Он долго глядел на меня, потом медленно кивнул.

— Но ничего этого не произойдёт, если вы будете держать язык за зубами и оставите в покое Кэти. Тогда я больше не буду досаждать вам; попляшу на вашей свадьбе — с кем угодно, кроме неё, — произнесу прочувствованный тост за новобрачную, а в придачу преподнесу щедрый подарок.

Мы ещё немного походили вокруг да около, но в конце концов он согласился — с глубочайшим негодованием и отвращением, — Эдгар Линтон согласился на мои условия.

Дальше события развивались стремительно, хотя казалось, что время ползёт умопомрачительно медленно. Каждую минуту я ожидал услышать звуки приближающихся экипажей. Линтон неподвижно обмяк в углу, пока я уничтожил свидетельство того, что произошло здесь за последний час. Потом, встряхнув его, чтобы он переписал некий документ, я запер дверь кладовой — на время, пока схожу в дом за его вещами. Это было самое уязвимое место моего плана — я рисковал столкнуться с миссис Фэйрфакс и с необходимостью отвечать на её вопросы, что было бы совсем некстати, но, по счастью, этого не произошло.

Когда со своей ношей я вернулся к конюшне, Вельзевул ждал снаружи, клубы пара поднимались над его спиной, поливаемой дождем. Он ещё не остыл от бега, но вместо того, чтобы вытереть коня, я запряг его и ещё одну лошадь в небольшой крытый экипаж. Посадил туда Линтона, погрузил вещи и отправился под слабеющим дождем в Милкот. К тому времени Линтон так ослаб и был настолько одурманен, что мне пришлось править одной рукой — другая была занята — я поддерживал его. О, я был очень предупредителен к твоему красавчику Эдгару, Кэти.

Мы прибыли как раз вовремя — к ночному дилижансу, отправляющемуся в Лидс. Я посадил туда Линтона, сказал пару слов вознице. Панибратски похлопав его по плечу, я объяснил, что молчаливого бледного молодого джентльмена, которого я только что укутал попоной, постигло глубокое разочарование в любви, что он не в себе от горя, и к тому же пьян. Возница, кивнув, подмигнул мне и обещал позаботиться о бедняге; завтра утром из Лидса он отправит его в Гиммертон.

На обратном пути я расслабился и дал лошадям самим привезти меня в Торнфилд. Буря ушла на запад, к морю; и хотя мне казалось, что прошла целая вечность, в действительности ещё только начинался вечер — в чистой синеве неба на востоке, у горизонта, вставала одинокая звезда. От умытой дождем травы поднимался запах свежести. Я откинул верх экипажа, ветерок коснулся моего лба, а с дерева на меня обрушился каскад прохладной дождевой воды. Оставалось выполнить ещё две задачи. И я стал обдумывать, как к ним подступиться.

Как я и предполагал, Торнфилд был охвачен паникой. По лужайке сновали люди с факелами. Окна верхнего и нижнего этажей ярко светились. Не успел мой экипаж доехать до дома, мистер Эр, а с ним и миссис Дэнт выбежали во двор мне навстречу. За ними ковылял полковник. Я спрыгнул с подножки, слуга перехватил поводья.

— Ну, — начал мистер Эр, — а что же вы сделали с молодым Линтоном? Полагаю, отвезли к врачу в Милкот?

— О, скажите, что он жив! — вцепившись мне в плечо, вскричала миссис Дэнт. — Если с ним несчастье, в жизни себе не прощу!

— Не пугайтесь, с ним всё в порядке, — поклонившись, торопливо ответил я. — Вот, мадам, он передал для вас письмо. (Что было чистой правдой, хотя письмо это было написано под мою диктовку.) — Я протянул миссис Дэнт листок, но полковник, опередив её, выхватил письмо у неё из рук, но тут же с ворчанием отдал обратно — вспомнил, что очки в платяном шкафу, а не у него на носу. Мистер Эр поманил одного из факельщиков, чтобы тот пролил свет на сие послание.

— Что такое — вот странно! — задыхаясь от волнения, воскликнула миссис Дэнт. — Он уехал домой!

— Домой! В Дэнт-хауз? — осведомился скептически её муж.

— Нет! Домой, в Гиммертон, на Мызу Скворцов!

— Ты что-то спутала! — повысил голос полковник. — Роберт, принеси мне очки!

— Ничего я не спутала, Гарольд! — Миссис Дэнт ткнула листок ему под нос. — На Мызу Скворцов, и никаких объяснений, только обстоятельства принуждают его покинуть нас, и он чрезвычайно сожалеет о своём внезапном отъезде. И подпись — с выражением глубочайшей привязанности.

— Ну, это ни в какие ворота не лезет. Это выше моего понимания, — вскипел полковник. — Летиция, я всё старался разубедить себя в том, что твой племянник полный болван, но теперь вижу, как глубоко ошибался. После такого оскорбления теперь я надеюсь, что он в самом деле болван. Если уж разум полностью отсутствует, значит, должно, по крайней мере, остаться место хоть для малейших понятий о чести!

При этих словах миссис Дэнт, закрыв лицо руками, бросилась в дом. Через освещённое окно я видел, как её окружили Ингрэмы, всячески выражая поддержку и выпытывая новости.

— Хитклиф, — обратился ко мне мистер Эр, — вы можете объяснить, что происходит? Вы отвезли Линтона к дилижансу. Что он вам сказал?

Я отвёл джентльменов в сторону, туда, где нас не услышали бы дамы, и, предупредив их, чтобы пересказывали то, что сейчас услышат, с осторожностью, поведал заготовленную мною историю. Я поступил с Линтоном благородно, Кэти; и к концу моего рассказа полковник Дэнт был вполне удовлетворён поведением племянника — никогда прежде не был он о нём столь высокого мнения.

Мистера Эра услышанное тоже устроило; всё это вполне согласовывалось с тем, чему он был свидетелем. Но когда полковник Дэнт отправился обратно в дом, посмеиваясь: «Должен же парень перебеситься», второй мой собеседник остался.

Мистер Эр поведал мне, что, приехав домой и не обнаружив Линтона, он пошёл в конюшню поговорить со мной. Двуколка стояла на месте, крытого экипажа не было; поэтому он предположил, что я повёз Линтона к врачу. Но сделанная в кладовой находка — а он обнаружил там флакон с эликсиром — заставила его в этом усомниться. Это открытие встревожило его — зачем, в самом деле, я дал его Линтону, если его состояние не внушало опасений? Но теперь выяснилось, что Линтон и не был ранен. Может быть, в присутствии Дэнтов я что-то утаил? Он ранен на самом деле? И я сам оказал ему помощь?

Я лихорадочно соображал, что сказать.

— Да, я дал ему эликсир, но скорее для поддержания духа, чем тела. Он, казалось, был страшно расстроен и тем не менее настаивал на отъезде. Я решил, что это подкрепит его.

Мистер Эр приободрился.

— Боюсь, ты зря это сделал. Это средство не так уж безопасно, иногда оно оказывает побочное действие. Применять его следует только против сильных болей. Как он выглядел, когда ты оставил его в дилижансе?

Я рассказал об отъезде Эдгара и об обещании возницы присмотреть за ним.

— Ну, ладно, пожалуй, всё нормально. На этот раз тебе повезло. — И без дальнейших комментариев мистер Эр взял меня за руку, и мы пошли в дом, но меня насторожил его взгляд — слишком встревоженный.

Перекинувшись парой слов с Джоном, я вышел из дома и отправился в конюшню. Теперь оставалось только дожидаться визита мисс Ингрэм.

Сняв пиджак, я улёгся на кровать. Лондонская газета, которую я держал в руках, была черна от слов, но хотя глаза мои пробегали по строчкам и колонкам вновь и вновь, я улавливал в них всё меньше смысла. Полночь уже миновала, и снова переменилась погода, заморосил дождик. Наконец в окно постучали. Я отворил дверь.

Она вошла, клубы тумана вились над огромным серым плащом. Коснувшись её плеча, я повернул её к себе, сполохи огня из очага осветили лицо. Озаренные лёгкой влажной дымкой щёки пылали. Я расстегнул крючок под воротником и приподнял плащ над её плечами. На ней был такой же, как вчера ночью, тонкий как паутинка белый пеньюар, только на этот раз поверх него — никакой накидки. Снимая с неё плащ, я воспользовался этим, чтобы прижать её к себе.

Сначала она отвернулась от поцелуя, но через минуту рассмеялась, положила руки мне на грудь и оттолкнула.

— Вы меня удивляете, мистер Хитклиф! Разве вам неизвестно, что, когда к вам приходит дама, положено повесить её плащ и предложить ей кресло?