В кабинет входили вызванные Чуяновым товарищи. Областной военный комиссар доложил, что формируемые артполки будут обеспечены личным составом из числа запасников, ополченцев и выздоровевших после ранения в местных госпиталях. Приехал и генерал Векилов. Он уже побывал в артиллерийском учебном центре и предоставил генералу Воронову список кандидатов на командирские должности в этих артполках.
Векилов и облвоенком вскоре вместе уехали, и формирование противотанковых частей началось в ту же ночь. Забегая несколько вперед, скажу, что слово у сталинградцев с делом не разошлось. Партийная организация и рабочий класс да и все труженики города и области хорошо помогали войскам. Из ресурсов Сталинграда на его заводах были сформированы несколько противотанковых полков, танковая бригада народных ополченцев Тракторного завода, истребительные и рабочие стрелковые батальоны и другие подразделения. Уже в ходе борьбы за город, когда вражеские бомбы и снаряды рвались в цехах и заводских [43] дворах, там не прекращались ремонт поврежденной боевой техники и выпуск новой. Ежедневно войска получали с заводов и из мастерских до 20 орудий и до 10 танков. Этой боевой техникой можно было вооружить один противотанковый полк и одну танковую роту.
Не помню, с каким поручением поехал я на северную окраину Сталинграда, в заводской район и далее, в предместье Рынок, но хорошо запомнился мне митинг в этом поселке. На площади плечом к плечу стояли люди в рабочих спецовках, а с грузовика человек в такой же спецовке, заканчивая речь, крикнул: «Все на этой площади погибнем, но фашист не пройдет!» «Не пройдет! Не пропустим!» — гулом прокатилось по толпе.
Этим митингом начиналось формирование одного из сталинградских рабочих батальонов. А много лет спустя, уже после войны, довелось мне прочитать воспоминания бывшего офицера штаба 6-й немецкой армии Вильгельма Адама. Описывая прорыв немецкого танкового корпуса к северной окраине Сталинграда, к поселку Рынок и Тракторному заводу, он писал: «Население взялось за оружие. На поле битвы лежат убитые рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рулем разбитого танка. Ничего подобного мы никогда не видели»{12}.
Но вернусь к июльским дням, когда до этих событий оставался еще месяц с лишним, а наша оперативная группа делала все возможное для того, чтобы помочь прибывающим из резерва войскам быстро занять оборону в большой излучине Дона и прикрыть Сталинград. С утра 13 июля генерал Н. Н. Воронов и мы, его сопровождавшие, опять выехали на рекогносцировку. На этот раз она носила узко направленный, чисто противотанковый характер. Видимо, Николая Николаевича по-прежнему беспокоил фактор времени: кто первым выйдет в большую излучину Дона — наши 62-я и 64-я армии или немецкие 6-я и 4-я танковая армии? Противник имел преимущество — он продвигался на танках, наша 62-я армия — пешими маршами. А 64-я армия вообще была еще далеко от Сталинграда. Ее дивизии выдвигались из-под Тулы по железной дороге, эшелонами. Поэтому борьба за выигрыш времени, борьба на опережение определяла работу опергруппы генерала Воронова в эти дни. [44]
Опять, как и вчера, мы объехали на машине всю излучину Дона от станиц Вешенской и Клетской на севере до Суровикино и Нижнечирской на юге. В пути намечали моста будущих противотанковых опорных пунктов. Каждый из них должен был включать одну-две артиллерийские батареи, один-два окопанных в земле танка, два — четыре расчета противотанковых ружей и небольшое стрелковое прикрытие. Начальником противотанкового пункта назначался не пехотный командир, а артиллерийский.
Мы уже более года вели напряженную борьбу с массированными танковыми атаками противника, и вариант противотанковой обороны, которую начал создавать генерал Н. Н. Воронов на дальних подступах к Сталинграду, был одним из многих вариантов, испытанных за это время. Некоторые из них отбрасывались вскоре же, другие жили в боевых условиях несколько дольше, а вот этот — июльский, сорок второго года — с включением в ПТОП противотанковых пушек, ружей и танков (впоследствии самоходных артиллерийских установок), видоизменяясь и совершенствуясь, просуществовал до самого конца Великой Отечественной войны.
В тот же день, к вечеру, первые сформированные в Сталинграде батареи со стрелковым прикрытием были вывезены на машинах за Дон и сразу же занялись оборудованием противотанковых опорных пунктов — рыли окопы, ставили минные заграждения, выбирали ориентиры для стрельбы по танкам прямой наводкой и тому подобное. Конечно, подобный метод — вывод в поле спешно сформированных небольших подразделений — был оправдан лишь чрезвычайными обстоятельствами. Они как раз и сложились тогда под Сталинградом.
Еще в ходе этой рекогносцировки к нам с группой штабных работников присоединился командующий 62-й армией генерал В. Я. Колпакчи. Стрелковые дивизии и части усиления — армейские тяжелые артполки и легкие истребительно-противотанковые — продвигались следом, и все мы вздохнули с облегчением. Необходимость в импровизированной обороне с поспешно сформированными ротами и батареями отпала. Шесть полнокровных стрелковых дивизий с артиллерией, с ними двенадцать артполков РВГК{13} стали занимать позиции в большой излучине Дона. Николай Николаевич Воронов отдал соответствующие распоряжения [45] командарму. Мне и моему товарищу Владимиру Павловичу Ободовскому было приказано встретить подходившие части и развести их по назначенным районам. Это мы и выполнили в течение ночи.
Теперь Сталинград был плотно прикрыт войсками 62-й армии с запада. Северней, за Доном, сосредоточивалась 63-я армия генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова; по железным дорогам продвигалась 64-я армия генерал-лейтенанта В. И. Чуйкова. Штаб только что (12 июля) созданного Сталинградского фронта во главе с его командующим маршалом С. К. Тимошенко взял управление войсками в свои руки, поэтому миссия Николая Николаевича Воронова как представителя Ставки была исчерпана. Он доложил в Москву, и Верховный Главнокомандующий приказал ему вернуться. В тот же день мы самолетом вылетели в столицу.
Остается добавить, что в эти июльские, труднейшие для всего южного крыла советских войск, дни и недели выигрыш во времени остался все-таки за нами. Стойкая оборона 62-й и 64-й армиями дальних подступов к Сталинграду на целый месяц задержала фашистскую ударную группировку — 6-ю армию Паулюса с приданными ей танковыми и моторизованными дивизиями. К тому же просчиталось и верховное командование противника. Оно двинуло 4-ю танковую армию сначала на Кавказ, а на Сталинград повернуло тогда, когда 6-я армия Паулюса уже явно завязла в ожесточенных боях. Однако и танковые корпуса фашистам не помогли. Сталинград стоял твердо.
Вернувшись в Москву, в оперативный отдел Штаба артиллерии Красной Армии, я в тот же день, а верней сказать, ночью уже докладывал генералу Н. Н. Воронову об артиллерийских группировках сталинградского направления. В связи с тем что на это направление ежедневно прибывали резервные соединения и части, в том числе артиллерийские полки РВГК, состав артиллерийских группировок изменялся к лучшему. Если в момент поездки нашей опергруппы в Сталинград, то есть 12–14 июля, артиллерийские плотности на иных участках характеризовались ничтожными цифрами, вроде 1–2 орудия и миномета на 3–4 километра фронта обороны, то уже к 20–22 июля, когда не только 62-я и 63-я армии, но и 64-я армия полностью встали в оборону, эти плотности возросли до 10–17 орудий и минометов на один километр фронта. Стрелковые дивизии этих армий были полностью укомплектованы артиллерией — по 30 противотанковых пушек, по 36 полковых и дивизионных [46] легких пушек и по 12 легких гаубиц. Кроме того, каждая дивизия имела от 114 батальонных и полковых минометов (в 62-й и 64-й армиях) до 150 минометов (в 63-й армии). Все армии усиливались артполками резерва Верховного Главнокомандования, таких полков насчитывалось 22; из них 14 полков противотанковых, один минометный и семь армейских артиллерийских, на вооружении которых были гаубицы и пушки-гаубицы. Эти полки не были еще полностью сформированы, они имели один дивизион из трех положенных по штату. Причем только четыре полка можно было назвать тяжелыми — они располагали пушками-гаубицами калибра 152 мм. Остальные три полка имели легкие полевые 122-мм гаубицы.