Он то краснел, то бледнел, нервничал, теребил смешной хохолок на лбу и уходил с эстрады, осыпанный трескучими аплодисментами…»
Первый же год адвокатской практики, как это ни парадоксально, еще глубже связал Собинова с музыкальными кругами Москвы. В среде московских юристов он познакомился с семьей Керзиных, по инициативе которых в Москве был создан Кружок любителей русской музыки, или, как его чаше называли, «Керзинский кружок».
Этот кружок явился одним из проявлений того общественного интереса к национальной музыкальной школе, который пробуждается в передовых кругах русского общества в девяностые годы. Кружок Керзиных ставил своей целью изучение и пропаганду произведений русских композиторов. Попутно вырастала задача улучшить концертный репертуар, освободить концертные программы от запетых романсов, второстепенных французских и итальянских авторов.
Аркадий Михайлович Керзин, присяжный поверенный, и жена его Мария Семеновна, талантливая музыкантша, были людьми высокой культуры и страстными поклонниками русского искусства.
Первые концерты Кружка любителей русской музыки проходили в скромной домашней обстановке, на квартире у одного из друзей семьи Керзиных. На них присутствовало не более двадцати-тридцати слушателей. Но популярность этих музыкальных собраний так быстро возрастала, что очень скоро концерты кружка пришлось перенести в концертный зал Славянского базара, затем в зал офицерского собрания в Кремле, и, наконец, в зал Благородного собрания.
М. С. Керзина.
Быстрому признанию концертов «Керзинского кружка» содействовали пробудившийся общественный интерес к русской музыке, а также превосходное исполнение: на призыв Керзиных принять участие в пропаганде произведений русской музыки горячо откликнулись лучшие артистические силы музыкальной Москвы.
В концертных программах почетное место занимали произведения Глинки и Даргомыжского. Большое внимание уделялось «кучкистам» — Балакиреву, Мусоргскому, Бородину, Римскому-Корсакову, Кюи, творчеству Чайковского. Часто включались в программы сочинения начинающих композиторов: многие романсы Рахманинова, Аренского, Гречанинова, Калинникова, Глиэра, Василенко впервые прозвучали в керзинских концертах.
Собинов, познакомившись с Керзиными в самом начале деятельности кружка, становится постоянным и едва ли не самым популярным исполнителем. Его первое выступление в керзинском концерте состоялось — 11 ноября 1896 года. Он пел романсы: «Финский залив» Глинки, «Вчера меня ласкало счастье» Кюи, «Чаруй» Даргомыжского, «Меня усыпили» Давыдова. Почти ни одно из последующих собраний «Керзинского кружка» не обходилось без Собинова.
Для молодого певца участие в творческой работе «Керзинского кружка» оказалось чрезвычайно плодотворно. Внимательное изучение сокровищ русской камерной музыкальной литературы, концертное пение, близкое общение с превосходными певцами, музыкантами, композиторами содействовало его формированию как певца и артиста. Тонкий вкус, верное музыкальное чутье безошибочно подсказывали ему правильное истолкование произведений. Он создал традицию исполнения многих романсов Глинки, Даргомыжского, Чайковского, Рахманинова, Аренского.
Уже в те годы Собинов считался непревзойденным исполнителем одного из совершеннейших романсов Глинки «Финский залив».
Л. М. Керзин.
Чутьем большого художника Собинов сумел уловить и тонко передать в этом романсе глинковский стиль, особенности русской музыки. Певцу удалось найти те единственные краски, которые удивительно тонко передавали поэтический смысл романса — атмосферу дорогих сердцу композитора воспоминаний. Как никто, Собинов в совершенстве передавал волнующий «скользящий по волнам» изгиб чудесной мелодии «Финского залива». Попятно, чтобы слушатель зримо почувствовал всю красоту этой картины, надо было обладать совершенной вокальной техникой.
Из романсов Даргомыжского Собинов особенно любил «Свадьбу» («Нас венчали не в церкви»).
Именно на репертуаре русской камерной музыки росло и развивалось артистическое дарование Собинова.
Русские романсы, которые, как правило, создавались композиторами на тексты лучших русских поэтов, воспитали в Собинове особое внимание к слову, к содержанию произведения, ясную и четкую дикцию. Забегая несколько вперед, скажем, что Собинов высоко ценил русскую романсовую литературу. Он не раз говорил, что больше всего ей он обязан своим музыкальным развитием: «Я того мнения, что только на русских романсах можно развить музыкальную фразу. В них музыкальное изложение и текст идут рука об руку». Работа над романсовой лирикой русских композиторов подготовила молодого артиста к одной из лучших его партий — партии Владимира Ленского.
Лирика Чайковского, наиболее соответствовавшая голосу и артистической индивидуальности Собинова, нашла в нем проникновенного истолкователя. Романсы «Средь шумного бала» и «Погоди», после того как их исполнил Собинов, приобрели широчайшую популярность. Как тонко передавал артист настроение мечтательной грусти в романсе «Средь шумного бала»!
Программа концерта кружка Керзиных.
К настроению светлой грусти и ожидания чего-то необыкновенного, которым проникнут этот романс, удивительно подходил самый тембр голоса Собинова, светлый и теплый. Мягкие округлые очертания музыкальных фраз мелодии, волнообразно вздымающихся вверх, оттеняя основное ударение слова или фразы, словно реяли в воздухе, влекомые кружащимся ритмом нежного вальса. Что было особенно удивительно в исполнении Собинова — это найденная им внутренняя гармония между текстом и музыкальной фразой.
Эта первая фраза звучала у Собинова так естественно и задушевно, как если бы он поверял другу что-то очень дорогое или погружался в воспоминания о счастливом прошлом. И вместе с тем исполнение артиста ни на мгновенье не переставало быть тем, что мы называем пением.
Он пел:
И всем казалось, что они вместе с певцом видят перед собой поэтичный образ незнакомки.
Заключительные слова романса: «Люблю ли тебя, я не знаю, но кажется мне, что люблю!» — в исполнении Собинова были полны такой искренней молодой радости, что слушатель верил: пришла любовь, пришло счастье!..
А вот другой романс — «Погоди». Один из современников Собинова, неоднократно слышавший певца в концертах, так описывает исполнение Собиновым этого романса:
«Благодаря тесситуре романс «Погоди» звучал с исключительной натуральностью. Неограниченная ничем свобода звучания позволяла певцу достигать потрясающей выразительности. В смысловой кульминации романса, на словах «Милый друг, это жизнь, а не грезы», в голосе Собинова звучало глубокое преклонение перед красотой жизни. Певец легко мог скатиться атипичному «теноровому» бездушному вокализированию! Исключительно удобен для голоса ход по терции к высокой ноте. Указанное Чайковским общее рiаnо[3] и далее рiаnissimо на высокой ноте создают чисто физиологическое искушение (это могут понять только певцы!) во что бы то ни стало филировать[4] высокий звук и заставить его замереть до полного пианиссимо.
В романсе «Погоди», как, впрочем, и всюду, Собинов проявлял целомудренную строгость в соблюдении сделанных автором ритмических и динамических указаний. Собинов никогда не позволял себе ради чисто вокальных эффектов нарушать ритмический рисунок, пойти вразрез со смыслом, стилем и эстетикой[5].