Двигатель пару раз натужно взревел, кашлянул, засипел и затих, лишь что-то застучало под капотом.

— Божественное провидение, мать его! — прошептал Марко и передвинул руку поближе к спрятанному автомату.

— Срань господня! Что за… Грундик, ты опять не проверил карбюратор?! Убью!

Некто в засаленном кожаном жилете и рваных шортах, по-видимому, сам Грундик вывалился из автомобиля и проворно откатился в сторону. В руках он сжимал длинный нож. Колесничий шумно дышал длинным и кривым, как птичий клюв, носом и скалил щербатый рот.

— Попробуй, Коблак! Разобраться сначала не пробовал, а только потом хаить?

— Да я тебя!.. — Вслед за Грундиком вылез еще один Колесничий, судя по всему названный Коблаком. — Дерьмо козлиное! Здесь тебя никто не защитит!

— Я и сам отлично справлюсь! Жирный боров, достань меня, если сможешь! Нехер ссать в бензобак по пьяни!

— Р-р-р! — взревел Коблак и бросился вперед, увлеченно чертя огромным ржавым тесаком воздух.

Здоровенный и непомерно широкий — он действительно чем-то напоминал злого и недовольного кабана. Щетинистая морда с оскаленными золотыми коронками, в приплюснутом носу — золотое кольцо. Коблак был полностью лыс, и его макушка сверкала на солнце, словно намазанная воском. Широченные плечи и огромное пузо засунуты в истертый кожаный жилет с многочисленными нашитыми стальными пластинами. Плотные кожаные штаны стягивают толстые ляжки.

Рубанул тесаком, но ржавое лезвие лишь бесполезно рассекло воздух и с обидчивым стоном высекло земляные крошки, твердые как камешки. Коблак растерянно взрыкнул. Юркий и мелкий Грундик откатился в сторону, чиркнул ножом по ноге своего напарника, отчего тот взревел раненой белугой, попытался развернуться, но споткнулся о камень, нелепо взмахнул руками и упал за обочину.

С глухим уханьем врезался в густые колючие кусты, прямо там, где прятались братья странники. Наступила странная ситуация. Коблак махнул лысой головой и увидел спрятавшихся братьев монахов, вытаращил глаза, открыл-закрыл рот, но от удивления так ничего и не смог сказать. Сверху Грундик крикнул:

— Коблак, ты жив?

Толстяк некоторое время помолчал, пытаясь осмыслить ситуацию, чем дал возможность прийти в себя Марко с Веллером. Коблак открыл было рот, как ему в переносицу уперлось черное дуло, вдавилось до хруста.

— Тихо, — прошептал Марко. Будто ветерок с кладбища подул.

— Коблак, ау! Где ты, жирный боров?

— Скажи, что все отлично, — Марко еще сильнее вдавил ствол своей «кобры».

Коблак кивнул и чуть подрагивающим голосом крикнул:

— Все в порядке. Все просто отлично! — Замолчал, а потом лягнул Марко под коленку.

Моонструмец зло выругался и на время отвлекся, что и позволило Коблаку, несмотря на массивные размеры, вырваться и на четвереньках побежать наверх, по пути крича во все горло:

— Тревога! Враги! Трев…

Пистолетный выстрел прервал его разглагольствования.

— Дерьмо! — Грундик отскочил к машине, но так и не смог заскочить в спасительное бронированное нутро автомобиля. — Хруст, заводи!

Еще один выстрел, и его словно толкнули в спину. Кровь брызнула на кожаное сидение, окрасило красным серый металл брони.

Люк в крыше броневика откинулся, и оттуда вылез еще один Колесничий, в танковом шлеме и огромных очках-консервах. Рявкнул:

— Воля или смерть! Мочи гадов!

Узнаваемый клич Колесничих разнесся вокруг, да никто не отозвался.

Он передернул затвор пулемета и развернул в сторону обочины. Длинная очередь прошила кусты над головой Марко, Веллера и Войцеха, перемалывая ветки и листья в невесомую труху.

Колесничий орал, грохотал пулемет, словно отбойный молоток. И тут все стихло, лишь звонко стучал затвор опустевшего пулемета. Хруст только через несколько секунд перестал жать на гашетку и принялся лихорадочно перезаряжать оружие. Но не успел — третий пистолетный выстрел заставил его провалиться вовнутрь автомобиля.

Троица братьев странников выскочила на дорогу.

— Как думаешь, третий готов? — шепнул Веллер.

— Что вы наделали, братья?! — Войцех казался немного ошеломленным. — Они же…

— Что они?! — рыкнул вдруг Веллер и схватил-таки его за грудки. — Очнись, Войцех, это реальная жизнь! Там, где нет приходов и обителей! А теперь успокойся и действуй — нам надо уходить отсюда, а то у меня плохое предчувствие, что соплеменники наших новых друзей уже вставляют ключи зажигания. Марко, то есть Мартин, что там?

Веллер понадеялся, что Войцех не услышал оговорку.

Марко выглянул наружу, махнул головой.

— Готов. — Залез обратно и выпихнул наружу беднягу Хруста. — Топлива под завязку. По коням, братья.

Внутри броневика было жарко и душно. Воняло блевотиной и разлитым пивом. Войцеха запихнули на заднее движение, где стояло особенно густое амбре.

Марко пару раз провернул ключ в замке зажигания, но двигатель отозвался лишь неприятным, чахоточным кашлем. Моонструмец вылез наружу, поднял капот, тяжеленный, что надгробная плита.

— Забился бензопровод — сейчас что-нибудь придумаю. — Завозился, загремел инструментами.

Веллер в нетерпении забарабанил по приборной доске. Зачем-то проверил на месте ли автомат и револьвер.

— Брат Мартин! Если ты не поспешишь, клянусь пресвятым Конрадом, то скоро к нам заявятся гости. И почему-то мне кажется, что в данный момент Колесничие будут менее всего восприимчивы к проповедям.

Марко хлопнул капотом, залез в кабину, чумазый и страшный, будто черт из преисподней. Провернул ключ — мотор сначала закашлялся, но тут же выровнялся и довольно заурчал.

— Погнали! — И броневик рванулся с места. — Куда, брат Войцех?

— Что?

— Где Легница?

— Прямо, на северо-восток! За разрушенной деревней, что мы проходили, налево.

— Окей! — кивнул Марко и отжал сцепление.

Броневик грохотал подвеской и гнал вперед, подскакивая на кочках и буграх, разбивая тяжелыми протекторами проплешины старого асфальта. У Веллера немного отлегло от сердца — погони пока не наблюдалось, что есть хороший знак. Он даже позволил себя улыбку. Обернулся к Войцеху. Тот что-то шептал — Веллер прислушался и узнал первые строчки молитвы за упокой.

— Думаете, они достойны, брат Войцех? — Лже-Вестер хитро прищурился. — Язычники и варвары. Таких мы с братом Мартином повидали немало…

— Каждый достоин, брат Вестер! — неожиданно жестко ответил Войцех. — Вам это, наверное, должно быть известно получше многих — такому учат в Ордене.

— Не знаю, брат, ой, не знаю. Вряд ли даже многодневным постом и молитвами можно замолить грехи Колесничих.

— А я думаю, что это божественное провидение! — вдруг сказал Марко. — Точно, божественное провидение!

— Почему?

— Сами посудите: сначала мы встретили тебя, брат Войцех, потом нашли автомобиль, а сколько топать до той Легницы — только Господь ведает. И погони нету. Божественное провидение, ей богу!

— Может быть, — улыбнулся собственным мыслям брат Войцех. — Может быть.

Броневик вырвался на опушку леса, и тут же нарвался на длинную очередь из крупнокалиберного пулемета. Тяжелые пули вспороли землю перед автомобилем, заставили его развернуться на девяносто градусов и остановиться.

Небольшой форт гудел, как потревоженный улей. Их можно было понять: вряд ли трудно не узнать аппарат Колесничих. Солдаты в серых мундирах оккупировали стены форта, настороженно сжимали в руках винтовки; дрожали пальцы на гашетках пулеметов.

Пограничная крепость была оборудована в древнем замке, что возносил свои круглые зубчатые башни на добрых двадцать метров. На севере, в нескольких километрах бездорожья нес свои холодные воды Одера.

Над внешними стенами возвышалась громада внутренней башни, над которой развевалось белое с золотом знамя Сан-Мариана. Старые стены испещрили шрамы многочисленных сражений и боев: выбоины от пуль и осколков, свежая замазка там, где взрывы основательно повредили стену. Из узких бойниц настороженно выглядывали пулеметные стволы. Странно, замок был построен задолго до Ядерного Рассвета, до войны, унесшей большую часть населения мира, но устоял и пережил более новые здания, что окружали его россыпью руин. Развалины были расчищены на триста метров вокруг замка, дабы ничто не мешало обзору. Кроме того, его окружал глубокий ров, так что замок казался неприступным. Крепостные пулеметы, аналоги зениток довоенной эры, установленные на всех четырех башнях, могли пробить даже броню Колесничих. Легко, как тонкую бумагу.