Явившись утром в лабораторию, все были поражены ещё одной неприятностью, которые никогда не ходят в одиночку: оба лабораторных мерца исчезли. Некий злоумышленник открыл ночью номерные замки на клетках животных и они сбежали. Все были в ярости. Эти неблагодарные твари! Они столько дней жрали дорогостоящих лягушек высшего класса и исчезли не сказав даже «гран мерси». Это бы совершенно бессовестно и непонятно. Какого ещё беса не хватало мерцам? Их только один раз попытались пометить. Сначала в качестве метки пытались использовать краску. В принципе, мерцы практически никогда не бывали своего естественного грязно-белого цвета, поскольку они как каракатицы непрерывно меняли свой цвет, так что выяснить «кто есть кто» оказывалось совершенно невозможно, хотя мерцев было всего два, а не три, как того требовали правила напёрсточников.
Так вот, мерцев пытали покрасить всеми видами красок, на различнейших основах, кисточкой и пульверизатором. Всё напрасно — ни одна краска не желала держаться на коже мерцев. Тогда академик Днепрцов после выдирания последних рыжих волос и доведения лысины, таки образом, до идеального состояния, вспомнил древний вестерн, виданный им ещё в студенческие времена во время изучения курса «История искусств». Академик точно помнил, что метавшиеся по экрану люди в неудобной одежде, так называемые «бои», нагревали кусок металла и делали им шрамовую татуировку животных, называемых «ков». Он предложил попробовать этот древний метод на мерцах. Поскольку других предложений не поступало, было решено попробовать пометить животных подобным образом. Академик Петров удачно вспомнил название метода - «клеймление».
Клеймить решили эмблемой звёздного корабля — М-образной загогулиной. Мерцы первоначально спокойно наблюдали подготовку к клеймению, но как только лаборант приблизился к одному из них с багровым от жара клеймом, нахальный мерц выплеснул на несчастного молодого человека нескольку литров сепии, окрасив его в некрасивый цвет детской неожиданности (причём было уже известно, что мерцевская сепия выцветет только через месяц), а также полностью остудил клеймо. Все последующие попытки клеймить мерцев заканчивались подобным же образом. Затем мерцам это развлечение надоело. Один из них поймал очередного лаборанта, уже в защитном костюме от краски, и так сдавил щупальцами ему руку с клеймом, что несчастный выпустил его, клеймо упало на ботинки лаборанта, прожгло их, причинило ожог ступням лаборанта, который отбросил ногой горячее клеймо, попавшее в ящик с лабораторной одеждой, оный тут же загорелся, в результате чего сработала система защиты от огня, все выходы и входы лабораторного корпуса были герметически опечатаны, сотрудники политы противоогневой пеной, отлично тушившей пожар, но, к сожалению, вонявшей жареной селёдкой, хотя некоторые, в частности мерцы, находили этот запах привлекательным.
Тщательно вымывшись, на что ушло удивительно много времени, академики собрались на совет с абхазским «Лыхны». Вино было настолько хорошо, что дельные советы какая-то не находили себе пути из нутра подельников науки. В конце-концов было решено, что подобные неудачи больше не должны повторяться и что клеймение раскалённым клеймом есть варварство и издевательство над животными, которому нет места в прогрессивной и животно-близкой (академики долго искали замену этому словомонстру, но так и не смогли найти) экспедиционной среде. На смену средневековому средству клеймения должны придти современные, малоинвазивные, быстродействующие клейма. Было предложено использовать лазерную установку для бурения скал из сверхтвёрдых каменных пород, неизвестно как попавшую в состав груза экспедиции.
Лазерная установка для бурения скал из сверхтвёрдых каменных пород была сравнительно компактным устройством и легко обслуживалась группой бурильщиков из четырёх человек. Ввиду отсутствия профессиональных бурильщиков среди прилетевших, были отобраны добровольцы-энтузиасты бурильного дела, которые, после пятнадцатиминутного курса теории, блистательно прочитанного академиком Петровым, приступили к практическим тренировкам теперь уже под руководством корабельного боцмана Махно-Инициативного. Последний любил наводить тень на плетень по поводу своей нестандартной фамилии. Однако группа историков, неизвестно как попавшая в состав экспедиции, выяснила, что первой частью фамилии боцман обязан своему пра- и ещё много раз пра- предку, который был двоюродным дедушкой украинскому батьке-садисту, вторую же часть он получил от своей пра- и ещё много раз пра- бабки, которая лично знала Ленина и работала под руководством Надежды Крупской, давшей ей кличку «Инициативная». Пра- родственница сделала кличку своей фамилией и всегда выходила замуж (а выходила она замуж ровно девять раз, благо в те времена это было легко и просто) только при условии, что её фамилия будет частью будущей фамилии семьи и перейдёт по наследству детям.
Пра- прапредок познакомилась с товарищем Крупской на семинаре у Инессы Арманд. Всем известно, какие слухи ходили о Ленине и Арманд, однако Надежда Константиновна никогда не верила слухам. Она всегда доверяла только тому, что видела и слышала сама. Но ей никогда не удавалось застать Ленина и Арманд не то что in flagranti, но даже в отдалённо интимной позе. Не все это знают, но товарищ Крупская была страшно безынициативным товарищем и не могла сама произвести ни одной идеи. Ей всегда требовался кто-нибудь, кто бы подталкивал её в ... и побуждал что-нибудь сделать, зато она была непревзойдённым критиком. Счастье брака Ленина и Крупской основывалось на том, что он всё время побуждал её что-нибудь делать, а она критически разбирала всё написанное им. Владимир Ильич практически никогда не обижался на критику, по крайней мере, когда она исходила от Надежды Константиновны или Марии Ильиничны. Что касается остальных, то товарищ Ленин тщательно протоколировал все случаи критики в его адрес и никогда не затруднялся пнуть побольнее критиканов при подходящем случае, иногда при поддержке товарища Дзержинского.
На критику же Надежды Константиновны товарищ Ленин обиделся всего два раза: в случае «Два шага вперёд, два шага назад», а также «Как нам реорганизовать рабкрин». Ленин кричал: "Наденька, ну разве так можно? Ну нельзя же так убийственно критиковать! Сядь, успокойся, сыграй «Аппассионату»!" На что Крупская отвечала:"Ах, Ильич, Ильич. Ну нельзя же так агрессивно реагировать на критику! Сядь, успокойся, я сыграю тебе «Аппассионату»!" И товарищ Ленин простил товарища Крупскую. Владимир Ильич вообще быстро прощал, когда хотел.
Но со смертью вождя дело для Надежды Константиновны очень усложнилось, потому что теперь некому было подталкивать её в …, а сама она, как уже говорилось, была крайне безынициативной. Поэтому встретив на семинаре у товарища Арманд Ефросинью Жадконосову, из которой идеи просто пёрли изо всех мест, она сразу ухватилась за эту молодую энергичную партийку и сделала её своим личным секретарём, а затем и наградила достойной партийной кличкой. Инициативная сопровождала супругу вождя и свою подругу до самой её смерти.
Так вот, Махно-Инициативный никогда не работал с лазерной установкой для бурения скал из сверхтвёрдых каменных пород, но он был заядлым охотником архаического уклада, что означало, что он охотился с оружием, отдалённо напоминавшим мушкет времён Густава-Адольфа. Боцман смело предполагал, что принцип действия, то есть результат действия (боцман был не очень силён в теории) мушкета и лазерной установки для бурения скал из сверхтвёрдых каменных пород примерно одинаков, то есть: дырка. А если слегка уменьшить убойную силу, то будет выбоина, что и требовалось получить. Вдохновлённые этой идеей Махно-Инициативного, энтузиасты приступили к учениям и уже довольно скоро могли высверливать углубления различного размера и глубины в твёрдых породах. Здесь бы следовало перейти к опытам на мягкой материи, но вдруг выяснилось, что тренироваться не на чём или не на ком. Все местные твари, ползавшие по поверхности, были покрыты чем-то схожим с хитином, который реагировал на лазер определённо по-иному, нежели мягкое тело. Экспериментировать на мерцах запретило общество защиты животных. Среди же членов экспедиции желающих заклеймиться ради науки почему-то не нашлось. Тем не менее боцман Махно-Инициативный заявил руководителям экспедиции, что он уверен в своих пацанах и они сделают такую татуировочку этим каракатицам, что все девочки в округе попадают.
Итак, всё было готово к продолжению научных исследований, не было только объекта этих самых исследования. Снаряжённая экспедиция из лаборантов вернулась ни с чем, тогда в море вышел сам боцман Махно-Инициативный со своими пацанами. Три дня они охотились за мерцами с гарпунами, тралами, неводами, пауками, бреднями и жаберными сетями. В результате пацаны вывалили на берег тонны три всякой морской живности, по большей части мерзко вонявшей и чей внешний вид привёл к обмороку половины лаборанток. Но всё это были ещё цветочки, поскольку на следующий день добыча начала разлагаться и тут все поняли настоящий смысл слова «вонять».
Это был ни на что не похожий запах, который пробирал за живое, раздирал носоглотку, выворачивал наизнанку желудок, сдавливал до зёрнышка печень и бил в селезёнку, а также побуждал непрекращающекся опорожнение кишечника. Половина членов экспедиции лежала в лёжку, академики Днепрцов и Шварцманн были погружены в искусственную кому с целью сохранения их драгоценных жизней для науки, только академик Петров чувствовал себя более или менее прилично, поскольку он страдал ольфакторной анестезией или аносмией. У него только слегка покруживалась голова. Академик Петров сидел один под навесиком и цедил «Киндзмараули». Он наслаждался одиночеством, ответственностью за экспедицию, которой он теперь единолично руководил, а также никогда прежде не испытанным чувством неограниченной власти. Академик Петров сознавал, что он может просто приказать заморозить остальных академиков и никто ему слова не скажет, ни здесь, ни на родной планете, а удастся ли их разморозить - сие есть не его забота. Академик прикрыл глаза и мечтал: вот он уже руководит Академией Наук — а кто же ещё?