– Там тебе расскажут свою историю… и озвучат условия. Так вот, я хочу, чтобы после твоего возвращения ты попытался вспомнить, что рассказал тебе Друид.

Том припомнил золоченую коробочку, которую дал ему Хилл в тот вечер, когда они встретились с собакой, и сон, окутавший его сразу, как он открыл ее. Он помнил, что в этом сне приходил к нему Мерлин, но что он тогда ему сказал, было скрыто, как в белом тумане.

– Снимешь трискелион и сможешь вспомнить. Твой маг просто не хочет, чтобы ты это помнил.

– Раздвоение личности, – усмехнулся Коллинз. – Так увлекательно.

– Не допускай, чтобы тобой играли, – хмуро сказал Тайлер. – Ни как человеком, ни как магом. На той стороне любят играть. Поэтому сейчас приходится разгребать дерьмо.

Но Том его уже не слышал, он думал лишь об этих словах Хилла: «Ты пойдешь на ту сторону». Ему нестерпимо хотелось оказаться в Стране сидов, в самом ее сердце, да и Роуз говорила, что ему вскоре доведется увидеть Луга. Того Луга, о котором рассказывали тысячелетние саги.

Но ему также нестерпимо хотелось встретиться с Мерлином.

Все это было как плавание сквозь туман, когда судно идет вслепую, точно бы в молоке, пока в белесой мгле не забрезжит огонь маяка.

– Я должен пойти с тобой, – после долгого молчания сказал Хилл.

Коллинз удивленно на него воззрился.

– Как на той стороне воспримут ликана, который работает на злейшего врага?

– Как твоего личного пса, – поморщился Хилл и выплеснул недопитый кофе из чашки в раковину.

– А он горячий, – раздался от двери звонкий голос, а потом послышались шлепающие шаги босых ступней, и оборотня скривило еще больше. Конечно, он давно расслышал бесшумное появление Роуз своим звериным слухом.

– Ведьма, – сплюнул он, и глаза его опять сверкнули алым. – Ты притащил ведьму с собой! Мало тебе гадости, что в тебе самом, так ты еще собираешь плесень по углам Пограничного мира…

– Как мне нравятся эти звериные страсти, – проворковала Роуз. – Дашь мне позабавиться со своим псом, Том? Такие плечи, такие мускулы… Залюбить до смерти оборотня – так весело, и никаких мучений, красавчик, умрешь во время оргазма, разве не это мечта любого мужчины? Разве я тебе не нравлюсь?

– Мне не нравятся полутрупы, – оскалился Тайлер.

Тому почувствовал, как подкатывает тошнота. Хилл явно знал про ведьму то, чего не знал он сам. Хилл вообще много чего знал, и это решало дело.

– Замолчите вы, – крикнул Том. – Вы оба пойдете со мной.

***

Луг Сияющий звали его. Луг светозарный. Луш вечно юный и внушавший любовь одной своей улыбкой, сиявшей, как само солнце, когда оно впервые выглядывает из холодных снежных облаков, такое невинное, такое властное.

Том хорошо это знал из книг, которые читал когда-то в прохладных и сумрачных лондонских библиотеках в жаркие летние дни, и никакие мрачные намеки вервольфа не могли убить в нем веру в красоту той страны, куда он так жаждал попасть.

Том знал, а маг, Маг в нем, имени которого пока Том не ведал, – он помнил. Не глазами, не умом, но сердцем.

Луг сокрушительно прекрасен, шептала темная колдовская кровь. Он так прекрасен, что больно смотреть на него и несчастье расставаться с ним, даже если встретился лишь на миг.

И этот шепот гнал Тома Коллинза к запретному царству сидов сильнее любой гончей.

И Тайлер, и Роуз сопровождали его в мрачном молчании, едва вынося присутствие друг друга; Том подозревал, что это была не просто борьба характеров, но борьба тончайших флюидов, которые он пока не мог уловить. Однако, усмехнулся Том, оглядев их, выглядели они сработавшейся парой отборных телохранителей: оба в черных кожаных куртках и темных очках, с нарочито безразличными лицами, прямо-таки герои нового нуарного детектива.

В конце концов, что бы там ни забирал у Тома его внутренний маг, иронию и самоиронию он ему оставил, и одно это уже было прекрасной новостью.

Дальность выброса в страну сидов зависела от мощности портала, как неохотно объяснил Хилл. То, насколько глубоко позволяла зайти страна, определялось уровнем Тома в игре – и Хилл сейчас не знал, насколько нун пробудил силу мага. Именно от этого, язвительно заметил оборотень, зависит, сколь долго и бессмысленно все они будут плутать по волшебным островам, сколько тяжелых и мутных часов или даже дней страна будет водить их, пока не решит им открыться – или же без всяких сожалений сожрать и выплюнуть косточки.

– Что значит – «водить»? – спросил Том.

Тайлер хмыкнул.

– Слышал когда-нибудь от людей, живущих рядом с лесом, разные байки о лесных духах, которые могут кружить заплутавшего путника, пока тот с ума не сойдет? Хотя откуда тебе знать людей, живущих рядом с лесом! Ты же городской хлыщ.

– Я много ездил с учеными, – возразил Том. – Пусть и не с этнографами, но кое-что слышал. И мне всегда нравились страшные сказки. Про лесного царя, например.

– Нравились, говоришь? – вдруг хохотнула Роуз. – И что же тебе в них нравилось?

Том пожал плечами.

– В детстве я его часто представлял. Он сидит и пересыпает камешки, и они вспыхивают в его пальцах разными цветами – то земляничным, то медовым, то травянистым, то небесно-синим… Вокруг душный летний вечер, во влажной низине пахнут болотные цветы…Качаются на ветру травы, бормочут лягушки, где-то далеко шумит вершинами лес… И он все слышит и видит, все! Это его земля, он чует далеко вокруг: как гномы возятся в своих пещерах, как катят свои допотопные тележки суетливые лепреконы, как кружатся в хороводе над лугами крошечные феи, как несется, ломая ветки, по лесу олень, спугнутый хищным зверем, как кролики выбегают из норки и озираются по сторонам, как закидывает морду к луне и воет старый волк… Лесной царь точно всем своим существом разлит в воздухе, сам воздух – его дыхание… Хотя, может быть, это был и не лесной царь, а кто-то другой…

– И как он выглядел, в твоих детских мечтах? – тихо спросила Роуз.

– Он не выглядел страшным или рогатым, – улыбнулся Том, вспоминая. – Или зеленым и косматым. Он выглядел… как мальчишка. Да, как мальчишка, и это было странно. С прозрачными голубыми глазами, светлыми волосами и тонкими пальцами. Он был не очень высоким, худым и даже немного сутулился. И он казался обычным пареньком, пока не смотрел на вас. Пока не улыбался вам. И вот тогда, тогда становилось понятно, что значит – быть пленником. Наверное, такое испокон веков и зовут чарами…

– Ты же видишь, что совершенно бессмысленно оберегать его? – спросила Роуз у Хилла, наконец-то сподобившись на него взглянуть. – Эта власть настолько сильна, что проявилась тысячи лет спустя – и задолго до всякой игры в его жизни. Он бы все равно нашел какой-нибудь лаз и очутился там.

Хилл молча сжал челюсти, только желваки заиграли, и вздохнул. И через длинную-длинную паузу сказал:

– Мы все под этой властью. Сколько бы ни доказывали обратное.

***

Ближайший портал открывался со станции метро Пикадилли. Том ожидал каких-то эффектов, вроде призрачного поезда, который должен прибыть ровно в полночь, но они спокойно спустились под землю, прошли по вестибюлям, облицованным черно-белой плиткой, услышали, как невдалеке пронесся красный состав с шумом, похожим на чудовищные вздохи огромного животного. А потом Тайлер остановился между двумя огромными рекламными постерами с изображениями парфюма и ботинок и открыл какую-то совсем незаметную дверь в стене, с надписью «Для персонала». Свет за ней почему-то не горел, и они ступили в темноту. И дверь закрылась сама.

И еще прежде, чем она закрылась, съев луч света из вестибюля, Том почувствовал, как что-то в нем изо всех сил рванулось внутрь этой темноты, таща за собой, как на поводке.

Сначала не было вообще ничего. Шаги отдавались гулко, как будто они шли по каменным плитам, и Том какое-то время вел рукой по стене, вдоль которой двигался, но скоро понял, что рука скользит по воздуху.

Потом он понял, что пальцы его дрожат от озноба – вокруг разливалась сырая прохлада, а еще спустя минуту осознал, что стоит на лесной поляне, залитой неверным голубоватым светом, который шел словно бы изнутри окружавшего поляну леса и все время мерцал. За лесом, между стройными черными стволами, в некоторых местах можно было разглядеть горы. Туман стелился везде, и трудно было определить, какое время года – недостаточно холодно для зимы и недостаточно тепло для лета, хотя Том не знал, что нормально для этого мира.