Возьму на себя смелость утверждать, что мы, в общем-то, мало знали этого человека. Понимали, что он очень занят, старались не отвлекать по мелочам, ореол его славы иногда возводили в какую-то неприступную крепость, чем обижали его. Да что греха таить, в обращении с ним порой теряли простоту и естественность, чем, наверное, раздражали его. А он, увенчанный орденами различных государств, переживший триумфальную пальбу орудий и блеск почетных эскортов, шум ликующей толпы и рукопожатия чопорных монархов, смущенно признавался жене: «Знаешь, Валюта, я даже не предполагал, что будет такая встреча. Ну, слетаю, ну, вернусь... А чтоб так, не думал...»
Его жизнь проста, как тысячи других жизней: школьник, рабочий, летчик, муж, отец... Он был частицей нашей общей судьбы. А слова «гагаринский характер» стали ныне символом воли и бесстрашия, упорства и чистоты.
И еще одна страничка из воспоминаний руководителя первой группы космонавтов: «...Государственная комиссия вынесла решение — первым полетит в космос Гагарин... Мне довелось быть свидетелем незабываемой сцены, когда избраннику объявили это решение. Десятки глаз были устремлены на него. Он будто вначале не поверил: неужели в самом деле ему оказана такая честь, такое доверие? Но уже через секунду его лицо озарила счастливая улыбка. На лицах присутствующих тоже появились улыбки, теплые, участливые. Казалось, что вот сейчас кто-то из находившихся здесь седовласых ученых, конструкторов, врачей, инженеров, генералов и офицеров не сдержит чувств, подойдет к Гагарину, обнимет молодого космонавта и по-отечески напутственно скажет: «Лети, сынок. Благословляем...» Сдерживало всех одно: никому не хотелось показаться сентиментальным. Гагарин быстро собрался, принял стопку «смирно» и твердым голосом отчеканил:
— Спасибо за большое доверие. Задание будет выполнено». ...Незадолго до полета с ним беседовал один из руководителей подготовки космонавтов. Он интересовался всем, что связано с полетом, и, конечно же, моральным состоянием космонавта.
— Волнуетесь? Нервничаете? — участливо спросил он Юрия Алексеевича.
— Есть немного, — был ответ.
— А по вашему виду незаметно. Значит, прячете волнение там, — сказал беседующий, дотронувшись рукой до левого борта кителя.
— Держусь. Сумею справиться.
И он действительно справился. Перед стартом Гагарин признался Николаю Петровичу Каманину:
— Я, наверное, не совсем нормальный человек.
— Почему? — удивился генерал.
— Завтра полет, и какой полет, а я совсем не волнуюсь. Разве так можно?
— Это отлично, Юра! — улыбнулся генерал. — Рад за тебя...
Мне довелось читать стенограмму его переговоров с Землей, прослушивать лепты с магнитофонной записью. В те последние предстартовые минуты им овладело чувство полного, почти торжественного спокойствия. Он был сосредоточен. Готовил системы корабля к работе, выполнял команды руководителей старта, докладывал о сделанном.
«Заря» (позывной наземного комплекса). Минутная готовность...
«Кедр» (позывной Гагарина). Вас понял, минутная готовность. Занял исходное положение.
«Заря». Подъем!
«Кедр». Поехали!.. Все происходит нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое, все нормально.
«Заря». Машина идет хорошо.
«Кедр». Сброс головного обтекателя... Вижу Землю... Несколько растут перегрузки...
«Заря». Все штатно, все по программе...
«Кедр». Чувствую невесомость. Интересно. Все плавает. Плавает все. Красота! Интересно!.. Полет проходит чудесно... Нахожусь над Америкой...
Он стартовал в 9.07. В 9.52 корабль находился над Америкой. В 10.15 пролетал над Африкой. В 10.25 включилась тормозная двигательная установка.
«Кедр». Невесомость исчезла, нарастающие перегрузки прижали меня к креслу...
В 10.55 «Восток» и его пилот приземлились в Саратовской области.
Да, тысячу раз был прав академик С. П. Королев, когда сказал, что в решительные минуты жизнь находит наилучшего исполнителя своих замыслов.
...Он любил книги. Они хранились на стеллажах у пего дома, в шкафу его рабочего кабинета. На томике Гайдара надпись: «Моей дорогой Леночке в день рождения. Будь нужной людям, как Аркадий Петрович Гайдар». В томе Тургенева закладка и подчеркнутые строки: «Никто не может сказать про себя, есть ли у него талант и к чему именно, это должно созреть в человеке, как плод на дереве, по всякому, даже лишенному творческого дела, необходимо сосредоточиться и придать себе известное направление, а то непременно рассыплешься и не соберешь себя потом».
Он мыслил широко, по-государственному. В нем был талант. Разглядели его в Звездном. Академик Сергей Павлович Королев видел в Юрии счастливое сочетание природного мужества, аналитического ума, исключительного трудолюбия. «Если он получит надежное образование, — говорил он, — то мы услышим его имя среди самых громких имен ученых!»
Среди любимых книг хранил он и пожелтевшую вырезку из «Комсомолки». Крошечный кусочек газеты, всего несколько строк: «Когда говорят о подвиге, говорят о жизни. Жизнь — это все. Жизнь можно пить жадно, закрывая руками, дрожа над каждой каплей. И можно разом, щедро все отдать людям. Тогда рождается подвиг».
Помнится и другое. В Центре подготовки шли ночные полеты. Он сидел, запрокинув голову, и молчал. Погода портилась, и Юрий сказал: «Успеть бы еще один вылет сделать...»
«Успеть бы...» Сколько раз я слышал от него эти слова, произносимые с сожалением и обидой. И все-таки он успевал сделать многое. Успевал быть ходатаем по делам людей, искавших у него поддержки, успевал быть полпредом страны за рубежом, и любой дом на планете Земля был открыт для него... Успевал работать, учиться и готовиться ко второй встрече с космосом, участвовать в работе партийных съездов, выполнять свои депутатские обязанности, задания ЦК комсомола. Успевал замечать и открывать радостное в будничном и обычном.
А какой радостью было для него небо!.. «Только там, в полете, понимаешь, что такое небо... Да и земля тоже», — говорил он.
Как-то по радио передавали мелодии Пахмутовой. Среди других прозвучала и песня «На взлет»:
Летчик может не быть
космонавтом.
Космонавту нельзя
не летать!
— Вот в чем смысл нашей профессии, нашей работы, — сказал тогда Юрий. Сказал не ради красного словца. Это была внутренняя потребность человека, отдавшего всего себя любимому делу. Ведь космонавтика стала для него призванием, пусть второй, после авиации, но самой сильной любовью. Всю душу, все физические силы, весь свой темперамент вложил он в эту любовь.
Космос стал для него жизнью — трудной, беспокойной... Но другая ему была не нужна. В апреле 1967 года он вышел на старт первого «Союза» в качестве дублера Владимира Комарова.
В первую годовщину своего полета Юрий мечтательно говорил:
— Я вспоминаю сейчас степь, раскинувшуюся на километры. По ней я ехал стартовать в космос. Серебряная сигара ракеты, вонзившаяся в тревожную голубизну неба, была необыкновенно красива — красивее дворцов и кораблей, красивее мостов и всего, что было сделано ранее человеческими руками.
... Прошло около двух десятилетий с того дня, когда трагический, нелепый случай вырвал его из наших рядов. И вот уже в который раз люди планеты встречают космический праздник весны без него.