– Полковник приказал довезти вас, – громко отрапортовал солдат.

– Ой, нет, любезный, только не на этом драндулете, – возразила Афра.

– Придется принять его услугу, дочь моя, – сказал старейшина. – Нам надо как можно скорее добраться домой.

– Камрин очень волнуется, особенно после разговора с чужеземцем, – поддержала его одна из матушек и первой шагнула к машине.

За ней последовали старейшина и другие.

Афра и остальные христосцы ехали в полном молчании, чувствуя, что мысли Камрина заняты матерью, и очень переживали за него.

Когда машина остановилась во дворе замка, всех удивила мертвая тишина, даже слуг не было видно. Глазам предстала страшная картина – часть стены замка была разрушена, многие деревья поломаны, стекла в окнах выбиты. Впечатление было такое, словно здесь разыгралось настоящее сражение. Камрина охватило страшное беспокойство.

– Афра, странно, но я даже не слышу голоса Сураджа, – сказал Камрин. – Обычно он всегда чувствовал мой запах, стоило мне приблизиться. А сейчас после долгой разлуки он молчит. Что же здесь произошло, Афра?

– Не думай о плохом, Камрин. Пойдем и все проверим! – девушка обняла его и, взяв за руку, повела за собой, поднимаясь вверх по мраморной лестнице.

В приемном зале Камрин увидел раненого отца в окружении вернувшихся христосцев.

– Отец! – он бросился к нему.

– Сынок, Камрин! – уставший и заметно постаревший от всех переживаний последнего времени король, услышав голос единственного сына, обернулся и поспешил навстречу, обняв его одной рукой. – Сынок, сынок, родной мой, слава Богу, вы живы, как мы все без вас тосковали!

Афра бросилась на шею Тавына:

– Отец мой, что здесь с вами случилось?

Слезы тронули душу короля, он с трудом удерживал их, чтобы не разрыдаться, как беспомощный малолетний ребенок.

– Дочка, радость ты моя, опора ты моя, жизнь ты моя, Афра!

Арадана и Гуатр тоже обняли свою дочь:

– Ничего не спрашивай, дочка, здесь произошло ужасное. Я очень рад, что вы дома, но лучше бы вы остались вдали отсюда, пока все не утихнет… – Гуатр напряженным голосом успокаивал Афру, но в тот же момент он явно хотел успокоить и себя.

– Кто-нибудь, объясните мне, что здесь происходит? – воскликнул Камрин. – Где моя мать? Почему отец ранен? Гуатр, скажи мне, где мать? Почему ее нет с вами?

– Спокойно, сынок, – обняла его Арадана, – все уже позади. Мать в спальне, ей сейчас тяжело, она недавно уснула. Целитель велел ее не беспокоить, пока сама не проснется. А потом…

– А потом я сам тебе все расскажу, ты в первую очередь обо всем узнаешь, – Гуатр подошел ближе и, как родного сына, прижал юношу к груди. – Как здесь без вас было пусто, Камрин.

Гуатр заметил, что у Камрина глаза наполнились слезами, будто вот-вот хлынет дождь.

– Иди, сынок, повидайся с матерью, только не разбуди. Увидев ее, может, ты немного успокоишься.

Камрин посмотрел на отца – тот был совершенно убит горем. Тогда юноша взглянул на Афру, она без слов поняла, что он зовет ее с собой. Взявшись за руки, как в детстве, они подошли к дверям королевской спальни. Камрин в волнении осторожно отворил дверь. Бесшумно подошли они к кровати, и Камрин наклонился к матери. Ее красивое лицо было бледным, бескровным, оно выражало боль и страдание. Сердце его вновь замерло, и глаза опять наполнились слезами. Приоткрыв атласное одеяло, он увидел на груди повязку, пропитанную кровью.

Ласково погладив ее руки, Камрин тихонько позвал:

– Матушка!

– Успокойся, Камрин, не буди ее, ей нужен покой, – шепотом остановила его Афра.

– Ее руки холодные, Афра! Может, позвать врача?

– Лучше будет, если мы сейчас оставим ее в покое. – Афра наклонилась и осторожно поцеловала раненую в лоб. – Пойдем, сам потом убедишься, после сна ей станет лучше, – уверенно говорила Афра, а сама украдкой вытирала слезы, боясь не разбудить несчастную женщину.

Камрин все еще стоял у изголовья матери и нежно гладил рассыпанные по подушке волнистые черные волосы. Он смотрел на мать и думал: «Господи! Спаси мою матушку, ей ведь еще жить и жить. Господи, позволь ей подержать на руках внука, как ей этого хотелось».

Слезы скатились по его лицу и капнули женщине на шею. Омеана вздрогнула и открыла глаза. Бледная, как полотно, она, тем не менее, дышала ровно, а ее тихий голос оставался отчетливым.

– Камрин, сынок! – почти прошептала она. – Ты вернулся?! Я так боялась, что умру и не увижу тебя. Все время молилась Богу, чтобы дал время дождаться тебя, а потом спокойно уснуть на твоей груди. – Она с видимым усилием приподняла руку: – Наклонись, пожалуйста, я хочу погладить твои волосы… Ты давно вырос, стал мужчиной, а я всего этого не замечала. Я благодарна Богу, что он дал мне тебя – опору Тавыну. Не оставляй отца ни на минуту, он потерял веру в себя, почти как ребенок, – она с трудом улыбнулась.

– Что ты, матушка?! Не говори о смерти, ты же знаешь, мы без тебя осиротеем.

Афра встала на колени и склонилась над кроватью Омеаны, нежно сжимая ее руки:

– Матушка, ты еще внуков будешь нянчить…

Афра только сейчас увидела, что Камрин был очень похож на мать – такие же печальные глаза, слегка нахмуренные и вздернутые вверх брови, длинные загнутые ресницы, нежные губы.

– Радость ты моя, дочка моя любимая, как я рада снова видеть вас невредимыми. Я вас так ждала! Не беспокойтесь за меня, я себя отлично чувствую, тем более теперь, когда снова вижу вас.

Дверь отворилась, и в комнату вошли король и лекарь.

– Уже успели разбудить, – возмущенно проговорил король. – Как себя чувствует моя королева?

Лекарь заботливо пощупал раненой лоб.

– Надо принять очередной отвар и немного, хотя бы до вечера, поспать. А этих непослушных юнцов я забираю. Пойдемте, матушке нужен отдых, – позвал он.

Тавын сделал знак рукой:

– Сейчас, только посмотрю на нее, удостоверюсь, что все хорошо, и тоже выйду.

За дверью Камрин поинтересовался у лекаря о состоянии матери.

– Пока все не так уж плохо, – немного помолчав и откинув длинные седые волосы назад, заговорил старый целитель. – Но сначала все было просто ужасно. Когда я увидел кинжал в ее сердце, то страшно испугался, думал – это конец, что предатель погубил наше королеву.

Камрин сжал кулаки и потребовал:

– Расскажи, как это случилось!

Лекарь покачал головой:

– Как все произошло, лучше расскажет Гуатр. Я же сначала просто оцепенел. Я не был уверен, что она выживет, она почти не дышала, но у меня все оказалось под рукой – в этом Бог помог, что я оказался рядом. Я осторожно вытащил нож, остановил кровь, обработал рану и наложил повязку. Омеана была белая, как полотно, на ее лице не оставалось признаков жизни, все было во власти Бога. Тогда я подумал о Тавыне – он тоже был ранен, а она даже не знала об этом. Тавыну я оказал помощь и дал успокоительное. Он уснул, но и во сне стонал. Я молился за то, чтобы народ не остался в такой момент без короля – и Бог услышал наши молитвы! Я чуть не потерял голову от мысли, что король и королева могут уйти от нас в один день…

Лекарь перевел дух и продолжал:

– Бедная Омеана лежала на своей постели. Вдруг слышу тихий голос, она едва слышно зовет: «Камрин… Камрин…» Я сам себе не поверил, Камрин – произошло чудо, она возвращалась к жизни! Потом она долго стонала, а после того, как я дал еще лекарств, уснула. Теперь для выздоровления нужен отдых, теперь все страшное позади. Она выживет, и когда я это понял, то тут же сообщил королю – хорошая новость и ему придала сил. А уж раз ты вернулся, сынок, она будет жить, а потом… – он вздохнул, – потом, воля Бога! – А о том, что здесь творили чужеземцы, тебе пусть лучше отец и Гуатр подробно расскажут.

Однако за ужином никто не перемолвился и словом – все были серьезными и задумчивыми.

Когда трапеза завершилась, люди перешли в зал заседаний. Камрин сел в кресло перед камином, молча наблюдая, как дрова потрескивают в огне и думал: «Огонь своими красными языками поглощает все, что ему попадается, и может уничтожить абсолютно все, или наоборот – спасти, ведь его тепло используют люди. Почему мир устроен так? Одно и то же может быть и добром, и злом…» Он так погрузился в размышления, что не сразу услышал голос отца, призывавшего всех выслушать то, что готовился сказать Гуатр.