Так вышло потому, что моя жена уже несколько недель держала меня на бессахарной диете.

— Ну, вот, видишь? — спросил я ее после этого. — Мне нужен сахар!

— Не вопи, — ответствовала она. — Нет у нас никакого сахара. Его вообще нигде нет.

— А где же наша сахарная заначка?

— Я ее припрятала подальше. На случай, когда сахар кончится.

— Так вот же, оно и случилось. Уже нет никакого сахара.

— Вот именно. И ты хочешь именно сейчас, когда нет никакого сахара, зарыться в сахар по уши. Неизвестно, сколько еще продлится война, что мы будем тогда делать? Без запаса сахара?

— Не смеши меня, — сказал я. — Я сейчас спущусь и куплю столько сахара, сколько мне требуется.

С этими словами я направился в продуктовый магазинчик на углу, махнул рукой хозяину, который являлся заядлым читателем моих рассказов, посекретничал с ним и шепнул ему на ухо, что охотно купил бы немного сахара.

— Дорогой г-н Кишон, — ответил он дружески, — никому бы я не стал помогать так охотно, как Вам, но увы, никакого сахара нет.

— Я охотно заплачу вам сверху, — предложил я.

— Дорогой г-н Кишон, к сожалению, я не могу продать Вам сахару. Даже если вы заплатите мне за него целое состояние.

— Печально, — сказал я. — И что же мне сейчас делать?

— Знаете, что? — сказал он. — Заплатите мне как следует сверху.

Но тут откуда-то из угла выскочил некий господин в меховой шапке, которого я ранее никогда не видел, и взволнованно закричал:

— Не платите такую сумасшедшую цену! Вот с этого и начинается инфляция! Не впадайте в панику и не поддерживайте этим подпольную торговлю! Помните о своем патриотическом долге!

Я смущенно кивнул и ушел из магазина с пустыми руками, но с чувством патриотизма. Человек в меховой шапке последовал за мной. С час мы ходили с ним вместе взад и вперед и беседовали о нынешних трудностях. Меховая шапка разъяснил мне, что американцы, эти отпетые негодяи, в настоящий момент задерживают причитающиеся нам поставки в надежде свернуть нашу марксистскую мораль в варварском направлении. Но это им не удастся. Никогда.

Дома я взволнованным национальной гордостью голосом изложил своей супруге, как и почему я не закончил своих танцев вокруг золотого тельца. Она отреагировала с присущим ей безразличием. Все это и впрямь хорошо и прекрасно, заметила она, но человек в меховой шапке — известный диабетик, и все соседи знают, что один единственный кусочек сахара может свалить его с ног. А вот внизу, у дома напротив, видели этой ночью грузовик, и тамошние обитатели на цыпочках разгрузили с него несколько мешков сахара, чтобы спрятать их в надежном месте.

Желая подчеркнуть драматичность ситуации, жена подала мне чай с лимоном вместо сахара. Это гнусное пойло покоробило мой чувствительный вкус. Я помчался в продуктовый магазинчик внизу и известил хозяина, что готов заплатить хорошенькую сумму за кило сахара. Негодяй дерзко возразил мне, что сахар уже стоит еще более хорошенькую сумму.

— Хорошо, я беру его, — сказал я.

— Приходите завтра, — сказал он. — Разумеется, сахар будет стоить еще дороже, но все равно сейчас нет никакого.

Выйдя снова на улицу и тоскливо глядя перед собой, я пробудил жалость в одной старой даме, которая поделилась со мной важной информацией:

— Срочно поезжайте на Элизабетгассе. Там вы найдете продавца продуктовой лавки, который еще не знает, что никакого сахара нет и торгует им по-прежнему…

Я вскочил на свой велосипед и помчался туда. Но когда я прибыл в указанный переулок, кто-то уже выдал продавцу, что никакого сахара больше нет, и там не было больше никакого сахара.

Дома меня ждало новое огорчение. Моя жена уже выставила одну из тех стеклянных грушевидных сахарниц, которые прежде можно было видеть в каждом кафе и которые вследствие этого отличались тем, что если их перевернуть и потрясти, из широкого горлышка ничего не высыпется.

Посреди ночи жадность выгнала меня из постели, и я обследовал все кухонные шкафы и полочки в поисках следов сахара.

Моя жена внезапно появилась в дверях со скрещенными на груди руками и участливо сказала:

— Ты ничего не найдешь.

На следующий день судьбе было угодно, чтобы я притащил домой мешочек с полкило гипса, чтобы замазать трещину в стене. Я осторожно поставил мешочек, поскольку он был дырявый, и тут моя жена таинственным голосом возвестила, что отныне он будет находиться в надежном месте. Я обрадовался этому всем сердцем, поскольку гипс относился к весьма нелишним принадлежностям нашего нового домашнего хозяйства. Моя радость возросла, когда в очередной чашке кофе после длительного перерыва я обнаружил сахар.

— Вот видишь, — сказала моя жена, — сейчас, поскольку ты принес пополнение сахарным запасам, это мы можем себе позволить.

Дальше мне можно было не повторять. На следующий день я притащил целых четыре килограмма первоклассного алебастра. Алчные, зеленоватые огоньки зажглись в глазах самой лучшей из всех жен, когда она обняла меня и спросила, где я раздобыл это сокровище.

— В одном магазине стройматериалов, — чистосердечно признался я.

Жена попробовала белую пудру на вкус.

— Фу, черт! — воскликнула она. — Что это такое?

— Гипс.

— Не шути! Кто же будет есть гипс?

— Вообще-то никто. Хотя, когда есть нечего, то и гипс сойдет. Но если иметь в виду только складирование, гипс ничем не хуже сахара. Так что тащи-ка ты его в свою кладовку, оставь там и принеси нашу сахарную заначку к столу.

— И что я должна с этим гипсом делать в кладовке? Что в нем хорошего?

— Ну, как ты не понимаешь? Это такое прекрасное чувство — знать, что у тебя там припрятано целых четыре кило сахара. Ну, давай, поторопись, нам теперь ничего не страшно. Ведь у нас есть приличные резервы!

— Ты прав, — сказала жена, использовав свое право на логическое мышление. — Но одно замечание: этот неприкосновенный запас мы израсходуем только в случае, если ситуация действительно станет катастрофической.

— Браво! — воскликнул я. — Вот это, действительно, рассуждение первопроходца!

— Кроме того… — жена помедлила, — мы ведь будем знать, что это гипс?

— Ну, конечно. Но в катастрофической ситуации уже не будет иметь значения, сахара там четыре кило или нет.

Так и порешили.

С этого дня мы стали жить, как саудовский король в Монте-Карло. В наших чашках с кофе оставался осадок сахара толщиной в палец. Жена предложила мне для полной уверенности принести домой еще пару килограммов. Я принес домой еще пару килограммов. И пока цена на гипс на черном рынке не выросла, мы жили припеваючи.

Венские сосиски имеют столько же общего с австрийской столицей, сколько франкфуртские с Майном или дебреценские с Будапештом. Но не только.

Эти безобидные на первый взгляд сосиски являются презренным изгоем в продовольственном ассортименте. Едва ли в каком-то ином продукте находится столько консервирующих добавок и проживает столько штаммов бактерий. Я категорически предостерегаю об этом каждого энтузиаста питания — в том числе, например, и самого себя…

Но консерванты там или бактерии, а я с головы до ног влюблен в венские сосиски, и этими нежно-закругленными розово-коричневыми штучками пронизана вся моя жизнь. Я обожаю их без всяких разумных причин. Любовь не признает логики, особенно, с горчицей…

Каждый раз, когда судьба заносит меня в какой-нибудь крупный немецкий город, я начинаю лихорадочные поиски рядом с вокзалом, там, где обычно разбивают сосисочные, где не увидишь ни одного знакомого лица, и где я могу спокойно предаваться своей венско-сосисочной страсти. Только не в Вене, поскольку там вообще нет венских сосисок. Между прочим, истинные ценители — и я один из них — вообще предпочитают, чтобы их делали во Франкфурте…

Новичкам в сосисочном деле я настоятельно советую не морочить себе голову вопросами происхождения венских сосисок, поскольку уже первый укус непроизвольно ведет к полной зависимости. А если к горчице у вас найдется еще и хрен, то спасти может только строгая изоляция…