- Запомни! – ещё раз напомнил ей начальник математического отдела. – Реперная точка, откуда мы будем тебя забирать – телефонная будка у здания, фотографии которого я тебе показывал.

- Да помню я, помню! – отмахнулась Мария. Разве может она забыть об этой последней ниточке, которая будет связывать её с её временем?

Ковалёва о точном времени начала операции не предупредили, но он догадался сам по тому, как мигнуло освещение в машинном зале. Такой провал питания мог произойти только из-за работы установки по перемещению во времени. На работе ЭВМ это не сказалось – мотор-генераторы сгладили непродолжительную просадку напряжения.

- С богом! – прошептал Ковалёв, хоть и был атеистом.

Глава 4

1

Свет! Яркий солнечный свет! И холод. Почему так холодно? Мария приоткрыла глаза – солнце тут же ослепило. С трудом повернулась на бок – всё тело свело от холода. Где она? Какие-то кусты, листва густая – значит, сейчас лето. Он должна была переместиться на 25 лет вперёд. Значит, сейчас 1993 год. И всё же – почему так холодно? Она снова приоткрыла глаза. Вот так дела! Она лежит в мокрой от утренней росы траве совершенно голой. Получается, пространственно-временной переход её одежду не пропустил. Что же теперь делать?

Она поднялась из мокрой травы и огляделась. Солнце поднималось над лесом, а она стояла посреди поля, заросшего травой. Кругом безлюдно, не видно ни домов, ничего, что говорит о присутствии человека. Странно! Или её закинуло в какую-то безлюдную местность? Надо что-то придумать с одеждой. Она пошла по полю в сторону от леса, чтобы на ходу хоть чуть-чуть согреться. Привыкшие к обуви ноги болели от колючей травы, но из-за холода она этого не чувствовала.

Впереди показалась небольшая низинка, а в ней – что-то большое и белое. Мария пригляделась – какая-то ткань! Наверное, это палатка или шатёр. И это можно использовать в качестве одежды. Она заторопилась, не обращая внимания на режущую босые ноги осоку. Вот она подошла ближе. Белая лёгкая ткань колыхалась на лёгком утреннем ветерке, но не улетала. Мария потянула за край – похоже на шёлк. С другого края ткани в заросли травы тянулись верёвки. Это же парашют! Мария обошла его и потянула за стропы – там что-то тяжёлое. Раздвинув высокую траву, она вскрикнула – человек! В военной форме, сапогах, лётном шлеме. И неподвижен. Она наклонилась над ним и потрогала его руку. Мертвенный холод тела заставил её вскрикнуть снова. Она сняла с лица трупа защитные очки – в утреннее небо неподвижно глядели голубые девичьи глаза. Из-под лётного шлема выбивались локоны светлых волос.

Что здесь произошло? В газетах обещали коммунизм к 1980-му году. А это должен быть 1993-й. А люди умирают, как и прежде. Но так не должно быть! Вдалеке послышался гул самолёта. Мария прислушалась – винтовой. Наверное, «кукурузник» сельхозавиации. Она вскочила и стала подниматься на пригорок. Точно – самолёт! И лётчик её заметил – развернулся в её сторону и стал снижаться.

- Я здесь! – она замахала руками, забыв, что она голая. Самолёт с рёвом пронёсся прямо над головой. Но что это? На его крыльях кресты, а на хвосте… Свастика! Мария замерла в растерянности. А самолёт уже развернулся и снова летел на неё. Раздался треск, на передней кромке крыльев сверкнули огоньки, и с боков на неё полетели клочки травы и комья земли. Пулемётные очереди прошли справа и слева.

Она бросилась бежать. Но куда? Её светлое тело на фоне зелёной травы для лётчика как на ладони. А самолёт уже разворачивался для следующего захода. Она оглянулась по сторонам – с другой стороны пригорка виднелись заросли осоки и камыша. Скорее туда! Время спрессовалось, остался только гул приближающегося самолёта. Быстрее, быстрее! Разрезая в кровь руки осокой, она влетела в заросли камыша и плюхнулась в болотистую воду. Над головой прогрохотал самолёт с крестами, но пулемётные очереди прошли стороной.

Она приподняла голову над водой, откинула с лица мокрые волосы, прислушалась. Самолёт гудел где-то вдалеке. Нет, это не 1993-й год! Хотя бы потому, что в будущем самолёты должны быть реактивными. Она снова вслушалась – стрекотали кузнечики, в вышине пели птицы, гула самолёта не было слышно. Выбравшись из болотца, она вернулась к мёртвой лётчице. Чуть постояв в нерешительности, она наклонилась и расстегнула нагрудный карман её гимнастёрки. Солдатская книжка, комсомольский билет, вырезанный из газеты портрет бравого лётчика со звездой Героя на груди… Дата? Она перевернула газетную вырезку – 6 июня 1943 года! Но газета уже потёрта, и трава на поле высокая и жёсткая – значит, как минимум середина лета. Лета 43-го года!

Но почему? И тут её осенило – она из 1968 года. Они хотели отправить её на 25 лет вперёд – в 1993 год. А она попала в 1943-й – на 25 лет назад. Перепутали плюс с минусом! Математики, мать их разтак! И тут ледяная рука ужаса сжала её сердце. Реперная точка! Чтобы вернуть домой, её будут ждать в 1993 году в реперной точке. Ну точка-то никуда не денется, но до 93-го года ещё полвека. Или по-простому – она не вернётся домой никогда! Несколько минут она сидела, уставившись в одну точку, и даже не чувствовала холода.

Но потом окружающая реальность напомнила о себе – холодом и голодом. Что теперь делать? Не сидеть же голой посередине поля. Она ещё раз глянула на мёртвую лётчицу и развернула её солдатскую книжку – Климова Мария Тимофеевна, 1923 года рождения, воздушный стрелок. Тёзка. Маленькая фотография. Чем-то похожа на неё. Мария ещё раз глянула в её лицо, и стала расстёгивать пуговицы гимнастёрки.

Сапоги снять не удалось, пришлось их разрезать ножом-стропорезом, который висел у мёртвой лётчицы на поясе. Форма оказалась по размеру, но вся спина гимнастёрки была в крови – девушку ранило в спину. Белье Мария снять с мёртвой не решилась. Она подтянула солдатские шаровары, подпоясалась ремнём, ещё раз глянула на тело девушки. Нет, она не может её так бросить! Копать пришлось ножом и руками, на это ушло несколько часов. Молча постояла у небольшого холмика и пошла через поле – на восток, к своим.

2

Пыль просёлочной дороги мягко щекотала порезанные осокой ноги. Она шла уже несколько часов, стараясь обходить деревни. Конечно, рано или поздно ей придётся пройти проверку, но самой лезть на рожон не стоит. Вдалеке на обочине стояла грузовая машина и несколько солдат. Сходить с дороги было поздно – уже заметили. Мария глубоко вздохнула и шагнула навстречу судьбе.

Солдаты с любопытством глядели на приближающуюся девушку. Когда она подошла, один из них скомандовал:

- Стой! Проверка документов!

Стараясь не выдать волнение, Мария протянула солдатскую книжку убитой лётчицы.

- Почему в таком виде? – строго спросил патрульный.

- Мой самолёт сбили, я выпрыгнула с парашютом, при приземлении потеряла сознание, - она произнесла слова, которые обдумывала последние несколько часов.

Патрульные, держа в руках документы, задал следующий вопрос:

- Где находится ваша часть?

Мария замешкалась. Где может находиться авиачасть? Да где угодно! Она даже не знала, на каком самолёте летала эта девушка. В это время второй солдат, неторопливо зайдя сбоку, воскликнул:

- Ничего себе!

- Что там у тебя? – недовольно спросил старший.

- У неё вся спина в крови!

- Вы ранены? – уставился на неё патрульный.

- Нет, это кровь моей подруги. Я просто ударилась головой при приземлении.

- А где же подруга?

- Там осталась. Я похоронила её там, на поле.

- Голодная? – патрульный торопливо сунул ей документы и окликнул товарища. – Что у нас из еды есть? И посмотри что-нибудь из обмундирования.

Гимнастёрка, которую ей дали солдаты, оказалась велика, но зато целая и чистая. Солдатское бельё смутило, но выбора не было. К счастью, нашлись сапоги подходящего размера. Солдаты сочувственно глядели, как она жадно ест.

- Давно идёшь-то?

- С утра, - прожевав, ответила Мария.

- Как добираться будешь?

- Как-нибудь.

- Может, подождёшь, когда мы сменимся, подвезём до города.

- Спасибо, ребята, я сама.

- Вот, возьми на дорогу, - солдат протянул ей вещмешок. – Будь здорова, авиация!

- Будем жить, пехота!

Она зашагала дальше. Солнце уже клонилось к вечеру, надо подумать и о ночлеге. Придётся как-то устраиваться в городе, солдаты сказали – он недалеко, и объяснили, как найти комендатуру. И действительно, не успело ещё зайти солнце, как показались домики небольшого городка. В комендатуре помогли устроиться на ночлег, и пообещали связаться с её частью. Несмотря на усталость, Мария долго не могла заснуть. Это перед незнакомыми людьми она может выдавать себя за другую, пользуясь внешним сходством, а в части её моментально раскусят, и не помогут истории про неудачное приземление. А в военное время разговор короткий – к стенке!

Её не покидало ощущение нереальности происходящего. Ещё утром она была в подземной лаборатории под Москвой, и вдруг оказалась на войне. А главное-то – она что, просилась именно сюда?! Ей обещали коммунизм и мир во всём мире, а тут… Нет, она так не договаривалась! Только теперь что делать – попросить, чтобы забрали назад? Она бы попросилась, вот только у кого?!

Утром она снова зашла в комендатуру.

- Ну как, получилось связаться? – она втайне рассчитывала на отрицательный ответ.

- Пробуем, - ответил помощник коменданта. – До вашего Киржача не дозвонишься.

«Ага», - сообразила Мария, - «мой полк находится в Киржаче, кажется, это где-то недалеко от Москвы».

- Да ты не жди, езжай. Быстрее сама доберёшься, чем связь заработает. Значит, смотри – сейчас на паром через речку, потом через пару километров будет станция. Там сядешь на поезд до Москвы, а дальше сама разберёшься. Вот тебе продаттестат и проездные документы.

- Спасибо, - облегчённо вздохнула Мария. Выйдя из комендатуры, она стала разглядывать бумаги. Вот чёрт, место назначения – Киржач! Если она поедет ещё куда-нибудь – у первого же патруля возникнут вопросы. Придётся возвращаться в часть. Можно, конечно, попытаться удрать куда-нибудь в тыл, и там затеряться, но в военное время все кривые дорожки ведут в трибунал, а там шутить не будут. Но это не её война, она родилась уже в 44-м. А отец, не дождавшись её рождения, погиб. Отдал долг Родине и за неё.