Сообщив об этом подчиненным, спросил, чью собаку послать. Джека? Но Джек только что перенес нервное напряжение, вряд ли целесообразно испытывать его еще раз.

— Пошлем Динку, — предложил Ненашев.

— Какую, — спросил Бычков. — Их же у нас две.

Василию очень хотелось назвать Динку-два, официально закрепленную за ним, однако он сдержал себя, зная, что Филатовская лучше.

— По порядку пошлем, — сказал он. — Сначала Динку-один. А если опять неудача, то Динку-два.

— Ну, что ж. Пусть будет по-твоему. Ефрейтор Филатов, готовьте собаку.

Утром Филатов закрепил на спине Динки-один мешочки со взрывчаткой, проверил замок, бикфордов шнур. Солнце быстро высушило росу на траве и на деревьях. Время шло, а поезда все не было. Лишь когда стрелка часов показала одиннадцать часов, донесся шум приближающегося состава. Теперь главное было правильно рассчитать время. Раньше пошлешь собаку — машинист заметит неладное, остановит поезд. Пошлешь позже — собака не успеет.

— Пора, — говорит Бычков.

— Вперед!

Повинуясь приказанию, Динка стремительно бежит к полотну, выбирая маршрут таким образом, чтобы ее не заметили — по лощинкам да по складкам местности. Вот она уже взбирается на высокую насыпь, поезд в ста метрах. Прыгнула через рельс, на миг остановилась, рванула зубами рукоятку. Взрывчатка сползла со спины и тут же задымил шнур. Заскрежетали тормоза, но было поздно. Раздался взрыв. Окутавшись облаком пара, паровоз пошел по откосу вниз. Вагоны наскакивали друг на друга. Убегая со всех ног, Динка слышала взрывы, грохот.

На опушке собака никого не застала. Как и на тренировке, она побежала по свежим следам и вскоре нагнала группу, торопливо шагавшую в глубь леса.

Через три дня были в партизанском лагере. Бычков доложил о выполнении задания. Командир отряда улыбнулся, разгладил усы и внушительно произнес:

— Вот это я понимаю! — и, обратившись к партизанам, добавил: — Берите, хлопцы, пример. Всего две попытки — и нет вражеского состава. И движение по железной дороге прекращено на двое, а то и на трое суток.

Командир помолчал, после чего заговорил вновь:

— Надо бы Динке объявить благодарность перед строем, — сказав это, он рассмеялся: — Только удобно ли? Еще загордится, чего доброго… Сделаем лучше так. Повар! — крикнул командир. Повар не заставил себя ждать. — Накорми собак. А Динку, кроме того, угости самым что ни на есть лакомым кусочком…

Темнота вползла в лощины, поднялась и на пригорки. Не видать ни зги… Еще с вечера по небу плыли тяжелые тучи, а потому не высыпали звезды, не видно было и луны. Трудно в кромешной тьме идти по извилистой тропинке. Хорошо бы включить фонарик, но нельзя. Разведчики, перейдя линию фронта, двигались по ближнему тылу врага. Первым неслышно шел на поводке Туман — не старая еще овчарка, разучившаяся лаять. Так, по крайней мере, уверял весь полк. За ней следовал ее вожатый Леонид Бакланов — рядовой 2-го отдельного ордена Красной Звезды полка специальной службы. Командир Леонида — полковник П.К. Мельниченко — ценил в нем такие качества, как мужество, хладнокровие, готовность пойти на оправданный риск, если это необходимо.

Бакланов не обращал внимания на шутки по поводу собачьей немоты. Он лишь хмурился больше, чем обычно. Специально воспитал овчарку так, что она не лаяла ни при каких обстоятельствах. Зачем лаять за линией фронта? Обратить на себя внимание?

Туман, принюхиваясь, уверенно шел по тропинке, ведя группу поиска в ночной темноте. На опушке он остановился, повел мордой влево. И встал как вкопанный. Разведчики залегли. Бакланов до боли в глазах всматривался в густую ночь. Но как ни напрягал зрение, по-прежнему ничего не видел. То ли скирда хлеба чернеет в стороне, то ли сарай какой. Если бы выглянула луна! Ну хотя бы на несколько секунд! И, словно выполняя желание вожатого, бледная луна и в самом деле открылась в разрывах туч, осветив на миг округу. Бакланов увидел длинное помещение. У дверей медленно прохаживался часовой с автоматом на изготовку.

— Надо полагать — склад, — тихо сказал Бакланов. — Часового возьмем живым.

— Можно мне, — прошептал Николай Севастьянов. Служить в полковой разведке было давнишней мечтой Николая. И вот теперь он был в первый раз на задании.

В ответ Бакланов усмехнулся:

— Не лезь-ка ты, братец, поперед батьки в пекло. Часового беру на себя я. — Обратился к разведчикам: — Оставайтесь пока здесь, — и пропал вместе с Туманом.

Луна к тому времени снова зашла за тучи. Без собаки Бакланов, наверное, потерял бы направление. Туман же вел быстро и уверенно. Вот Бакланов пополз. Он порядком устал, вымок в росе. Как ни темна ночь, а не смогла упрятать склад. Но где же, однако, часовой? Наконец Туман застыл, навострив уши. «Вперед!» — чуть слышно прошептал Бакланов и бесшумно кинулся следом. Он по-прежнему не видел охранника, но предполагал, что через секунду собака прыгнет на часового и собьет его с ног — как не раз уже бывало.

Нападение было таким неожиданным, что часовой так и не понял, а что же, собственно, произошло. Какая-то мохнатая бестия (о, майн гот, уже не в аду ли это?) ударила его в грудь, и он, не успев ни выстрелить, ни вскрикнуть, упал на землю. Язык в полном смысле слова отнялся, не мог он и пошевельнуть ни рукой, ни ногой — это чудовище ступило передними лапами на грудь и чуть слышно рычало. Глаза горели злым, зеленоватым светом. Подбежал вожатый в плащ-палатке, торопливо заткнул кляпом рот, связал веревкой руки и повел куда-то.

При переходе линии фронта разведчики — опять-таки с помощью Тумана — добыли еще одного «языка», на этот раз офицера. И опять дело было темной ночью. Шли по лесной тропинке. Туман сначала слегка натянул поводок, затем, как обычно, застыл на месте, держа морду туда, откуда доносился чужой запах. Кто-то шел навстречу: слышались мягкие шаги. Кто же? И сколько? Один? Двое? А, может быть, взвод? Да нет, взвод пошел бы по грунтовой дороге — та шире, удобнее. И Бакланов решился: снял поводок. Собака бросилась вперед и сбила обер-лейтенанта, спешившего в штаб полка, своим излюбленным приемом — ударом в грудь.

Так помогал полковой разведке Туман, носивший порядковый номер 11 471.

Послушайте, что написало командование в наградном листе на вожатого Л.В. Бакланова, представленного к высшей правительственной награде:

В наградном листе о Тумане не упоминается. Потому, наверное, что награждали-то не Тумана. Однако собака всегда была рядом со своим хозяином, готовая выполнить любой приказ.

Участвовала она и в памятном бою на плацдарме за Вислой. Странно звучит это слово — «участвовала», но ведь это так! Вместе с Баклановым и Черняевым отважно сражался на узкой полоске земли и Туман. Гитлеровцы лезли с трех сторон. Бойцы косили врага из автоматов, забрасывали гранатами. Но слишком велико было численное превосходство противника. Двое фашистов прыгнули в траншею и вскинули автоматы. Бакланов и Черняев не видели этого — они стреляли по врагам, которые осаждали позицию. Туман кинулся на непрошеных гостей, и те ничего не смогли с ним поделать в тесной траншее. На шум завязавшейся борьбы оглянулся Бакланов и, улучив момент, сразил одной очередью обоих гитлеровцев.

Двадцать два выхода в тыл, пятьдесят шесть уничтоженных фашистов — такой счет вожатого Леонида и Тумана — безмолвного четвероногого разведчика, не раз выручавшего наших бойцов как на передовой, так и в тылу врага.