Чита. Округ. Все бумаги идут быстро. По плану какой-нибудь отличник боевой и политической подготовки должен досрочно схватить звезду. Чтобы доложить наверх, мол -де, растут кадры. Есть, кому передать знамя, так сказать. Через месяц я пил стакан с тремя звёздами на дне.

   Вот так. Старший лейтенант Скворин. Пора мне роту, наверное.

   Кадровик Юра Золотых так и сказал:

   - Роту пора. Только вот по очереди, вроде как, пора тебе в командировку по весне будет.

   - Какую командировку??

   Юра молчит и пристально смотрит на меня.

   - Аааа, - понимающе тяну я.

   - Хуй наааа, вот скатаешься... а там и роту дадут... дикорастущий ты, Скворин... глядишь, МО станешь...

   - Я им был, спасибо...хватит...

   - Не понял???

   - Да проехали, товарищ майор... шутка такая... дурацкая...

   - Ну-ну... гуляй пока...шутник.

   Вызывает к себе комбат. Ну, хули, иду. Как будто дел у меня в парке нет, ссука. Слушать очередную задачу, с вероятностью в 50% тупую и на хуй не нужную, а-то я не знаю, чем заняться. Почти вышел из парка... постоял. Вот ведь вернусь сейчас, хуй там кто работает. Слоны - странные птички...не пнёшь - не полетят, как говорится.

   До бокса ускоренным шагом возвращаюсь, ибо бегущий офицер - паника у подчинённых. Захожу в бокс, ну, так и есть - штыки в землю, перекур. Долбоёб всё-таки этот Обручев. Сержант, блядь, хоть бы фишку выставил, чтоб не запалиться. Снимать надо, хуёвый сержант, сам не думает, и подчинённых подставил.

   - Я не понял!!! - реву на весь бокс, эхо пустого пространства (потолки высокие) разносит моё командирское неудовольствие, и, размазывая его о стены, лупит бойцам, собравшимся в кружок покурить, по ушам.

   - Чё за хуйня? Обручев, у нас что? время перекуров? Какого хуя? Я что, над вами, блядь, мамкой стоять должен? Или всей ротой со стартерами по парку бегать решили?

   Бойцы стоят в ожидании моего произвола, понурив головы.

   - Обручев, я прихожу через два часа и охуеваю от удивления. Весь шанцевый инструмент на штатных местах, а у тебя в руках бумажка с цифрами, что осталось в закромах родины в виде излишков, не уложитесь - забег вокруг парка со стартерами. Перекуры отменяются. Кстати, а где положено курить в парке? А? Товарищи зольдаты? Давно под руководством Зампотеха территорию парка не убирали? Дебилы, бля. Мусор вынести не забудьте. Почему ветошь валяется?

   Заебался я уже объяснять, что в армии можно всё, но залетать с этим всем нельзя. Ну да ладно, меня ждёт комбат. А Обручева сниму к хуям, не сержант он ни хуя, не думает о своих сейчас - не будет думать и после, значит, до неуставняка один шаг. Фёдор бы (сколько в армаде Фёдоров?? Хрен сосчитаешь) хуй вот так запалился бы. Но вменяемые все в карауле, кстати, их ещё проверить надо сходить. Комбат, как всегда, пиздец как вовремя решил пообщаться.

   - Почему так долго я вынужден ждать? - Петрович рычит. Ну хули, он майор, я старлей, он комбат, я ротный, он начальник, я дурак. Лирику не слушаем, главное "чё ему надо?" уловить.

   - В парке задачу ставил.

   - Кровлин в карауле у тебя?

   - Да, - толковый у меня взводный (Клыков в отпуске, я опять за ротного), гоняют его в караулы почём зря, как будто в роте работы нет.

   - Значит, так, надо ехать старшим на разгрузку угля. Лянченко, козёл... второй день где-то в общаге за сиську зацепился... или пьёт, блядь... больше некому, Алексей, так что ты либо этого урода оттуда вытащи, либо сам поедешь. И не хуй мне тут бровями играть, я, что ли, туда поеду?

   - Во сколько время "ч"?

   - К 16 нолям быть на КПП в парке. Всё, иди.

   - А если он с запахом? - старшим машины как-никак ехать, проблемы с ВАИ не нужны. Это уж точно.

   - Главное, чтобы на ногах стоял.

   Из казармы слышен вопль дневального "Смирно!!!". Кто-то из начальства припёрся.

   Выхожу от комбата, сталкиваясь в дверях с багровым замполитом полка, не успеваю отойти, и уже слышу: "Петрович, ну ёб твою мать, ну, блядь, когда у вас во 2-ой роте уже ленинскую комнату доделают? Я что, блядь, мальчик, что ли, чтоб меня там в этого облупленного Ленина, блядь, носом тыкали? Выкиньте его, на хуй... Жукова нарисуйте.... Ну, ёбаный в рот, блядь, и где твои офицеры? Расползаетесь по щелям, как тар...." Остальное уже не слышно, я ушёл.

   Иду в общагу. Офицерская общага - это, конечно, то ещё заведение. Место отдыха уставшего офицера. А этаж для несемейных - это вообще вертеп, ну оно и понятно. Денег у молодых лейтенантов хуй, баба по случаю, зато работы - хоть отбавляй. С утра до ночи. Настоебёт - пьют. Сам таким был, да и сейчас нет-нет, а бывают заплывы. Меж нами разница только в мере ответственности. Нахожу комнату, где живёт Лянченко. Он живёт в комнатухе, которую делит ещё с тремя такими же опездалами.

   Сейчас в комнате только он сам, остальные, видимо, всё-таки нашли в себе силы отнести свои тушки на службу после вчерашней пьянки, следы которой даже не пытались убрать со стола. Окно распахнуто настежь, открывая вид на голые февральские деревья и автобусную остановку. Сто к одному, что вчера тут можно было топор вешать. Лянченко лежит на кровати в бушлате и берцах. В целом, готов к выдвижению... ну, вот и славно... "хуй вам, товарищ майор, а не я старшим на уголь". Настроение улучшается. Лянченко, завидев меня, присаживается. У меня репутация слегка ёбнутого на службе, ссориться со мной хуёво.

   - Андрюха, ты вот скажи мне, с хуя ли я должен заниматься тобой? Ты что? Боец моей роты? Чтобы я тебя отлавливал по закоулкам?

   - Алексей...

   - Нет, ты мне скажи, мне делать больше нехуя, как вместо тя на уголь ехать? Я ведь съезжу, только тогда пиздуй в парк, к слонам, и рули ими... годится?

   Хуй он согласится, одно дело пинать в парке бойцов, зная, что я проверю исполнение задачи, другое - читать книжку в кабине ЗИЛка, пока бойцы грузят машину углём. Зимой бойчишки это и так расторопно делают, чтобы скорее оттуда убраться. Если быть честным, то это, конечно, полная хуйня, вместо боевой подготовки заниматься выживанием. Не будет угля - перемёрзнем к хуям, но ведь не бойцы должны этим заниматься. А кто? Да хуй знает, но всё равно через жопу как-то. Чтоб был уголь, отрывать бойцов от распорядка, или чтобы был хлеб, вообще сдавать их в рабство на пекарню. Блядь, этот барадак в стране, наверное, навечно.

   - Алексей, я знаю, что в четыре надо быть в парке, - оправдывается Лянченко, - да я уже уходить хотел, но, понимаешь, тараканы заебали... решил их грохнуть и выходить.

   - Ты чо, бля? Допился? Какие тараканы?

   - Да обычные... - Лянченко встаёт, - щя сам увидишь, - смотрит на открытое окно, в котором показывают февраль, на улице где-то минус 20-25, холодновато, я бы сказал, затем закрывает окно и направляется мимо охуевшего меня к электрической плитке.

   В основном на таких плитках готовят жратву... прямо в комнате, но в зимние месяцы это ещё и дополнительный обогреватель комнатухи. Сейчас эта плитка стоит почему-то на полу, а не на тумбочке с продуктами и остатками офицерского пайка. Лянченко берёт с этой тумбочки заранее приготовленный скотч, и, задумчиво разматывая широкую ленту, смотрит на здоровый постер Джей Ло, висящий аккурат над стоящей внизу плиткой.

   Джэй Ло, маняще облизывающей губы и обещающей подарить незабываемое, если вдруг чудом шагнёшь к ней из забайкальской действительности в сказку, где есть пальмы и синее-пресинее небо, где живут такие красавицы, где нет тараканов и угольной команды, где нет ебанутого на службе старлея и конченого на этой же службе комбата.

   Где живут, а не выживают.

   Он смотрит секунду, потом начинает быстро приклеивать скотчем постер к стене по всем краям, отрывая, когда нужно, ленту зубами. Скорость приклеивания говорит о достаточной сноровке в этом деле. Отбросив ленту, он выключает плитку. Потом берёт баклажку из-под лимонада, наполненную водой, с плотно закрученной крышкой, стоящую рядом на той же тумбе, и начинает раскатывать ею приклеенную улыбку заграничной жопдивы, так, как мама на моих глазах раскатывала тесто, готовя пельмени.