У стен, незаметно изогнутых в потолок, через каждые несколько шагов теплятся свечи. Подсвечников нет, просто основанием вплавлены в камень. Вроде и света немного, а не скажешь, что недостаточно. Тёплые вечерние солнышки. Жёлтое золото, мягко разбросанное по всей пещере.

Юлька заколебалась. Бежать вниз? А вернуться? Вдруг времени не останется? А, чем так стоять и думать… Ноги сами оттолкнулись от каменных плит. Стены побежали навстречу и за спину. Спускаться легко. Дорога удобная. Юлька бы с удовольствием наслаждалась бегом — не засевшая бы в мозгах закавыка: успеет ли вернуться?

Что-то маленькое, с тенью мелькнуло под ногами на гладкой тропе. Юлька притормозила, вернулась. Непонятное существо — дохлое?! — валялось, раскинув лапы. Девушка присела, но неправильно: закрыла свет. Пришлось переместиться. Зайчишка Олега! Схватить и бежать! Кто-то внутри — и со стороны — осторожно спросил: а тебе это нужно? Девушка удивилась. Конечно! Не оставлять же его здесь одного. Поднимаясь с корточек, встряхнула игрушку, на бегу распластала по себе — передние лапы на шею, нижние — на пояс…

Земля под ногами приятно пружинит. Давно так хорошо не бегалось.

Эхо преувеличивает потрескивание свечей, топоток торопливых ног, запыханное дыхание. Но чем ниже, тем сильнее чувствуется не только пружинистость тропы, но и вибрирующее подрагивание, а в привычном звуковом сопровождении растёт низкая глухая нота. Она естественна, и девушка не боится причины её появления. Правда, бесстрашие основано не на точном знании происходящего, а на мифе. Человек идёт домой и думает: вот пройду этот переулок, заверну, а там и дом мой родной — миф привычки. Дома ещё не видно, а человек уже знает. У Юльки то же самое. Знает.

Ещё один знакомый звук. За спиной. Шепчущий шелест многих шорохов. Юльку он тоже не пугает, но заставляет остановиться, обернуться, поднять глаза. Стая летучих мышей чёрными хлопьями выпадает из коридорной раковины сверху и кружит над Юлькой. Девушка зачарованно следит за стремительным лётом маленьких крылатых чудовищ, а они порхают над нею, точно красуясь…

И вдруг поняла, помчалась назад — почему-то наверх легче и быстрей, чем вниз. Вот и дверь. Навалилась на неё всем телом, летучие мыши облепили свободное пространство — помогают. Дверь — ни в какую. А сзади тёплый жёлтый свет умирает под напором ослепительно белого… Поддалась! Зверьки брызнули от двери. Юлька рванулась в чёрную прореху…

— Юля, Юля, — вполголоса повторяла мама, потряхивая её за плечо — за здоровое. — На работу не опоздаешь? К какому тебе уроку?

— Всё, мам, проснулась, — зашептала Юлька и сморщила рот, лицо — разреветься сейчас и немедленно: спать хочется! — Спасибо, мам. Который час?

— Восьмой, десять минут. Успеешь собраться? Что тебе приготовить на завтрак?

— Чайник поставь. Остальное — сама.

— Хорошо. Юля, ты точно встанешь? Снова не заснёшь? Как ты поздно вчера…

— Встану-встану. Ты иди, мам, чайник поставь.

Маму Юлька выпроваживала на кухню из опасения, что увидит она синяк на плече — испугается: в какую историю дочь попала ночью?.. Мама вышла. Юлька мгновенно, с мысленными воплями и стонами, оделась, помчалась в туалет, в ванную комнату. Ворвалась на кухню, стукнулась ладонью о холодильник. В другое время внимания бы не обратила — теперь взвыла, зашипела.

— Сильно, что ли? — встревожилась мама.

— Неожиданно, — тонким, ломким голосом объяснила Юлька.

Посочувствуй мама — и девушка сразу бы обрыдалась. Знала за собой: рёв чаще бывает от сочувствия или от обиды, от боли — реже.

Но у мамы на сочувствие времени нет. Услышала причину — отвернулась домазать масло на хлеб. И Юлька волей-неволей собралась с силами, села за стол. Первый же глоток горячего кофе смягчил и расслабил скованное намёком на плач горло.

— Кофе да бутерброды, — осуждающе сказала мама. — Испортишь желудок.

— Мне худеть надо, — сказала Юлька, вспомнила меню этой недели, хмыкнула. — Я колбасный сыр хочу купить. Какой лучше взять — потемнее или посветлее?

— Аванс получила? Не слишком ли щедро тратишь? До зарплаты опять локти кусать будешь. А сыр — на твоё усмотрение.

Кофе был хорош, горький и чёрный. Пусть сегодня времени заварить молотый не хватило, зато растворимого полно.

Мама вышла из кухни. А девушка пила кофе и улыбалась. Какой сыр выбрать… Она ещё помнила время, когда решила с каждой получки приносить домой колбасу, и мама причитала над этой колбасой, отрезая по кусочку и с наслаждением поедая: «Ну зачем ты её опять купила! Ведь дорого! Все деньги на продукты изводишь! Припрятала бы, накопила бы да вещь какую-нибудь себе купила крупную… Надеть нечего, а она колбасу покупает!..» А счастливая её воркотнёй и аппетитным поеданием Юлька делала бутерброды для отца, который тоже бюджетник и который тоже неизвестно когда ещё получит зарплату…

— Половина! — напомнила мама. — Может, с собой возьмёшь?

— Куда… У меня три подряд. Времени не будет.

— Как ты теперь — невыспавшаяся?

— Как это невыспавшаяся? Пару часов перехватила — уже счастье!

Когда Юлька вставала, мама шагнула между холодильником и раковиной сполоснуть чашку и начать готовить завтрак для отца. Поэтому не видела, как девушка с гримасой схватилась за поясницу и с трудом перевела дыхание.

Пространство было пронзительно бездонным, как очищенное окошечко на обледенелом окне. Иногда оно вздрагивало и тогда походило на пустой аквариум, который кто-то старается повернуть в такт движению Юльки, но не всегда выходит ровно и точно.

Юлька семенила по лестнице, пыталась не обращать внимания на оживший воздух. Больше всего она боялась, что у почтовых ящиков встретит компанию псевдо… Псевдо кого? Псевдопьяниц — людей, которые зачем-то изображают алкоголиков. Врунов, в общем.

Врунов у ящиков не оказалось.

Приближаясь к подъездной двери, Юлька опять напряглась.

Никого.

Зато наверху, на детской площадке стояла не только машина соседей, но и Олега. Юлька мигом одолела лестницу и осторожно подошла, заглянула в окошко.

Олег спал. Серая мгла октябрьского утра обволакивала улицы, но Юлька достаточно хорошо рассмотрела, что он неудобно прислонился к боковому стеклу.

Разбудить или оставить, пусть выспится? И так, и так жалко. Девушка подняла ладонь и остановилась. Может, пусть спит себе дальше? Но в таком положении… Потом всё тело болеть будет. И легонько, подушечками пальцев, Юлька забарабанила по стеклу. Олег не шевельнулся. Ну ничего себе — поспать человек!

— Олег! — Одновременно Юлька шлёпнула ладошкой по стеклу.

Парень медленно развернулся, начал было опускать окошечко — совсем проснулся, открыл дверцу.

— Доброе утро! — сердито сказала Юлька. — Поезжай-ка ты домой отсыпаться. А я побежала в школу — и так опаздываю. И чего остался на ночь? Ладно, пока!

— Я помню чудное мгновенье, как от меня сбежала ты, — услышала она за спиной хриплое бормотание и невольно улыбнулась: ага, значит, он на неё не злится.

Около калитки в детский сад, там, где её вчера врасплох застала галлюцинация, Юлька твёрдо сказала себе: «Не оборачиваться!» И тут же обернулась. Спокойная, мирная картина дремлющего на рассвете дома, сухая серая дорожка с чёрными кустами по бокам…

— Здавствуйте, Юль Михална! А мы сегодня директорскую контрольную пишем? — пристроился рядом светловолосый отрок.

— Директорскую в конце полугодия, а сегодня обычную, по законченной теме. Здравствуй, Женя.

— А Серый сказал — директорскую.

— Потому он у вас Серый, а не Сергей, что говорит много, а знает мало.

— Здравствуйте, Юль Михална! — пропели две девочки, которых Юлька с Женей обогнали.

Женя старался не отставать. Он любил поболтать с Юлькой, пока поблизости нет ребят, которые, считал мальчик, могут помешать серьёзной беседе.

— Юль Михална, а когда нам четвертные выставят?

— В следующий четверг.

— А уроки в четверг будут?