А ведь доведётся.

   Не дадут нам тут доделать дело. Значит, детям доделывать.

   На душе скребут кошки, винт молотит, нарезая ломтями синеву над головой. Гул внутри вертолёта такой, что рядом сидящего можно услышать и понять, только если он будет орать дурниной и помогать себе жестами. Идём низко... над верхушками деревьев. Давешний капитан смотрит на меня, потом кивает, приглашая что-то услышать. Еле разбираю:

- Как звать??

(нашёл время знакомиться, твою мать)

- Алексей..

- Впервые??

- Да...

- Страшно??

- Да...

- Молодец, всем страшно... тех, кому не страшно - током лечить надо... а лучше сразу стрелять (ржёт).

Я вежливо улыбаюсь.

- Знаешь, почему низко летим??

Вертолёт идёт над кромкой "зеленки", то поднимаясь, то опускаясь, повторяя рельеф верхушек деревьев. Ощущение, что тебя мчат по колдоёбинам на санях.

Я мотаю головой в отрицании.

   Не знаю.

- Шоб не сшибли чехи... месяц назад вертолёт опять сбили... какая-то блядь им ракеты поставляет... говорят, кто-то из наших... извне каравана два, что ли, не пустили...а больше и неоткуда..

Я молчу.  Мне сказать нечего. Я ничего не знаю и только начинаю соображать, что тут к чему. На ненависть к генералитету я тут и не рассчитывал наткнуться, не думал, что армейские низы и середняк будут так же люто ненавидеть высоких начальников, как и самих боевиков. Капитан понимает, что я ему не собеседник, и отстаёт.  Лететь-то недолго. Вот и Ханкала. Считай - пригород Грозного.

Грозный. Город, напившийся крови, и лежащий в развалинах после затянувшихся боёв. Город вроде бы взят... днём... а вот ночью... ночью он до сих пор не наш. Его, конечно, отстроят. Восстановят административные здания и инфраструктуру. Вдохнут жизнь в эти кровавые развалины, видевшие всё, на что способен самый страшный и бездумно жестокий хищник на планете.

Сколько ещё придётся пролить в нём крови, пока он не насытится и не смешает в себе русскую и нерусскую кровь в достаточной пропорции, чтобы успокоится?? Хрен его знает. Сделаю, что смогу.

Ханкала - это огромное поле, заставленное кунгами (машина с будкой, где можно жить и работать) и палатками. С кучей вертолётных площадок. Всё командование контр-террористической операции идёт отсюда. Здесь госпиталь, и связь. Здесь огромное скопление жирных штабистов, которые "воюют", и уже давно, то со сном, то с теми, кто воюет. Но за "боевыми" и отметкой об участии в боевых действиях средь них съездить -  святое. Здесь самая главная перевалочная база. Она защищена и прикрыта отовсюду кучей блокпостов и всевозможных частей. Здесь, наверное, самое безопасное место в Чечне, а то и в России. Отсюда бортом - в горы, или куда послали. Как автобусом. Борт на Шатой завтра, поэтому нам предложено ночевать в плацкартном вагоне, невесть кем притащеном сюда к вертолётной площадке, и служащим чем-то вроде гостиницы.

Ночью начинают лупить. Что и где стреляет, не понятно, я смотрю, как мимо по проходу выбегает молодой длинноволосый малый, подгоняя средних лет коротышку с видеокамерой:

- Живее, Андреич.

За ними бегут двое из моей партии. Рожи, по ходу, как и у меня - недоумённо-непонимающе-тревожные. Я за ними. Сидеть в вагончике, когда стреляют, неуютно, хотя, выбираясь по проходу, вижу трёх-четырёх безмятежно спящих с автоматами в охапку. У меня пока ствола нет, и я дергаюсь, а эти спят. Странно. Хоть бы башку подняли.

Спрыгиваю на землю. Бухает где-то справа. Далековато. Что-то артиллерийское. Похоже, плановая стрельба по квадратам, или чо. Около вагончика спокойно курит тот самый капитан, и выбежавшие точно следуют его примеру, изображая вселенское спокойствие и бывалость.

- Ночной салют... плановые, похоже, - подтверждает, ни к кому не обращаясь, мою догадку кэп.

Все смотрят на суету журналистов.

- Андреич, готов?? Дима, давай ракету и потом ещё одну... пока говорить буду... первую запускаешь на три, после того, как я начну... готовы? Поехали.

Зажигается фонарь камеры, освещая бледное и взволнованное лицо журналиста, выражающее одновременно как мужество и уверенность, так и прямо плещущее Переживание Близкой Опасности. Вслушиваюсь, глядя на шипящую в воздухе сигналку.

- ... в 22-35 начался сильный обстрел, пока нам неизвестно точное количество погибших и раненых, но, судя по канонаде, идёт сильный бой на подступах к Ханкале, напомню, что за последние сутки это вторая попытка прорыва боевиков к Грозному с этого направления...

За спиной журналиста лейтенант Дима пускает вторую ракету... я представляю себя сидящим в Чите и смотрящим ящик... сколько я таких репортажей видел?? Да каждый второй... Журналист, взволнованно говорящий в камеру на фоне ночи с явно стрельбовыми звуками со стороны, а тут ещё и фейерверк для пущего антуражу...круто, мать их за ногу... Профессионалы хуевы. А ведь мои это смотреть будут. Им от таких репортажей ждать легче будет...угу. Ссука. Внутри начинает закипать. Но я не властен над этой сволочью. Только если в бубен стукнуть. Инфовойна, как она есть. Бьющая по населению хлеще пуль и снарядов.

... напоминаю, что только за этот месяц в районе ведения контртеррористической операции погибло 39 и ранено 56 военнослужащих Федеральных войск. По официальным данным. По некоторым сведениям, это количество сильно занижено, но  более точной информацией мы пока, к сожалению, не располагаем...специально для НТВ - Игорь Строев.

Андреич выключил камеру, и Игорь у него интересуется:

- Ну, как???

- Хуёво, Игорёк, - бычок капитана летит в темноту.

- Простите!? - журналист поворачивается к капитану.

- Не прощу... бог простит... ты молодой русский малый, а работаешь на всякую шваль... да ещё и падалью питаешься. Родня вот этих мужиков смотрит твои репортажи и глотает валерьянку...рейтинг растёт... свою армию народ ненавидит... зато ты - профессионал... хуёво, Игорёк. Я не удивлюсь, если тебя в горах потеряют без вести... я бы потерял.

- Не понял...

- А это хуёвей всего... наверно, и не поймёшь, - капитан сплёвывает под ноги журналисту и лезет в вагон. Стрельба прекратилась. Цирк окончен. Я думаю над словами капитана. Бить морду этой слякоти расхотелось, лезу в вагон. Он, по ходу, молоток, этот капитан. Только я... я не хочу стать таким. По нему чувствуется, что жизнь для него, что чужая, что своя, не дороже жизни козявки. Если я так эволюционирую, я ж в казарме своих полудурков двухгодовалых точно зашибу когда-нибудь.  Не хотел бы я у этого кэпа на дороге оказаться. А вот воевать с ним... надеюсь, те, с кем мне там бок о бок придётся быть, такие же волчары с мёртвыми глазами.