– Значит, ты целительница, – промолвил Наволод, ставя на печь чугунок с водой. – И сила твоя в травах. А я чуял, с самого начала, как увидел тебя. Откуда ты родом? Кто же обладает даром таким редкостным? Ты проходи, не стой, садись на лавку, силы береги, они ныне ещё понадобятся. Духи злые отошли от князя, пока ничего не грозит. Стрела дыхание и сердце не задела, но яд причиняет много вреда…

Зарислава сглотнула, присела подле печки, ощущая спиной жар, поглядела на истерзанного князя, перевела взгляд на старика.

– Яд?

– Как и у Горислава. Стрела степняков… пропади они все пропадом, – Выдохнул волхв и присел рядышком, положив на колени широкие ладони с жилистыми пальцами, взглянул на травницу. – Деды не знали беды, да внуки набрались муки, – нравоучительно проговорил он. – Видно, в чём-то виноват великий Славер, раз внук его так страдает.

Наволод погрузился в размышления, и Зарислава не решилась его тревожить. Волхв вскоре повернулся к ней.

– Первый раз вижу, чтобы такая молодая, да силой Богов владела!

Зарислава только сильнее сжала в ладонях берестяной туесок.

– Кто учил, али сама?

– Волхва Ветрия Болиславовна разглядела во мне умение это, старалась направить, показать… – ответила Зарислава, не зная, как по-другому разъяснить её умение.

– Родителей твоих не осталось в живых, это вижу… – пронизывал её взглядом волхв, прищуривая глаза, от чего рябь морщин скопилась у его глаз. – Они были людьми честными, вольными. Ты, видно, в них пошла… За тобой сила огромная, и тебе беречь себя надо. Как же решилась отправиться в даль такую? В наших краях уже и не живут ведуньи, ушли в места спокойные, а те, что остались, погибли от рук врага. Ныне-то тын зыбок, а после смерти Горислава так и вовсе озверели душегубы, у стен таятся, – поведал Наволод и умолк.

Повисла тишина, и только гудел огонь в печи, трещали поленья, тяжело сипело дыхание князя, а вскоре и водица забурлила. Зарислава поспешно откупорила крышку.

– Сильна трава. Молода да сочна. Ну что ж, думаю, очистит кровь, да вернётся князь к жизни, молод ещё для кончины, – сказал спокойно волхв, глядя на полыхающие огневицы.

– Радмила говорит, что это Вагнара виновата в недуге князя Данияра.

– Может, и она, а может, и нет… Но за ней, какие бы обряды ни совершал, не увидел колдовства злого. А питьё её чистым оказывалось. Если и влияла, то только с помощью своей женской силы да хитрости.

– А где она теперь?

– Данияра нашёл Марибор. Вагнара сбежала. Мыслится мне, это она заманила князя в лес…

– Но для чего? Зачем ей смерть его?

– Хотелось бы и мне знать, но то закрыто от меня. Закрыто крепко, заточено замками пудовыми… Ещё когда Горислава сразили стрелой, я пытался найти врага, по чьему злому умыслу это совершилось. Но ничего не узрел, черноту только да мрак.

– Значит, есть враги…

– Враги повсюду.

Зарислава помолчала, подумала о степняках: до Ялыни не добралась ещё напасть эта. Сбрасывая оцепенение, травница поднялась. По обычаю взяв щепотку огневиц зелёных с соцветиями, мгновенно почувствовала, как от груди к рукам в траву хлыну сила. Не теряя времени, бросила в чугунок травы, потом ещё одну горсточку. Волхв наблюдал за ней со стороны, старался не мешать, приготавливая рушники чистые, да воду. Сняв с огня чугунок, травница поставила его на стол, накрыла тряпицей, дала настояться отвару, слила целебную воду в ковш, оставила остудиться.

К тому времени Данияру сделалось худо, с новой силой ударила боль, что пот залил лоб, а волосы и ресницы взмокли. Он натужно сжимал кулаки, выгибался, силился извернуться. Волхв держал его, и когда тот немного успокаивался, Наволод выжимал в холодной воде рушник, терпеливо отирал лицо. Князь, бывало, очухивался от забвения, но только от того не приходил в ум, а всё бредил, выкрикивал имя Сарьярьской девки, всё рвался спасти её, всё кого-то проклинал. Изнеможённый, он разлеплял ресницы и смотрел туманным далёким взглядом, лишённым всякого осмысления.

Глаза его были всё-таки зелены, убедилась Зарислава. И в глубинах их полыхал огонь, который жёг его душу и тело. Выглядел он скверно: от большой потери крови кожа приобрела синий оттенок, под глазами легли чёрные тени, а губы были белы, точно стылый снег.

– Наволод… – позвал Данияр, слабым голосом.

– Тут я, – отозвался волхв. – Говори.

– Где Вагнара? Хочу видеть. Найди её. Они забрали. Степняки.

Старик, переглянувшись с травницей, ответил:

– Отдыхай. Здрав будь, Боги с тобой. Испей водицы, легче станет.

Наволод приподнял голову Данияра, и Зарислава поднесла к сухим губам ковш с целебным питьём, пахнущим вязко и душисто. Князь отпивал большими глотками, смотрел на травницу, но будто и сквозь неё. Теперь, вблизи, она разглядела его лучше и в который раз отметила, как похожи они с Марибором. Знать, сильна кровь. На побледневшем лице его, на скуле, Зарислава приметила родинку с крупинку.

Маета длилась всю ночь: когда князь пробуждался, Зарислава поила его отваром, Наволод отирал лицо и всё шептал, призывая Богов вернуть юношу в явь. И как только Зарислава слышала злой шёпот и чёрные тени, что крались к постели раненого, подсаживалась к Данияру и молила о защите. Тёмные духи со злым шипением отступали, прячась, в подпол и в щели. И так до самой зорьки: травница то прогоняла смерть, то поила отваром Данияра, и когда в окошке разлился рассвет, только тогда князь стих и погрузился в крепкий сон. Зарислава некоторое время слушала его мерное дыхание. Наволод устало тушил лучины и свечи. Казалось, постарел за эту ночь: ссутулился, впали глаза, а шаги потяжелели.

Солнце заиграло переливами, освещая клетушку, пропитанную травами и воском. Запели птицы, и Зарислава облегчённо выдохнула – всё скверное позади, беда обошла стороной. Смогли отвести. Устало опустившись возле печи, которая остыла, но ещё дышала слабым теплом, травница прикрыла крышу туеска, думая о том, что это ещё не всё. Днём уже не так опасно, но с наступлением ночи ей вновь придётся бороться за жизнь князя.

– Тебе нужно отдохнуть и набраться сил, – разбил Наволод глухую тишину.

Зарислава кивнула, ощущая, что и впрямь измоталась. Поднялась, глянув на спящего Данияра, отступила к порогу.

– Вернусь к закату, – оповестила она волхва и вышла.

Ступая по ещё спящему терему, Зарислава прошла мимо светёлки княжны, остановилась, было. Нужно бы сказать, что ныне Радмила может даже поговорить с женихом, но не стала тревожить так рано, пошла дальше.

Верна спала. Зарислава, стараясь не шуметь, отставила туесок на сундуке, сама повалилась на постель. Закрыла глаза, но обдумать всё услышанное и увиденное не смогла, мгновенно провалилась в сон.

Повернувшись набок, Зарислава сладко вынырнула из сна. Клеть заливал яркий дневной свет. Лавка Верны была застелена, убраны платья. Травница оказалась укрыта тонким стеганым одеялом – видно челядинка позаботилась о ней.

Полежав ещё какое-то время, она села, откидывая покров, почувствовала себя выспавшейся и на удивление отдохнувшей. Минувшая ночь казалась страшным сном. Будто и не было сиплого дыхания Данияра, злого, пронизывающего до нутра шёпота духов, тяжёлого воздуха, пропитанного болью и кровью. С денницей¹⁷ Купало сжёг всё скверное и чёрное, жизнь текла чистым источником: щебетали птицы, лёгкий ветерок тревожил занавеску на оконце, гудели кукушки в садах. Зарислава сонно прищурилась и выудила из сумы Чура.

– Благодарю, дедко, за помощь и защиту… – проговорила она и погладила бережно пальцами вырезанного из дерева старца с густой бородой и бровями, глаза – почти что щелочки, а всё одно мудрость выказывали. Дерево уже поистёрлось и поменяло цвет. Видно у многих людей он побывал в руках, многих хранил, а от того силу имел великую. Зирислава спрятала его обратно под подушку.

Вроде в крепости люду много, но как-то пустынно и глухо с улицы. Надо будет погулять по крепости, посмотреть, как живут тут люди, да по двору пройтись, на стены подняться. Поглядеть на просторы, подышать воздухом уж никто не запретит. Второй день только, а как в колодце – в мире подземном, и хочется подставить лицо солнышку, почувствовать явь.