С 20-х гг. XIX в. в полную силу разгорелась антитурецкая борьба христианских народов Балканского полуострова, но она вдохновлялась отнюдь не идеями византийского преемства, а идеями Французской революции. Уже первое “восстановившее свою независимость” (?!) самостоятельное балканское государство – Греция – ориентировалось на идеал Афинской демократии, а не Византийской Империи. И другие освобожденные русским оружием от владычества турок-османов балканские страны (Сербия, Болгария, Румыния), хотя и возглавлялись де-юре монархами, но брали за образец западноевропейское республиканское устройство и вообще западные либерально-демократические идеалы, ничего общего с Ромейской Державой не имевшие.

          Конституционные монархии, существовавшие в них до II мировой войны, были ограничены парламентами и вовсе не имели характера Верховной власти. Верховная власть в них, в смысле государствообразующего принципа, принадлежала “народу”- следовательно, эти “национальные монархии” были, по сути своей, демократиями. Православная церковь во всех этих странах была подчинена светской государственной власти – под властью турецких султанов Церкви, как ни парадоксально это прозвучит, жилось легче, чем под властью афинского парламента! Именно в это время в среде безрелигиозной демократической интеллигенции и буржуазии балканских стран вырос острый национализм, не раз приводивший „братские“ балканские народы к бесчисленным, кровопролитным междоусобным военным столкновениям - вплоть до начала нынешнего века. По сути дела, эти национальные движения балканских народов новейшей эпохи являлись орудием и катализатором всемирной антихристианской революции.

         Ни одно из этих балканских государств – светских демократий националистического типа – не только не могло, но и не претендовало быть законным преемником единственной универсальной Римской Христианской Империи – Византии. Отвергнув высокий византийский идеал и встав на путь узкого, своекорыстного животного национализма, балканские народы, в условиях этнической чересполосицы, неизбежно втягивались во все новые, бесконечные кровавые распри. В этой борьбе одни страны (Греция) ориентировались на Англию, другие (Болгария, a порой и Румыния) - на Германию, третьи (Албания) – на Италию, четвертые (Сербия) – на Россию (впрочем, далеко не всегда!). Границы балканских стран определялись великими державами на международных конференциях, причем всегда несправедливо – но именно потому, что сами балканские народы решить своих внутренних проблем без внешних арбитров не могли.

      Папа Иннокентий III рассматривал в качестве главной задачи своего понтификата освобождение Святой Земли от мусульман. Римский понтифик снова обратился ко всему христианству  с соответствующим настоятельным призывом. По всем странам разъезжали проповедники крестового похода. Благодаря деятельности двух выдающихся личностей крестоносное движение весной 1213 г. пережило новый подъем. Во Франции - благодаря Иакову де Витри, позднее ставшему епископом Акры. Он призвал рыцарей рассматривать взятие на себя креста в качестве инвеституры, в рамках которой Бог дает крестоносцам в лен Царствие Небесное, в качестве вознаграждение за участие в Крестовом походе. В Германии действовал будущий историограф этого Крестового похода, Оливер Схоластик, настоятель собора в Падерборне и кельнский схоласт. Будучи папским легатом, он в 1213-1214 г. проповедовал в Кельнской церковной провинции, в которую в то время входили епископства Люттихское (Льежское), Утрехтское (Тонгерн-Маастрихтское) и нижнесаксонские епископства Оснабрюкское, Мюнстерское и Минденское. Если верить его “Дамьеттской истории” (Historia Damiatina), важнейшему источнику по истории V крестового похода, он один побудил до 5000 фризов к участию в Крестовом походе.

     После смерти великого Иннокентия его преемник, Гонорий III ревностно продолжил осуществление проекта его предшественника. Он надеялся осуществить летом 1217 г. большой крестовый поход по морю, но не имел необходимых для этого кораблей. Лишь появление фризского флота, состоявшего из 200-300 кораблей, с крестоносцами из Фризии под руководством графа Георга фон Вида и Вильгельма Голландского на борту, придало войску пилигримов необходимую мобильность. Помог крестоносцам своими кораблями и византийский василевс. После долгих обсуждений на военном совете в Акконе, в которых принимали участие и магистры военно-монашеских Орденов, было, под влиянием красноречия Оливера, решено напасть вместо Иерусалима на султана Египта, чтобы, победив его, получить в свои руки, в качестве залога, объекты, которые можно было бы обменять на объекты в Святой Земле. Целями крестоносцев были дельта Нила и порт Дамьетта. Этот город, наряду с Александрией, в то время по праву считался  „вратами Египта“. Он располагался на берегу одного из рукавов Нила и был защищен с тыла озером Менсалех, так что к нему было очень сложно подступиться. Ниже города через реку была перетянута громадная железная цепь, перегораживавшая ее вплоть до расположенной на острове близ западного берега крепостной башни, в которой постоянно дежурило несколько сотен воинов. Башня и цепь делали невозможными окружение и осаду города. Те, кто намеревался вторгнуться в дельту Нила, должны были предварительно захватить эту башню. И тут выяснилось, что Оливер был не только мастером слова, но и гениальным техником. Из двух связанных между собой кораблей он сконструировал осадную башню, обшитую снаружи кожей и оснащенную штурмовыми лестницами. Теперь можно было нападать на островную башню как со стороны реки, так и со стороны суши. Фризские паломники совместно с тамплиерами захватили это долго служившее им преградой мусульманское укрепление. Большую помощь крестоносцам оказали арбалетчики, из которых особенно прославились меткостью и скоростью стрельбы генуэзские. Вообще арбалет (арбалиста или аркубалиста) не был изобретением Запада. Считается, что первые, достаточно примитивные, самострелы были изобретены еще в древнем Китае, чтобы позволить китайским пехотинцам вести более-менее «на равных» перестрелку с конными лучниками нападавших на Срединную Империю кочевых племен Великой Степи. Используя самострелы, китайцы сумели одолеть гарнизоны нескольких парфянских крепостей в Турфане, состоявшие из римских легионеров Красса, взятых парфянами в плен в битве при Каррах и поселенных на границе Парфянского царства с Китаем в качестве военных колонистов, о чем сохранились любопытные свидетельства в древнекитайских хрониках. Позднее кочевники сами взяли на вооружение арбалеты, сослужившие столь добрую службу китайцам. В русских летописях, повествующих о войнах Великого князя Киевского Владимира Мономаха с половцами (кипчаками) сообщается о наличии в половецком войске громадных, передвигавшихся «на возу великом», самострелов, и о каких-то неизвестных метательных орудиях („шереширах“), стрелявших «живым огнем» (может быть, «греческим»). Иные историки склонны понимать под этими таинственными „шереширами“ также нечто вроде арбалетов. Византийские легковооруженные воины-„псилы“, кроме луков со стелами, пращей и дротиков, также  имели на вооружении так называемые соленарии (деревянные метательные механизмы типа самострелов), ведшие свое происхождение, однако, не от китайских арбалетов, а от самострелов-гастрофетов, известных в Средиземноморье еще в эллинистическую эпоху. В то же время более мощные арбалеты западного образца, широко распространенные среди крестоносцев, пришедших с Запада („цангры“), воспринимались византийцами, как новинка. Анна Комнина в восхищении описывала их в следующих выражениях: „Натягивающий это оружие, грозное и дальнометное, должен откинуться чуть ли не навзничь, упереться обеими ногами в изгиб лука, а руками изо всех сил оттягивать тетиву. К середине тетивы прикреплен желоб полуцилиндрической формы, длиной с большую стрелу; пересекая тетиву, он доходит до самой середины лука; из него-то и посылаются стрелы. Стрелы, которые в него вкладываются (имеются в виду арбалетные болты – В.А.), очень коротки, но толсты и имеют тяжелые железные наконечники. Пущенная с огромной силой стрела, куда бы они ни попала, никогда не отскакивает назад, а насквозь пробивает и щит, и толстый панцирь и летит дальше. Вот насколько силен и неудержим полет этих стрел. Случалось, что такая стрела пробивала даже медную статую, а если она ударяется в стену большого города, то либо ее острие выходит по другую сторону, либо она целиком вонзается в толщу стены и там остается. Таким образом, кажется, что из этого лука (арбалета – В.А.) стреляет сам дьявол. Тот, кто поражен его ударом, погибает несчастный, ничего не почувствовав и не успев понять, кто его поразил“.