Она поднялась, положила в поясную сумку оберег.

– Кто это у тебя там? – полюбопытствовала челядинка, вытянув шею. – Прячешь постоянно.

Зарислава сжала суму.

«Говорить ли – нет?»

– Это родовой покровитель.

– Да? А из какого ты роду?

– Коли родилась на этой земле, стало быть, из русичей.

– Что же ты одна?

Зарислава мельком глянула на Верну.

«Чего бы ей так любопытствовать?»

– Мои родичи были вольными людьми, – заявила травница, и в это она накрепко верила. Да и волхва постоянно о том твердила.

Верна только рассеянно опустила ресницы. Зарислава не хотела её обидеть, да видно, задела. Она-то невольница получается, посыльная у Радмилы.

– Мои всю жизнь трудились задором, а мне надоело жить в глуши, – ответила челядинка с обидой и досадой в голосе, подняла глаза, в них так и блестела тоска.

– Сама, значит, поклонилась княжне в услужении?

Зарислава смотрела на неё с жалостью и не верила, что можно вот так просто покинуть родичей и земли свои, самовольно повесить ярмо на шею при живых-то родителях. Как бы хотелось знать Зариславе, чьи у неё глаза такие голубые – отцовы, или матушкины, а волосы? Может, в бабку. Да и нрав твёрдый и волевой в кого? Не узнать Зариславе о том никогда.

Будь Верна свободна, Пребран бы тогда, может быть, поглядел на неё иначе. Зарислава хотела сказать о том, но вовремя себя одёрнула – ещё вызовет ревность или, того хуже, ранит только сильнее. Что ж, раз она сама выбрала себе такую дорожку, пусть идёт. В конце концов, у каждого своя судьба и путь. Вот и на её душу пришлось испытание. Знать Славунья решила проверить да закрепить решение её. И невежественно сетовать на судьбу попусту да без причин. Желала стать жрицей, вот и получила с лихвой сложностей. Так что с достоинством да почтением должна пройти их.

– А мне и хорошо в Доловске, – сказала вдруг Верна, будто в оправдание, но сразу понурилась. – Сильная ты, Зарислава, смелая. И Боги покровительствуют тебе.

– И с чего ты это взяла?

– Да хотя бы взять Марибора. Пусть не князь, но достойный, – оправившись Верна взялась за своё – спросила: – Как же пир прошёл? Ты так и не рассказала.

К лицу Зариславы так и плеснул жар, когда вспомнила взгляд Марибора, от которого стыло в груди и жгло щёки. Что же, он мог и вправду обручье ей подарить? Если бы случилось такое, смогла бы отказать, отвергнуть? Видно и вправду Боги покровительствуют, раз так всё вышло, что не случилось того. Плохая затея была идти на княжеский пир.

– На славу пиры княжеские. Богатые, – только и ответила Зарислава.

– И что же Марибор? Удалось обмолвиться словечком? – не унималась Верна, подсаживаясь к краю лавки.

Зарислава только головой покачала, отводя взволнованный взор.

– Ты себя-то видела? Глаза как блестят, когда его вспоминаешь. Ты гляди, многие девицы дышат в сторону бастарда неровно. Млеют от одного его взгляда.

– А чего же тогда один всё?

– Так я и говорю, что много-то много, да только он чёрствый, Боги вестимо спутали и вместо сердца вложили в его грудь камень, – в глазах Верны насмешка появилась, но совсем не злая. – Вот я смотрю, чем ты так его притянула… неужели приворожила?

– Ещё чего, – фыркнула Зарислава, встрепенувшись.

«Как могло такое прийти в голову девке?»

– А что? Ты же травница. Ведь можешь? Слушай, – всколыхнулась Верна, видно решая вконец заговорить травницу да застыдить. – А может, Пребрана моего присушишь ко мне?

– Я травница, это верно, – отрезала Зарислава.

– Ну да, – успокоилась челядинка, оседая на лавку и разочарованно вздыхая. – Ты не дурна собой, а мужи любят, когда глазам приятно. А тебе что же, не приглянулся Марибор Славерович? Чего так нос задираешь?

– Я же сказала, что у меня есть жених, – резко ответила Зарислава, выходя из себя. Право, надоели такие разговоры.

– Коли есть, тогда собери волосы в косу, а то не дождётся любый твой своей невесты, – отозвалась Верна, и в голосе её прозвучала серьёзность.

Зарислава коснулась волос своих. Что ж, Верна права, она не у себя в Ялыни, где у людей иные обычаи. Коли в этом наваждение, то стоит и послушать совета челядинки. Но косу распускает, чтобы силой напитываться, а не привлекать других. Видно о том в дальних землях не ведают.

– И всё же, думается мне, если Марибор положил на тебя глаз, то уж не отпустит. Так что не дождётся женишок Дивий невесты своей. Да и что за суженый такой, коли отпустил девицу одну да незнамо куда? Так что подумай хорошенько, Дивий и правда суженый твой, Макошью предначертанный, или только на словах всё, – усмехнулась Верна.

Зарислава только удивлялась болтливости челядинки, не узнавала соседку свою.

– Но, если подумать, прошлое же у Марибора весьма тёмное и смутное, поговаривают, что он много бед натерпелся в отрочестве. Тяжело, наверное, с таким жить будет. Всякой девице и ласки хочется, и сладкого слова, а от него, поди, не дождёшься.

– А что с ним случалось? – спросила заинтересованно Зарислава и язык прикусила. Зачем ей знать это?

Но Верна не заметила чрезмерного её любопытства.

– Люди судачат, что его мать сгорела… Нет её в живых уже как двадцатую зиму… – коротко поведала она.

Зариславу от слов Верны дрожь пробрала. Она напряглась, намереваясь внимательно слушать дальше, но Верна только зевнула широко и споро опустила босые ноги на пол.

– Ладно, мне ещё нужно княжну ко сну разобрать.

– Так она не собирается спать. К князю Данияру сейчас идём. А ты ложись, отдыхай. Устала, поди, за день, намаялась. Я помогу княжне Радмиле косу переплести, мне то не трудно.

Верна уставилась на неё в удивлении.

– Правда, с меня не убудет, всё одно мне сегодня не будет сна крепкого.

– А что, князя сильно ранили? – опомнилась челядинка.

– Ещё не знаю, поутру будет ясно.

Зарислава встала с лавки и направилась к двери – заболталась с Верной. Радмила, наверное, заждалась её уже. Однако чувствовала, что волхв Наволод не пустит их к князю нынче, и вернётся она обратно.

Наволод, выйдя на порог своего простого жилья, что находилось подле храма Мары, встретил их суровым взглядом. Сначала он зыбко поглядел на Радмилу, а потом перевёл взгляд на Зариславу, долго смотрел на неё в молчании, как тогда, на княжеском дворе, когда они только прибыли. И девица так же ощутила, как воздух потяжелел, затихли все звуки, будто она попала в дремучий лес, где тяжёлая хвойная крона придавливала её к земле, а все звуки поглощал густой воздух.

– Ступай отдыхать, княжна, – промолвил старец, обращаясь к Радмиле. – Придёшь с зарницей, а сейчас тебе не место здесь.

Радмила раскрыла было рот, чтобы перечить велению старца, но сдержалась, досадливо сжала губы – спорить негоже девице молодой с волхвом многомудрым, да и напрасно это, всё одно – не пустит.

– А травница пусть остаётся, – Наволод пронизал Зариславу серыми глазами, что та вытянулась, как струна на гуслях. И чего она так боится?

– Я чувствую твою силу, ты поможешь. А ты ступай, – велел Наволод княжне.

Радмила смиренно, преклонив голову, стараясь выражать уважение, покинула порог. Наволод же, проводив княжну долгим взглядом, распахнул шире дверь, пропуская Зариславу внутрь.

В избе было натоплено сильно, пахло полынью и крапивой. И только потом травница приметила подвешенные венчики у двери – от злых духов и недобрых людей. Она смотрела на продолговатую, но крепкую спину Наволода, ожидала. Теперь волхв был облачён в простую длинную рубаху, подвязанную верёвкой, рукава засучены до локтей. Он обернулся, оглядел Зариславу, остановив взгляд на туеске. Девица же, пронаблюдав за его взглядом, сняла ёмкость, протянула старцу.

– Нет, в руки никому не давай и не позволяй трогать, – отрезал он. – Пойдём со мной.

И Зарислава пошла. Выйдя из тесных сеней, они пересекли тонущую в темноте горницу, миновали другие двери, вошли в небольшую клеть с низким потолком, где у двери полыхала ещё одна печь. А у дальней стены за кружевным тенником висела полка-божница, и под ней лежал раненный Данияр. Лицо его было бело – ни кровинки, кожа блестела от проступившего пота. На груди полотно белоснежное, успевшее пропитаться тёмными пятнами руды. Зариславе доводилось видеть хворых, а потому сохраняла спокойствие.