НУН
роман
Пролог
Черный кэб плыл среди дождя, как лодка. Над Темзой клубилась белая дымка, дышать стало тяжело, разом похолодало. На Регентском канале стояли баржи и торговые суды, изредка разгонявшие привычный шум гудками, – казалось, что трубят диковинные слоны.
Наивный и романтически настроенный турист рисковал раствориться в Великой Пустоте, ночью попав в некоторые заведения лондонского Китайского квартала в поисках приключений. Том готовился повторить эту ошибку, хотя наивным туристом вовсе не был. Утомленный за день до красных пятен перед глазами, он, несмотря на болезненную усталость, стремился туда, куда вовсе не следовало бы.
Прожив тридцать с лишним лет в Лондоне, Том Коллинз ни разу не удосужился побывать в этом самом Китайском квартале и до сих пор представлял его по описаниям из дешевых детективов. В бульварном чтиве встречалось много мерцающих иероглифов и загнутых крыш. Но в реальности больше всего оказалось еды – самой разной, остро пахнувшей, иногда соблазнительной настолько, что она казалась почти сексуальной, иногда – отвратительной до спазмов в желудке. Знаменитые пекинские утки покачивались прямо в витринах; простирались вдаль розовые ряды каракатиц и осьминогов; тут и там что-то жарили; прямо на улице, на лотках, продавалась разнообразная снедь.
Весь квартал казался подделкой. Даже красные масляные лампы в окнах и алые фонари над дверьми лишь заигрывали с туристическими фантазиями. Том же отчаянно хотел, чтобы за всеми этими зазывными декорациями скрывались десятки неприметных проулков и низких дверей, больше похожих на кошачьи лазы. Но пока видел лишь толпы туристов, стремившихся перекусить в «горячих буфетах» всего за шесть-семь фунтов. Вечером толпа не рассасывалась, а наоборот, разрасталась: безостановочно хлюпала соусами и лапшой, словно миру через несколько дней грозил апокалипсис.
Тому вообще всегда хотелось, отчаянно и безосновательно, чтобы за всем банальным, размноженным тысячу раз, пластмассовым вдруг распахнулось окно во что-то иное. Он знал, что это совершенно по-детски: все эти образы зеленой двери в стене, кроличьей норы, куда падаешь, прогуливаясь по саду в поисках упавших яблок, совы, бьющей клювом в стекло… Он знал, что такое желание непотребно для его возраста. Но иногда возникало это чувство. Это чувство, Том его так и называл.
Бывало, он просто шел по улице, и все вдруг становилось так остро, остро, как нож в сердце: летящий быстрый снег, фонари, автомобили, запах ветра, в котором таился привкус далекого моря. И он шел сквозь все это, как персонаж виртуальной игры. Словно и город был не его, и собственный дом находился в неведомых далях, и работа была позабыта, и никого близкого не находилось в этой вселенной. И тела он своего уже не ощущал, фиксировал разумом как внешнюю оболочку, но она могла быть абсолютно любой.
Потом, разумеется, это проходило, никогда не длилось больше получаса. Но эти полчаса растягивали само время, и Том оказывался в безвременье. Сам воздух, казалось, густел и становился вязким, и все вокруг застывало.
Вот и сейчас ему чудилось, что кэб застыл где-то высоко над землей, как черная колесница, и вечерний дождь пришел из совсем далеких земель, из далеких времен. Но потом он вспомнил, куда и зачем едет, и морок схлынул. И цель, и место были загадочными, но вполне реальными.
Чтобы добывать информацию для своих журнальных колонок, Том пользовался методом Шерлока Холмса. Целая сеть разношерстных мелких людишек нашептывала ему слухи, будто отдельный дивный народец, живущий только тем, что вострит повсюду уши. В этот раз нашептали ему сплетню про подпольный клуб, где раз в несколько лет главы двух китайских мафиозных группировок играли в го на территорию. Итог трех партий определял, кто будет управлять спорным куском города, и такой порядок устанавливался до следующей игры.
Том, конечно, знал, что мысль азиата течет прихотливо, но все равно такой ритуал показался ему несколько странноватым. Хотя, в общем-то, для Тома важнее всего было выйти из этого мутного дельца живым.
***
Осведомитель, худенький китаец по имени Бон, ждал его в плохо освещенном дворе позади известного магазина сладостей. Они прошли по сети таких же плохо освещенных переулков и спустились по крутым ступеням в подвал с маленькой дверью. Чтобы войти, долговязому Тому пришлось сильно пригнуться.
Помещение оказалось небольшим, душным, жарким; в плошках с водой, расставленных по столам, плавали красные свечки, пахло чем-то сладковатым и немного гнилым, так что Том поморщился. Народ здесь отличался желтизной кожи и характерным разрезом глаз, хотя европейцы тоже были – человек пять, все с очень неприметной внешностью.
На Тома косились, но, видимо, присутствие Бона его непонятным образом оберегало. Они сели в самом темном углу, из которого, однако, открывался отличный обзор на несколько столов слева от центра, и Бон сделал знак Тому накинуть капюшон.
Сидели минут двадцать, ели заказанную Боном острую лапшу, и постепенно Том перестал ощущать на себе косые взгляды. Только какой-то старый китаец все зыркал из противоположного угла рысьими желтыми глазами. Перед ним тоже лежала доска, но играл старик сам с собой. Том только было подергал за рукав Бона, тихо болтавшего с кем-то на китайском по мобильному, чтобы спросить, кто этот китаец, но тут двери распахнулись, в подвал вошли несколько громил в темном, и Том понял: началось.
Телохранителей было столько, что они забили маленькую чайную до отказа. Сами мафиози оказались сравнительно молоды: первому на вид лет сорок, второму чуть больше. И одеты вполне по-европейски: брюки, рубашки, начищенные ботинки, на одном – мягкий вельветовый пиджак, на другом – модное короткое пальто.
Главари что-то коротко и любезно сказали друг другу, а молоденький китаец молнией метнулся в подсобку и притащил оттуда специальную доску и мешочки с камнями. Потом появился поднос с пузатыми чайниками, в которых плескался пахучий чай, первые камни были выложены, и все пространство чайной, и без того душное, сразу прошило напряжением. Никто не смел покинуть своих мест, но взгляды оцепили двух игроков питоньим кольцом. По вискам громил медленно, змеисто ползли крупные капли пота.
Только старый китаец смотрел вовсе не на играющих мафиози. Он продолжал неотрывно смотреть на Тома. И тот, и так-то мало понимавший, что творится на поле гобана, все время на него отвлекался. Это ужасно его раздражало. А вот Бон взирал на игравших, как загипнотизированный, даже палочки не положил на стол, а продолжал судорожно сжимать в руке.
Время текло ужасно медленно. Том успел в подробностях разглядеть занятный интерьер клуба, внешность главарей, внешность телохранителей и всех сидевших в заведении, даже трещинки на чайнике, стоявшем перед ним на низеньком столике, и черные бумажные цветки лотоса, украшавшие стены, и масляную лампу в виде хитро изогнувшегося дракона на соседнем шкафу. Он не только составил в уме план будущей колонки, но даже мысленно ее написал, посмаковав особенно удачные обороты.
Наконец тишину словно бы что-то разорвало – какие-то слова, возгласы, все вдруг пришло в движение, расслабилось, зашуршало. Главари поклонились друг другу и быстро вышли из клуба. Даже массивные бодигарды исчезли без шума.
Бон обмяк и с удвоенным аппетитом принялся за лапшу.
– Ну и кто выиграл? – очень тихо спросил Том.
– Люй Бу, – еще тише ответил Бон. – Он выигрывает уже третий раз подряд. Цзи Шань, похоже, потерял чутье. Четвертый раз проиграет – его убьют.
– Из-за игры в го? – поразился Том. – Ты смеешься?
– Бон не смеется совсем, – раздался за спиной скрипучий старческий голос. – Молодой человек не понимает сути игры, так?
– Ну, так, – признался Том.
– Это очень древняя игра, – пояснил старик, раскованно присев напротив. – Го показывает, чего не хватает человеку, его слабые качества. Какой он стратег, какой воин, насколько терпелив, хитер, мудр… – все можно узнать по тому, как он ведет игру.