— Значит, так. Твоя текущая боевая задача — держать вот эту круглую штуку и не шевелить ее ни на милли… тьфу, короче, не шевелить. Ясно?

— Верштайн.

— Не верштайн, а ферштейн. Ясно?

— Да.

Был бы у меня хоть кто-нибудь понадежнее — на пушечный бы выстрел ее к машине не подпустил. Да только остальных на этот пушечный выстрел к машине и не подгонишь.

Ладно, думаю, ты мне его только на прямой удержи, а уж повороты я и сам как-нибудь проверну. Да и даже если навернется этот «студер» — невелика беда. Ничего сапогам не сделается. Саму б ее, главное, не придавило.

Договорился с погонщиками — как сигналы подавать, как поворачивать. Хорошо еще, что волы эти то ли не боятся ни черта, то ли вовсе они глухие, только на клаксон они ровно никакого внимания не обратили. Я для пробы из полуторки полминуты подудел — ноль да семечки.

— Ну, — говорю, — по машинам.

Поехали. Точнее, потащились. Эти зверюги и порожняком-то не слишком резво лапы передвигали, а с грузом и вовсе темп марша снизили. Спят они, что ли, прямо на ходу? Эти могут, им даже глаза закрывать не надо — и так из-за шерсти ничего не видно.

Но километров семь в час все же делаем. А может, и все десять.

Черт с вами, думаю, вы, главное, меня на дорогу вытащите, а до замка я уж и сам как-нибудь доеду.

Два поворота спокойно преодолели — остановился, вылез, рыжую подвинул, повернул — и дальше ковыляем. Проехали третий, остановились, оборачиваюсь — а «студер» сам по себе едет. Ну, я к нему, вскочил на подножку, открываю дверцу — а рыжая уже вовсю рулем шурует.

— Ты чего, — кричу, — кувыркнуться хочешь? Я тебе разрешал?

— А что? — еще и возмущается. — Тоже мне — премудрость.

— Может, ты ее еще и заведешь? — спрашиваю.

Зря я это спросил. Ох и зря. Ключ-то в гнезде торчал.

Не успел опомниться, а Кара уже его провернула и на этот раз завела. «Студер» взревел, вперед рванулся — и со всего маху волу под зад бампером. По хвосту. Хорошо, хоть разогнаться толком не успел.

Тут уж сам вол взревел так, что не то что «студер» — паровозный гудок бы перекрыл. Взвился на дыбы — то еще, доложу, зрелище, даже со спины. Прямо как на танковое днище из окопа. И тоже рванул. Погонщик, молодец, соскочить успел и даже отбежать на пару метров.

Спасло нас то, что второй вол в запряжке с места не сдвинулся. Ему-то что, его под зад никто не пихал. Ну а постромки такого рывка тоже не выдержали — лопнули.

Меня при ударе чуть из кабины не вышвырнуло — хорошо, что за руль успел уцепиться. А рыжая с перепугу тоже за руль цепляется — и на педали давить продолжает. На обе до пола.

Тут уж я не выдержал и заорал. Да так, что чуть лобовое стекло не вылетело.

— Ноги подыми, дура!

Кара ойкнула, ноги поджала — мотор сразу заглох, — баранку выпустила, кулачки к подбородку прижала и смотрит на меня — глазищи от ужаса на пол-лица.

А вола уже и след простыл.

Я через нее перегнулся, «студер» на ручник поставил и на землю спрыгнул. Снял пилотку — как это она не свалилась — провел по лбу — сухой. Надо же, думаю, даже вспотеть не успел. Ну, рыжая, ну кара небесная… Что ж мне с тобой делать-то?

— Чего сидишь? — говорю. — Вылезай.

Вылезла. Стала передо мной по полустойке «смирно» и в землю уставилась, кончики сапог изучает. Я ее за подбородок взял, поднял — глаза сухие, слез и соплей не видать. Спасибо и на том.

— Я тебе, — спрашиваю, — руль поворачивать разрешал?

— Нет.

— Тогда какого черта, — кричу, — ты сама поворачивать начала?! Порулить захотелось?!

Молчит. Я было для нового вопля пасть разинул, но опомнился. Что ж ты, думаю, Малахов, делаешь? Тоже мне, нашел на кого орать — на девчонку несмышленую. Сколько раз на тебя вот так орали — и лично, и в строю? И что ты в таких случаях думал? Правильно, много ума на это не надо, была бы пасть поздоровее. Ты бы лучше, Малахов, с капитана пример брал, у него тоже голос был — дай боже, но только страшней всего было, когда он еще спокойнее, чем обычно, говорить принимался. Вот тогда — во-оздух!

— Ладно, — уже нормальным тоном говорю, — ты мне вот что скажи — когда ж это ты на педали нажимать научилась? Вчера, что ли?

— Ага, — и носом шмыгает. — Я вчера весь день за тобой наблюдала.

— Оно и видно, — говорю. — И газ, и сцепление в пол втоптала. Да и я хорош — забыл рычаг на нейтралку поставить. Ну а что, попросить лишний раз показать — дворянская гордость не позволяла? Или сословная спесь? А?

— Я думала, все просто, — и опять шмыгает. — А ты бы показал?

— Просто, — говорю, — только простейшие размножаются. А показал, не показал — какая сейчас разница. Ты мне лучше скажи, кто вола ловить будет?

Кара наконец перестала носом дергать и даже улыбнуться попыталась.

— Могу я.

— Не надо. А то мне представить страшно, кого такая охотница поймать может. Наловишь еще роту «тигров» да взвод «пантер» — чем я их долбать буду? Из «ТТ»?

— А… а что же мне делать?

— Сейчас, — говорю, — ты сядешь рядом со мной в полуторку и всю дорогу до замка будешь внимательно наблюдать, как я на педали нажимаю. Потому что за руль «студера» я тебя посажу.

Ага. Только на педали нажимать не позволю. Я-то еще пожить хочу. В отличие от некоторых присутствующих.

— В самом деле?

— В самом, в самом. А по возвращении в замок — три наряда вне очереди.

— А наряды — это что?

— Котлы будешь на кухне драить, — шиплю. — Или навоз на конюшне разгребать. В этой своей «боевой» форме. Что грязнее, то и делать будешь? Ясно?

— Вершейн, — отвечает. — С радостью.

— Можно и без радости, — говорю. — Но от — и до.

Ладно. Отправил я погонщиков за дезертировавшим трактором гоняться, а сам с рыжей на полуторке поехал. Дорога, конечно, та еще, пару раз думал — точно застряну. Пронесло.

Кое-как доехали. Поставил я машину около конюшни — надо будет, думаю, навес тут какой-нибудь соорудить, — мобилизовал местного гаврика, чтобы любопытных отгонял. Хотел было еще десяток на разгрузку запрячь, но не решился. Ну их к лешему, уронят еще ящик не тем концом, будет потом работа — уцелевших из-под развалин замка выкапывать. Нет уж, лучше я процесс разгрузки лично проконтролирую.

— Ну что, — говорю, — выводи, не-рядовая, своего гнедого.

— Это еще зачем?

— А ты что, обратно ко второй машине собралась пешком топать?

— Мой конь, — заявляет, — не потерпит на своей спине никого, кроме меня.

— Ну один-то раз, — говорю, — он меня уже потерпел. Так что и от второго раза тоже копыта не откинет. Это во-первых. А во-вторых… Ты мне приказы будешь обсуждать? А ну, на-лево, кр-ругом и в конюшню.

Рыжая глазами сверкнула, четко так развернулась — через правое плечо, правда, — и зашагала.

Я пока вокруг полуторки походил, прикинул, куда сгружать буду. Эх, вот бы все-таки пушку к этим снарядам!

Ну да. Странно даже, Малахов, вроде бы советский человек, комсомолец, а жадности в тебе — как у натурального буржуя. Полтора дня назад с одним ножом сюда шлепнулся, и ничего. А нынче вон какое богатство огреб — и все равно мало. И того нет, и этого нет. Сейчас тебе, Малахов, автомата не хватает, а добудешь автомат — ручной пулемет понадобится, винтовка снайперская. А потом и вовсе танковый взвод с экипажами и звено штурмовиков для поддержки с воздуха. А побеждать, между прочим, Малахов, надо не числом, а умением.

Прочитал я себе эту лекцию в рамках поднятия уровня самокритики, повернулся — а рыжая уже коняку своего из конюшни выводит. И опять, как в прошлый раз, тварь эта гнедая очень подозрительно на меня косится.

Я по карманам похлопал, кусок сахара добыл.

— Эй, кавалерия, — зову, — сахар хочешь?

Конь на сахар искоса взглянул, на Кару обернулся, ноздрями похлопал — хочется, — осторожно так к руке потянулся и схрумкал.

Я его за морду обнял, вроде бы глажу, а сам ему на ухо шепчу:

— Если тут даже «Доджи» человека понимают, то ты, зверюга, меня точно поймешь. Будешь из себя аристократа строить — схлопочешь между глаз. У меня с саботажниками разговор короткий.