.

— А в штаб корпуса могу рекомендовать Абросимова, Остренко и Ефимова. Двое из них воевали с нами под Даугавпилсом, — заключил Ситников.

— Согласен, вносите в список.

Так началось формирование 1-го Особого корпуса.

Ночью снова раздался звонок. Опять вызывают в Ставку. Меня встречает офицер. Небольшая комната. Сидят Сталин, Ворошилов, Микоян и маршал Шапошников. Подняв голову от карты, Борис Михайлович говорит:

— Мы вызвали вас снова, так как обстановка резко изменилась. Гудериан уже недалеко от Орла. Сформировать корпус нужно не за пять дней, а за день — два. Вам с генералом Жигаревым[12] надо немедленно вылетать в Орел и на месте во всем разобраться.

— Прошу разрешения доложить свой план.

— Докладывайте, голубчик, что вы придумали.

— В Орел сейчас лететь нет смысла. Ни наземных, ни воздушных наших войск там нет. Авиация противника, вероятно, уже господствует над городом. Прошу подчинить мне 36-й мотоциклетный полк, находящийся в вашем Резерве, и Тульское артиллерийское училище. С ними двинусь навстречу Гудериану. По пути подберу отступающих и вышедших из окружения. Этими частями организую оборону до подхода главных сил корпуса. Штаб корпуса расположу в Мценске.

— Думаю, что предложение Лелюшенко можно принять, — сказал Ворошилов после короткого раздумья. Микоян тоже отнесся одобрительно. Шапошников дополнил:

— Выступать нужно быстрее. Немедленно по тревоге поднять мотоциклетный полк и училище и приступить к выполнению задачи.

— Так можно, — сказал Сталин и добавил: — Дальше Мценска противника не пропускать! — И красным карандашом прочертил мне на карте конечный рубеж обороны по реке Зуше.

Прямо из Ставки я позвонил командиру мотоциклетного полка подполковнику Т. И. Танасчишину:

— Объявить полку боевую тревогу. Обеспечить личный состав двумя боекомплектами, пятьюстами противотанковыми минами. Взять с собой три сотни бутылок с зажигательной смесью. Горючего — на три заправки; продовольствия — на четыре дня. Через два часа выступить по маршруту Москва — Серпухов — Тула. От Тулы будьте готовы повести разведку на широком фронте. Основное направление Тула — Мценск — Орел.

Затем связался с Тульским артиллерийским училищем. Там уже получили приказ Ставки о подчинении 1-му Особому гвардейскому стрелковому корпусу.

Приказал немедленно поднять училище по боевой тревоге и выступить в направлении Мценск — Орел. Задача: основными силами организовать оборону по реке Зуше у Мценска, перехватывая шоссе, а остальными — занять выгодный рубеж, ближе к Орлу. Завтра искать встречи со мной на юго-западной окраине Мценска.