Пока я находился в Ставке, в Бронетанковое управление прибыли: комиссар 1-го Особого гвардейского стрелкового корпуса бригадный комиссар Константин Леонтьевич Сорокин, первый заместитель комкора генерал-майор танковых войск Алексей Васильевич Куркин, заместитель командира корпуса по пехоте генерал-майор Виктор Алексеевич Визжилин.

Поздно ночью 1 октября оперативная группа штаба корпуса выехала из Москвы. Спустя несколько часов нам стало известно, что генерал-полковник авиации П. Ф. Жигарев так и не сумел выполнить распоряжение Ставки и побывать в Орле. Как я и предполагал, в воздухе там уже господствовали немецкие самолеты…

На рассвете на северной окраине Серпухова мы догнали мотоциклетный полк. Начинался сто третий день войны.

Впервые я услышал имя немецкого генерала Гудериана в 1938 году. Тогда его книга «Внимание, танки!» вызвала горячие споры в военной среде. Гудериан выступал как апологет танков и считал, что им предстоит решать судьбу будущих сражений.

Потом я узнал, что танковые соединения Гудериана победным маршем прошли по полям Польши и Франции, и лишь при стычках с нашими «тридцатьчетверками» начались у него осечки.

Встреча с войсками Гудериана должна была состояться в очень невыгодных условиях. Фашистская армада бешено рвалась к Туле и Москве, а наш Особый корпус существовал лишь номинально — располагали мы только мотоциклетным полком со ста пятьюдесятью мотоциклами, одним танком Т-34 да отрядом артучилища. Было у нас еще одно: безграничное желание любой ценой выполнить приказ, не допустить врага к Туле.

В дороге я познакомился со своими новыми помощниками. Бригадный комиссар К. Л. Сорокин уже имел боевой опыт. Воевать он начал начальником политотдела 16-й армии. Участвовал в тяжелом Смоленском сражении. Генерал-майоры А. В. Куркин и В. А. Визжилин тоже успели получить боевое крещение. В нашей группе ехали и бывалые офицеры Остренко, Ефимов, Ситников, Подолынный, вместе с которыми мне уже довелось сражаться.

Глядя на широкую ленту шоссе, то нырявшую вниз, то вновь поднимавшуюся на пригорки, я все больше думал о том, что местность и обстановка во многом напоминают первые дни войны.

Прорвавшись танковой группировкой в нашу оперативную глубину, Гудериан развивает наступление на Орел, чтобы затем идти на Москву. В июне танки фашистского генерала Манштейна тоже выскочили вперед и, проникнув в глубь нашей территории, заняли Даугавпилс, имея дальнейшей целью выход на Ленинград. В обоих случаях авиация противника господствовала в воздухе. Тогда мы вступали в бой с ограниченными силами, теперь тоже: 1-й Особый гвардейский стрелковый корпус только начинает зарождаться. Даже оперативная обстановка выглядела идентичной. В обоих случаях фланги были открыты и у нас и у противника. Видимо, и здесь нашему корпусу придется сражаться с врагом без соседей. Значит, пригодится накопленный нами опыт! Поведем активную разведку на широком фронте, будем наносить удары по флангам и тылу врага, встречать его из засад, нападать на штабы. Введем неприятеля в заблуждение относительно наших намерений и количества войск, а с подходом основных сил организуем жесткую оборону и затем нанесем контрудар.

Эти соображения я высказал своим коллегам. Они поддержали такой замысел.

Днем 2 октября добрались до Тулы. Здесь, в городе старейших русских оружейников, еще не знали, что гитлеровцы прорвали оборону Брянского фронта и подходят к Орлу. Начальник связи корпуса подполковник А. Я. Остренко принес радиограмму. Ставка сообщала, что противник начал наступать на центральном участке Западного фронта, в районе Вязьмы. Это означало, что фашистские войска перешли в общее наступление на Москву.

Во дворе Тульского артиллерийского училища, куда мы заехали, на широком плацу стояли 152-миллиметровые гаубицы, 76– и 45-миллиметровые пушки. Здесь были собраны все учебные орудия, которые можно использовать в бою. Но транспорта училище не имело. Пришлось мобилизовать городские автобусы. В полдень курсанты приступили к выполнению боевого задания.

Утром следующего дня штаб корпуса расположился в Мценске. Маленький среднерусский городок напоминал растревоженный муравейник. По узким улицам тащились подводы с домашним скарбом, нескончаемым потоком шли люди. От встретившихся офицеров узнали: штаб Орловского военного округа во главе с командующим генерал-лейтенантом А. А. Тюриным выехал в Елец; в Орел ворвались немецкие танки.

Разыскав секретаря Мценского горкома партии Ивана Григорьевича Суверина, мы рассказали ему обстановку и сообщили о наших намерениях. В тот момент Суверин руководил эвакуацией и одновременно организовывал из партийных, советских и комсомольских активистов партизанский отряд и подпольный райком партии.

Забегая вперед, скажу, что партизанский отряд Суверина, насчитывавший до двухсот человек, оказывал большую помощь нашим войскам, действовавшим на орловском направлении. Ценные данные о противнике не раз доставляли нам партизанские разведчики В. Петрищев, В. Ложкин, А. Кудрявцева, Л. Дмитриева. Хочется сказать им большое солдатское спасибо…

Во второй половине дня поступило первое боевое донесение от командира 36-го мотоциклетного полка Т. И. Танасчишина: «В 12 часов дня 3 октября разведгруппа № 3 примерно в 8–10 км северо-восточнее Орла столкнулась с противником, двигавшимся из города в направлении Мценска. Огнем из танка Т-34 подбили два танка, один бронетранспортер и три мотоцикла противника. На поле боя враг оставил восемь трупов, а тремя танками отошел, утащив на буксире поврежденные танки. Наша разведгруппа, преследуя отходившего противника, была остановлена на окраине Орла артиллерийским огнем неприятеля».

Обстановка немного начинала проясняться. Чтобы приблизительно знать, какими силами противник занимает Орел, я решил выехать к Танасчишину. Часа через два мы с Куркиным были уже у мотоциклистов. На поле боя догорал немецкий бронетранспортер — свидетельство недавней схватки. Узнай тогда Гудериан, что против его панцирной армады сражалась наша единственная «тридцатьчетверка» молодого лейтенанта Новичкова, фашистский генерал приказал бы расстрелять своих разведчиков. Но немцы были верны шаблонным представлениям о бое. Они решили, что за нашим танком-разведчиком движется множество боевых машин, и потому сочли за благо отойти в город.

Я поставил задачу Т. И. Танасчишину на разведку Орла.

К нашей группе подъехали четыре мотоциклиста.

— Командир сто тридцать второго пограничного полка подполковник Пияшев, — представился один из них.

Я спросил Пияшева, какую задачу выполняет его полк и где он сейчас находится.

— В роще, в двух километрах отсюда. Должен идти на Орел.

— С этого момента вы подчиняетесь мне. Будем вместе бить врага.

Полку Пияшева было поручено оседлать шоссе Орел — Мценск и удерживать рубеж до подхода основных сил корпуса. Для усиления полка выделили два пушечных бронеавтомобиля БА-6, двенадцать мотоциклов с пулеметами, двести противотанковых мин и сотню бутылок с горючей смесью — все из хозяйства Танасчишина. Пияшев повеселел.

Поздно ночью от него поступило донесение: «В 21 час пять танков противника с пехотой ворвались в оборону полка. Атака отбита. Враг оставил на поле боя один танк, два бронетранспортера, восемь мотоциклов и до двух десятков убитых и раненых. Шесть солдат и два унтер-офицера захвачены в плен. Продолжаю удерживать оборону. Особую доблесть показал в бою командир батальона капитан Хрусталев».

Вскоре пленных доставили в штаб корпуса. На допросе они показали, что в Орле находятся части 4-й танковой дивизии из состава 24-го танкового корпуса 2-й танковой группы Гудериана. Это становилось опасным. Ведь сзади нас пока не было никаких сил.

Почти в те же часы в Мценск прибыл полковник Владимир Алексеевич Глуздовский, назначенный к нам начальником штаба. Он привез из Москвы приятные вести: ночью должна прибыть 4-я танковая бригада, а через два дня с Ленинградского фронта подойдут первые части 6-й гвардейской стрелковой дивизии.