– Чего тебе надо от нас?

– Пока сам не знаю, – помолчав, сказал Эмиль, и этот ответ так поразил Антона, что гнев его даже немного остыл.

– В смысле?

– Не могу пока определить одной вещи, – вежливо пояснил Эмиль, словно бы исчерпывающе отвечал на вопрос. – Как определю, ты будешь знать, обещаю. А пока нечего бросаться обвинениями. Это все совсем не то, что ты думаешь.

– Да уж конечно!

– Ну серьезно – не то, Антон, не там ты ищешь виноватых, – мягко сказал Эмиль. – Я тут проверяю кое-что.

Антон удивленно вскинул глаза и помолчал, переваривая эту короткую фразу.

– Так ты, что ли, здесь по работе? Или там – на задании, как у вас говорят? Не имел дела со шпионами раньше, пусть и промышленными.

– Можно и так сказать.

– Это связано с работой Софьи? – насторожился Антон. – У нее могут быть проблемы? Да? У нее ведь фирма много с кем работает – и ФПГ, и партнеры иностранные самые разнообразные, и банки… Спонсоры крупные и часто криминальные… Вляпались они там во что-то?

– Господи боже мой, ты как дитя малое, – нахмурился Эмиль. – Не будет проблем, успокойся. Да я вообще уже начинаю думать, что ошибся, и, как у вас говорится, совы не то, чем они кажутся. Впрочем, я сразу предполагал это. Правда, потом меня ждал сюрприз, и очень большой. И вот теперь, может быть, я приближаюсь к цели… кхм… своего… своей командировки. Нашел некоторые интересные зацепки… Но не могу тебе ничего пока рассказать, коммерческая и служебная тайна, понимаешь ли. Может быть, как-нибудь потом, после окончания задания, на досуге за бокалом вина.

– Вполне реально, что ты здесь в командировке и по делам бизнеса, – мрачно сказал Антон. – Только ничего это не отменяет. Я ведь чувствую – все не так стало, как ты появился! Не так.

– Тони… Конечно, не так. У меня такое свойство, быть может – все сразу не так становится, как я появляюсь. А для многих настолько «не так», что дорого бы они заплатили, лишь бы я вообще никогда в их жизни не появлялся. Я же страшный человек, – слегка улыбнулся Эмиль.

Но Антону было не до смеха. Он облизывал губы, руки у него дрожали, и в животе ныло. Он верил – и не верил. И что-то от него ускользало. Это было… как незаконченная пьеса Баха, которую слышишь даже после того, как она обрывается. И что-то не дает тебе покоя, хотя ты и не знаешь, почему.

Глава 4

И ты не велик, и все тебе велико,

Зарплата, постель, квартира под чердаком,

И те, кто был знаком или не знаком,

Тоска не поймешь о ком.

Алина Кудряшова

Поезд на этот раз примчался утром, в лучезарном свете сиявшего неба, и по его голубым бокам хлестали розовые, белые и сиреневые ветки цветущих деревьев – то ли слив, то ли абрикосов, Антон плохо в этом разбирался.

Человек в синем пальто снова стоял на перроне, так и не оборачивался – да Антон и не кричал, а просто смотрел. Ему удалось разглядеть белоснежную манжету рубашки, мелькнувшую из-под твидового рукава и блеснувшую там же круглую запонку какой-то очень знакомой формы и расцветки. В левой руке мужчина держал легкий кожаный портфель, да так крепко, что он смотрелся продолжением руки, и Спасского тут же облило холодом узнавания: он уже видел этот портфель, совершенно определенно. И что самое странное для пребывания во сне – отлично помнил, где и когда его видел. Словно что-то вдруг щелкнуло, и секретный замочек на шкатулке вскрылся сам собой.

– Эмиль! – закричал он. – Эмиль!!! Да стой же!

Но мужчина, был он Эмилем или нет, не обернулся, а спокойно вошел в вагон и плавно двинулся по тамбуру, мелькая в окнах. Хотя сейчас, оглядывая широкие, слегка сутуловатые плечи, темноволосый затылок, набыченную шею и тонкие, неожиданно изящные пальцы, сжимавшие ручку портфеля, да даже эту чертову запонку на манжете (странные запонки, припомнил Антон, они еще в первую встречу с Эмилем удивили его, врезались в память – на одной запонке на красном лаковом фоне изображен белый лев на задних лапах, на другой – белый единорог с зеленой веткой во рту), Антон был почти убежден в своей догадке.

Спасский, не помня себя, рванул к вагону, но законы сна включились неожиданно: такой, казалось бы, близкий перрон не приближался ни на дюйм, как бы быстро Антон ни бежал, а поезд уже тронулся и набирал ход. Хотя сейчас важнее всего было не догнать поезд, а заставить человека с портфелем хотя бы обернуться, прямо посмотреть в окно, и Антон завопил во всю глотку, будто от этого зависела жизнь, заорал так, что проснулся, оглушенный собственным криком. Слава богам, Софья уже ушла, а то было бы сложно объяснить, почему он кричал одно имя. Именно это имя. И эти слезы – это уже ни в какие ворота не лезет, ну почему слезы? Почему он все время плачет и бежит за кем-то? Что, ему шесть лет, и он потерялся?

Принц, потерявшийся в темном лесу.

А эти единороги с зеленью во рту, к чему это? Впрочем, что значит, к чему это: Эмиль действительно носил старинные запонки, выпендрежник и пижон, вспомним-ка его рубашки цвета лосося и дорогущие, сшитые вручную английскими обувщиками туфли. Заработки промышленного шпиона вполне позволяли любить дорогие вещи и быть несколько эксцентриком.

За окном разливалась солнечная среда, люди спешили на работу, снизу от многочисленных кофеен дразняще пахло кофе, город уже настраивался на будний день, но Антона это не касалось – у него начался ежегодный июльский отпуск: номер только что сдали в печать, а следующий выпуск в мертвом для рекламных продаж июле традиционно пропускался. Так что сейчас редакторы, журналисты, фотографы и дизайнеры стаей заполошных птиц разлетались по июньскому миру, напоследок отмечаясь бодрыми отпускными статусами в социальных сетях, а кто-то ехал на дачу, к малине, рыбалке и старым плетеным креслам на веранде вкупе со смородиновым чаем в пузатом чайнике и шашлыками. А вот Спасский еще раздумывал, как потратить эти всегда такие неожиданные и долгожданные драгоценные дни.

Но все это были искусственные размышления. Пожалуй, впервые в жизни Спасский знал, чего хотел – он хотел найти человека, на котором неожиданно замкнулась его жизнь. Правда, даже если найдет, о чем он с ним будет говорить? Что предъявлять? О чем просить? Спрашивать, почему вдруг так долго скрываемое в темных снах лицо открылось именно так, а не иначе? И как сделать это, не попадая под расстрел насмешек, под град пошлых фрейдистских намеков? Он еще разве что в обморок не падал при разговоре с предполагаемым любовником своей жены, а ведь до этого почти недалеко было тогда, в первый раз. И пусть виной всему духота, алкоголь, ревность, злость, этот порошок непонятный, эта фальшивая китаянка, – он все равно не смог бы уберечься от циничных ухмылок Эмиля, если бы начал пытаться говорить с ним.

И потом – Антон даже не знал, как его искать. Визитку с номером телефона он, конечно же, сразу смял в кулаке и выбросил в первую попавшуюся урну, как только они с Соней вышли из клуба. Звонить Софье и спрашивать – нелепее не придумаешь, стыдно же, стыдно! Звонить в ее фирму и притворяться деловым компаньоном Эмиля – да вообще бред, он же даже сути его сотрудничества с агентством не знал, да что там – он даже фамилии Эмиля не знал и кем он этому агентству представлялся! Мало ли кем, видно же, что непрост, черт.