Хлопнули газетные крылья. Иван Никифорович брезгливо поморщился. Альберт прирос к стулу.

— Ворюга!. Подифор Савельевич Дудилов, полнокровный седовласый мужчина с изможденным лицом отставного военного навис над Альбертом. Альберт умоляюще посмотрел на Ивана Никифоровича. Тот демонстративно закрыл глаза.

— Папа, я могу все объяснить — сохраняя спокойствие начал Альберт.

— Объяснить мне — кулак Подифора Савельевича сжался. Это был плохой знак для Альберта.

— Где мои деньги, гаденыш. Отвечай! Я ж тебя как облупленного… На девок потратил! — озаренный догадкой, Подифор Савельевич обежал стол и намотал галстук Альберта на кулак.

— На девок? — в бешенной злобе хрипел Дудилов — На девок? Отвечай когда спрашиваю.

— Папа, папа — воздух из Альберта вырывался, как из спущенной шины со свистом.

— На девок?

— Папа, как вы могли подумать Я… Серафиму — Альберт пытался ослабить галстучную удавку.

— Гляди Альберт, узнаю чего. Прибью. — Подифор Савельевич начал отходить — Я тебя зачем взял обормота такого? Чтобы ты деньги мои воровал?… Где внуки? Наследники где? Опора. Сколько лет живете.

— У Серафимы своей спросите — попробовал огрызнуться Альберт.

— Ты Серафиму не трожь. У нас в роду все мужики по этому делу здоровущие были. — Подифор Савельевич понял, что сморозил некую двусмысленность, и стал мягче — Вот о чем тебе думать надо. А ты..

— Внуков вам? — справедливая обида звучала в голосе Альберта — а мне что делать. Что сын или дочь скажут, когда увидят, как отец их живет. Зять Дудилова, а посмотрите на чем я езжу, на что живу. Все жена дает. А мне между прочим… я между прочим.

— Не начинай — повел головой Подифор Савельевич. Альберт почувствовал слабину.

— Взрослый человек и требую к себе уважения. Пусть я не устраиваю вас как многогранная личность, то пусть хотя бы как отец ваших будущих внуков.

— То-то что будущих.

— Запланированных.

— Ты не ерничай — отозвался Дудилов. — Так решим. С кур я тебя снимаю, посмей только вякнуть. Хоть и Серафима, но дело важнее. Будешь заниматься Дедами Морозами. Иван Никифорович идейку к празднику подкинул. Там заместитель твой человек прямой, без предрассудков, по 7б из армии комиссованный. Он тебя сразу приструнит, особо не разгуляешься. С девками на первый раз прощаю. Но гляди — твердым, как палка, пальцем погрозил Дудилов Альберту — Понял? Не слышу.

— Премного благодарен — испуганно ответил Альберт.

— А раз так — заорал внезапно Дудилов — марш к Серафиме и делом заниматься, делом.

Альберт вскочил и бросился к выходу.

— И что вы от него не избавитесь — спросил Иван Никифорович. — Ведь подлец.

— Эх, Иван Никифорович, Иван Никифорович. Слабо, слабо сказано. Если б не Серафима. Ух я бы его… — мстительно сжал губы Подифор Савельевич.

— Хвати об этом. Что турки, Иван Никифорович?

— Отель сказка. Четыре звезды. Колоссальное было бы приобретение.

— Есть смысл — недоверчиво спросил Дудилов.

— Огромный. Гостиничный бизнес у нас жила не разработанная, а тут само в руки плывет. Самое время перехватить.

— Зачем же дело стало. Покупайте.

— Не все так просто.

— Что?

— Иван Никифорович неопределенно взмахнул рукой.

— Деньги? Вы пугаете меня Иван Никифорович. Разве у нас нет денег?

— Конечно, есть. Наше положение стабильно как никогда.

— И?

— Счета заграничные. Тут праздники. Пока переведем. А у них на начало января встреча с питерскими запланирована.

— Дело действительно выгодное.

— Это то, о чем мы так долго мечтали. Новые горизонты. Это долгожданный прорыв, Подифор Савельевич.

— Звоните. Я достану деньги. Звоните. — твердо сказал Дудилов.

С утра день не вытанцовывался. Солнце вспыхивало как намокшая серная спичка. Затягивалось плотным пиротехническим дымом и гасло, попав в плен к брюхатым снегом тучам. Положение спас ветер. Гуляка, как и положено, поднялся после десяти. Долго не мог прийти в себя, то набирал силу, то в изнеможении падал и затихал.

— Давай бродяга, давай — кричал ветру Антон — Покажи им.

Словно раззадоренный криками ветер поднатужился:(закипели снежные змейки на тротуарах, прохожие подались вперед, хлопнули забытые двери) и пошел гонять грозных кумушек.

— Так им — вопил Антон — Бей обывателя.

Тучи ругались, бросались пригорошнями ледышек, но что могли они поделать с расхистанной рубашкой? С курчавой буйной головушкой? С песнью кабацкой, гудевшей в проводах на станции? И тучи бежали. Ветер мчался за ними, чтобы добить, чтобы полностью очистить небесный предел от края до края.

— Ты брат мне. Брат названный — говорил Антон — Круши их в песи. Руби в хузары!

После ветра умчавшегося вслед за тучами, сразу посвежело.

— Такой вид, Петр стоит доброй закуски. — Фиалка спрыгнул с низкого парапета вокзальной крыши и отхлебнул из алюминиевой фляги с выпуклым орлом. Запеканкин посмотрел вниз на вокзальный пятачок. Отсюда он виделся крошечным и игрушечным. Автомобильное стадо, сбившееся в кучу на платной стоянке, омывали асфальтовые ручьи. По ним бежали, красочные, словно в конфетной обертке, автобусы. Они останавливались у плексигласового колпака остановки с ядовитыми зелеными скамейками, быстро опорожнялись и снова, под завязку, набивали свое вечно голодное нутро. Справа за редкими деревьями слышалось нездешнее, пахнущее соломой, дыхание зоопарка. У придавленных многоэтажной глыбой магазина спорттоваров и парикмахерской стояла принаряженная и скудная елка. Слева границей обзора был продуктовый магазин со стеклянными стенами и юркими бабушками с богатыми полами. Вдруг Петру показалось, что он с легкостью мог бы взять этот пейзаж, скатать в шарик и положить себе в карман на память.

— Согласен с тобой, Антоша — сказал Запеканкин Фиалке — Это удивительно.

— Понял наконец. А еще отказывался.

Они очутились на вокзальной крыше, потому что Антон все хотел рассмотреть подробно.

— Я же не знаю, Петр, в надежные ли руки я тебя отдаю.

— Ты все преувеличиваешь, Антоша — поспешил признаться Запеканкин. Ведь я даже не знаю этой девушки. И она меня тоже.

— Петр, скажи мне когда это кончится? — спросил тогда Фиалка.

— Что, Антоша?

— Когда ты наконец возьмешь в руки дрын и погонишься за своей жар-птицей, валтузя ее во все бока. Ты же охотник, Петр, ты же мужчина. Добыча, запомни это, так просто в руки не дается.

— А зачем мне мертвая жар-птица? — спросил Запеканкин.

— Как зачем? — задумался Антон. — Не знаю. Сделаешь чучело, повесишь на стену и будешь гордиться. Зачем? Честно, даже не знаю. Все так делают. Чтобы поймать удачу, в нее сначала нужно выстрелить и убить.

— Нет, Антоша — подумав, сказал Запеканкин — Мне такая удача ни к чему. Пусть уж лучше так. Буду ждать.

— Ты мне, Петр, это брось. Что за настроения в гвардейском полку? Стучи в барабаны, труби наступление в трубы!

Дальше спорить с Фиалкой Запеканкин не решился. Ночь, проведенная в келье, оставила свой след. Они прокрались на крышу незаметно, как тати, по пожарной лестнице у багажного отделения. Взору открылось снежное плато с невысокой грядой вентиляционных труб и телевизионной мачтой. В оттаявших проталинах с рубероидным дном Запеканкин обнаружил картонный ящик. Пока Антон разговаривал с ветром, Запеканкин, укрывшись за парапетом, разорвал ящик и приспособил разорванные полосы под сиденья.

— Ловко — одобрил Антон.

Антон коленями встал на быстро набухающий картон и достал, отделанный перламутром театральный бинокль. Бинокль нацелился на автобусную остановку.

— Итак, какая тут твоя. Погоди, дай, угадаю.

Фиалкой овладел азарт.

— Сейчас, сейчас мы ее. Замарашка или богиня? Зная тебя, Запеканкин, я уверен, что не ошибусь, если скажу, что это? Это? Хм — сказал Антон, смахивая бинокль с лица, как назойливую муху. — Зная тебя Запеканкин, мне трудно выбрать. Тебе подходят и та и другая. Но мы не ищем легких путей, поэтому будем думать.