Около трех часов пополудни они повторили атаку. Устремившись на Поныри с высоты 251,1, танки противника, не дойдя до окраины, резко свернули на юго-восток, по дороге на Горелое и Березовские Выселки. Видимо, намеревались обойти Поныри и противотанковый район на его северной окраине. Они, конечно, не знали, что этот путь на Березовские Выселки задолго до начала боев был отмечен в качестве танкоопасного направления, а в предыдущую ночь три легких пушечных артполка и один истребительно-противотанковый образовали здесь так называемый огневой мешок. Немецкие танки втянулись в него и были расстреляны одновременным огнем с фронта и флангов. Удалось уйти обратно менее чем половине машин{36}. [108]
Этот тактический прием как один из видов артиллерийских засад был с успехом применен на этом же направлении и 11 июля, когда немецко-фашистское командование в последний раз попыталось прорваться к Курску по долине реки Полевая Снова. Причем в создании огневого мешка участвовали не только легкие пушки, но и дивизион тяжелых 152-мм гаубиц.
Известно, что к 11–12 июля танковые ударные группировки немецко-фашистских войск и на северном и на южном фасах Курского выступа понесли большие потери и не способны решить поставленную перед ними в операции «Цитадель» задачу. С другой стороны, наша противотанковая оборона осталась такой же мощной и устойчивой, как и в начале битвы. Потери быстро восполнялись, ремонтники работали самоотверженно, и к 12 июля артиллерийские плотности на том же Центральном фронте не претерпели сколько-нибудь существенных изменений. Если на 5 июля противотанковых и полковых орудий на каждый километр фронта имелось 18, а дивизионных, корпусных и прочих — до 27, то к 12 июля имелось соответственно по 20 и 22 орудия на километр фронта{37}.
Эти цифры убедительно свидетельствуют о том, что наша противотанковая оборона не только одержала верх над танковым кулаком противника, но была способна, если потребуется, выдержать еще один такой сильный натиск. Между тем сотни фашистских танков и САУ были уничтожены, среди них и тяжелые — «тигры» и «фердинанды», на которые все в фашистском рейхе — от Гудериана до Гитлера — возлагали такие большие надежды. Советская артиллерия разбила эти надежды в пух и прах.
Опыт, приобретенный в борьбе с танками на Курской дуге, мы начали анализировать и обобщать еще задолго до ее окончания. Достаточно сказать, что уже в двадцатых числах июля Штаб артиллерии Красной Армии получил от артиллерийских штабов Центрального и Воронежского фронтов обстоятельные доклады и другие документы с описаниями боевых действий с разных точек зрения — тактической, огневой, технической. В те же дни на обоих фронтах специально созданные комиссии артиллеристов провели испытательные стрельбы по трофейным «тиграм» и «фердинандам» из орудий разных систем и калибров. Эти стрельбы позволили сразу же проверить данные боевого опыта, что-то [109] уточнить, что-то поправить, наметить перспективы развития противотанковой обороны. Новые противотанковые пушки калибра 85 мм и 100 мм (ими вооружались также советские танки и самоходные установки), новые мощные снаряды и прочие технические новшества и усовершенствования, оперативное внедрение новых тактических приемов — все это поставило нашу противотанковую артиллерию на уровень, который помог ей в дальнейшем, до самого конца войны, выигрывать единоборства с вражескими танками и совместно с другими родами войск окончательно сломить некогда грозную бронетанковую силу фашистского вермахта.
Много было еще впереди больших сражений и знаменательных дат, отмечавших тот или иной качественный скачок в развитии и становлении советской артиллерии. Но уже июль сорок третьего с его ожесточенными сражениями на Курской дуге показал, что былые широкие прорывы бронетанковых войск фашистского вермахта ушли в прошлое. Теперь каждый шаг вперед приходилось оплачивать большой кровью и массой разбитых танков и самоходок.
Между тем мы уже у себя в штабе располагали информацией о том, что наши войска готовятся перейти в наступление. По замыслу Ставки, первыми должны были нанести удар объединения, находившиеся пока что довольно далеко от главных боевых событий. Для этой цели предназначались армии Брянского и левого крыла Западного фронтов. Они как бы нависали с севера над дальними тылами орловско-кромской группировки противника, и, чем глубже увязала она в обороне нашего Центрального фронта, чем больше ее танков и самоходных орудий сгорало в ожесточенных боях под Самодуровкой, Понырями и Березовцами, тем более перспективным выглядел внезапный мощный удар по наступающим фашистам с тыла — через Орел.
В этом ударе предстояло участвовать и войскам правого крыла Центрального фронта, то есть тем соединениям, в полосе обороны которых противник до сих пор проявлял активность лишь демонстративно.
На Курской дуге шли еще ожесточенные оборонительные бои, когда мне опять приказали срочно сформировать оперативную группу и вместе с маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым выехать в войска Брянского, а затем и Западного фронтов. Работа предстояла обычная — проверка готовности артиллерии к наступлению, помощь артиллерийским командирам и штабам. Прибыли в 11-ю гвардейскую армию генерала И. X. Баграмяна. На каждом шагу резко бросались [110] в глаза фронтовые перемены, произошедшие за минувшие полгода. Если под Сталинградом, при подготовке контрнаступления, нам, оперативной группе маршала артиллерии Воронова, приходилось работать по 16–20 часов в сутки, то здесь в таком изнуряющем темпе нужды не было. Созданные крупные штабы артиллерийских корпусов, дивизий и бригад работали слаженно, не все, конечно, и не всегда получалось, но это были лишь детали в общей надежной, быстрой, четкой деятельности боевого артиллерийского коллектива. Ударная армия Западного фронта — 11-я гвардейская — отлично подготовила к наступлению свою артиллерию. Командующий артиллерией генерал П. С. Семенов был широко известен в войсках как человек ищущий, новатор, всегда вооруженный какой-нибудь новой и оригинальной артиллерийской идеей. Он хорошо распорядился переданными в его подчинение артиллерийским корпусом из трех дивизий, отдельной пушечной дивизией, артиллерийской зенитной дивизией и несколькими отдельными артиллерийскими минометными и гвардейскими минометными бригадами. Докладывая маршалу артиллерии Н. Н. Воронову о плане артиллерийского наступления (оно было назначено на утро 12 июля), генерал Семенов в заключение заметил: «У нас каждый стрелковый полк будут поддерживать четыре-пять артиллерийских полков. Год назад я мог такое увидеть разве что в фантастическом сне».
Контрнаступление началось, противник, атаковавший оборону Центрального фронта, получил мощный удар во фланг и тыл и, ожесточенно сопротивляясь, стал отходить. 5 августа на северном фасе Курского выступа (теперь уже бывшего выступа) советские войска освободили Орел, а на южном фасе — Белгород. Ударные соединения немецко-фашистских групп армий «Юг» и «Центр» были наголову разгромлены. Советское контрнаступление быстро перерастало в общее наступление на советско-германском фронте — от Великих Лук на севере до Черного моря на юге.
Конец 1943 — начало 1944 года в связи с этой ситуацией для работников Штаба артиллерии Красной Армии были весьма напряженными. Наша опергруппа во главе с Николаем Николаевичем Вороновым ездила с фронта на фронт, из одного артиллерийского штаба в другой. Помимо других дел эти поездки командующего артиллерией Н. Н. Воронова преследовали цель личного контакта с командующими артиллерией различных фронтов и армий. Это была интересная работа, но все же чисто штабная. А мне хотелось в строй. [111]
Освобождение Нарвы
В один из весенних дней 1944 года я докладывал Николаю Николаевичу Воронову о группировке артиллерии по фронтам. В это время зазвонил телефон. Командующий Ленинградским фронтом генерал Л. А. Говоров попросил передать трубку Н. Н. Воронову. Закончив разговор, главный маршал артиллерии встал и долго ходил по комнате, о чем-то сосредоточенно размышляя. Затем спросил меня, какими артиллерийскими средствами РВГК мы располагаем на Ленинградском фронте. Я доложил о всем составе артиллерии фронта. Николай Николаевич снова задумался.